Хорватская партия права

Хорватская партия права
Hrvatska stranka prava
Лидер:	Даниэл Срб
Дата основания:	26 июня 1861 года
Штаб-квартира:	Загреб
Идеология:	национализм, этноцентризм, неоконсерватизм
Интернационал:	Евронат
Гимн:	»Lijepo li je hrvat biti«
Сайт:	[www.hsp.hr/ www.hsp.hr]

К:Политические партии, основанные в 1861 году

Хорва́тская па́ртия пра́ва (хорв. Hrvatska stranka prava, HSP) — политическая партия правой ориентации в Хорватии. Слово «право» в названии связано с идеей о праве хорватов на национальную и этническую самостоятельность, которую поклялись отстаивать её основатели в XIX веке. В настоящее время партия занимает этноцентристскую позицию.

История

Основание и первые годы

Моментом основания партии принято считать 26 июня 1861 года, когда депутаты Анте Старчевич и Эвген Кватерник представили на заседании хорватского Сабора программу, декларирующую наделение Хорватии правами широкой автономии в составе Габсбургской монархии (на тот момент Хорватия была разделена на несколько частей).

В начале октября 1871 года Кватерник и несколько членов ХПП, не соглашаясь с официальной политикой партии, начали восстание в деревне Раковица в Кордуне. Восставшие провозгласили следующие цели:

• Освобождение хорватов от австрийского и венгерского притеснения.
• Провозглашение независимой Хорватии.
• Всеобщее равенство перед Законом.
• Муниципальное самоуправление.
• Упразднение Военной границы и образование свободных жупаний.
• Уважение ко всем религиям.

Восставшие также призывали примкнуть к ним православных сербов, что некоторые из них и сделали, тем не менее восстание было быстро подавлено. Большинство участников, включая Кватерника, были убиты.

В конце XIX века и начале XX партия претерпевала различные изменения, касавшиеся как политической направленности, так и порядка членства. Ключевыми фигурами, такими, как Анте Старчевич, Франьо Супило, Йосип Франк, Фран Фолнегович, Миле Старчевич и другими, создавались различные фракции, которые периодически откалывались от ХПП. Одной из главных отколовшихся фракций стала «Хорватская чистая партия права» (хорв. Hrvatska čista stranka prava), лидеры которой утверждали, что их позиция относительно прав хорватов является наиболее идеологически чистой.

После Первой мировой войны

Партия приветствовала распад Австро-Венгрии, однако выступала против создания Королевства сербов, хорватов и словенцев (в дальнейшем — Королевство Югославия), настаивая на полной независимости Хорватии.

В 1929 году королём Югославии Александром I были запрещены все политические партии, после чего наиболее радикальные члены ХПП ушли в подполье, создав движение усташей во главе с бывшим секретарём партии Анте Павеличем.

Во время Второй мировой войны усташами было создано Независимое государство Хорватия (де-факто — под контролем Третьего рейха и Италии). Также усташи проводили этнические чистки в отношении нехорватского населения государства. Сотрудничество ХПП с усташами нанесло серьёзный удар по репутации партии.

После 1945 года все партии, кроме Коммунистической партии Югославии, были объявлены в Югославии вне закона, включая Хорватскую партию права.

1990-е годы

После падения коммунистической системы в Хорватии в начале 1990-х, Хорватская партия права возобновила свою деятельность, конкурируя с правящей партией — Хорватским демократическим содружеством. После битвы за Вуковар лидеры ХПП были арестованы за «террористическую деятельность» и «воспрепятствованию работе демократически избранного правительства», однако вскоре были освобождены.

Первым лидером партии после возобновления её деятельности стал Анте Параджик — бывший диссидент и один из студенческих лидеров времён Хорватской весны. Во время войны за независимость Параджик был убит, после чего между двумя его заместителями — Доброславом Парагой, так же бывшим диссидентом, и Анто Дапичем — развернулась борьба за лидерство в партии. Проигравший Парага позднее судился за право использования названия партии для создания своей собственной, однако в итоге был вынужден назвать её «Хорватской партией права 1861». Его партия, однако, не смогла получить серьёзной поддержки избирателей.

Заключение 6 мая 1992 года Грацского соглашения между лидером Хорватской республики Герцег-Босна Мате Бобаном и лидером Республики Сербской Радованом Караджичем о перемирии и фактическом начале Хорватско-боснийской войны вызвало далеко не однозначную реакцию в хорватском обществе, как в Республике Босния и Герцеговина, где у ХПП было открыто отделение, так и за её пределами. По сути, конфликт происходил между сторонниками двух правых партий и их боевых крыльев: ХДС (боевое крыло — Хорватский совет обороны) полностью поддерживала своего лидера Мате Бобана, Хорватская партия права (боевое крыло — «Хорватские оборонительные силы» (хорв. »Hrvatske obrambene snage«)) выступала за возможность союза с боснийцами против сербов. Командующий «Хорватскими оборонительными силами» генерал-майор Блаж Кралевич даже успел получить предложение от Алии Изетбеговича войти в Генеральный штаб Армии Республики Босния и Герцеговина. Однако всего через неделю, 9 августа 1992 года кортеж, в котором находился Кралевич, был расстрелян 20 солдатами Хорватского совета обороны на дороге в районе села Крушево южнее Мостара. После убийства командира, «Хорватские оборонительные силы» (среди бойцов которых были как хорваты, так и боснийцы) прекратили своё существование.

Партия в 1990-е годы не пользовалась значительной поддержкой хорватских избирателей. На выборах 1992 года Хорватская партия права получила менее 7 % голосов, что дало ей 5 мест в парламенте Хорватии. В 2000 году ей удалось получить (совместно с Хорватской демократической унией) лишь 2,64 % голосов и 4 места в парламенте.

Настоящее время

Хорватская партия права позиционирует себя, как неоконсервативная. Она выступает за запреты абортов и против разрешения однополых браков.

Долгое время лидером партии являлся Анто Дапич. Его политическая репутация была запятнана после того, как журналистам стало известно о незаконном получении им диплома о высшем образовании на юридическом факультете Сплитского университета. В скандал также оказался вовлечён ближайший помощник Дапича — Борис Кандаре, в своё время преподававший в Сплитском университете на том самом юридическом факультете. Вдобавок к этому, Дапича обвиняли, что его победа на выборах мэра Осиека произошла благодаря подкупу избирательной комиссии. Несмотря на подобные заявления прессы, Дапич продолжал удерживать свой пост. После провала на парламентских выборах 2007 года (из 8 мест, полученных на предыдущих выборах в 2003 году, партии удалось сохранить лишь одно) Дапич объявил о своём уходе, но через несколько недель отозвал своё заявление об отставке.

Современная ХПП оценивает политику НГХ, как справедливое выражение хорватских национальных интересов. Часто партия использует фразы и лозунги времён Независимого государства Хорватия. В 2003 году, однако, партийное руководство пыталось дистанцироваться от политики НГХ в попытке привлечь на сторону партии более умеренных избирателей.

На парламентских выборах 2003 года в союзе с Меджимурской партией, Загорской демократической партией и независимым кандидатом Славеном Летицей Хорватская партия права получила 6,4 процентов голосов, что позволило занять ей и союзникам 8 мест в парламенте из 151.

На парламентских выборах 2007 года партия потерпела поражение, получив лишь 3,5 процента голосов избирателей и сохранив лишь одно место в Саборе. После муниципальных выборов 2009 года, которые так же оказались не особо успешными для партии, в рядах её руководства возник очередной раскол: бывшие заместители председателя партии Ружа Томашич и Перо Ковачевич создали «Хорватскую партию права им. Анте Старчевича».

На состоявшемся 7 ноября 2009 года съезде партии Анто Дапич официально ушёл в отставку. На проведённых выборах из 3 кандидатов победу одержал Даниэл Срб, ставший новым председателем Хорватской партии права.

Ссылки

• [www.hsp.hr/ Hrvatska stranka prava]  (хорв.)
• [www.hcsp.hr/ Hrvatska čista stranka prava]  (хорв.)
• [www.hsp1861.hr/ Hrvatska stranka prava 1861]  (хорв.)
• [www.hsp-ante-starcevic.hr/ Hrvatska stranka prava dr. Ante Starčević]  (хорв.)

Отрывок, характеризующий Хорватская партия права

– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.