Хорват, Дмитрий Леонидович

Дмитрий Леонидович Хорват
Дата рождения	25 июля 1858(1858-07-25)
Место рождения	Кременчуг Полтавская губерния, Российская империя
Дата смерти	16 мая 1937(1937-05-16) (78 лет)
Место смерти	Пекин, Китай
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	армия
Годы службы	1878 − 1920
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1877—1878)
Награды и премии

Дми́трий Леони́дович Хорва́т (25 июля 1858, Кременчуг Полтавской губернии, Российская империя — 16 мая 1937, Пекин) — русский генерал-лейтенант, инженер-путеец по образованию, в разные годы руководил различными участками железных дорог Российской империи, один из лидеров Белого движения на Дальнем Востоке.

Биография

Родился в семье потомственных дворян Херсонской губернии. Отец — мировой судья Леонид Николаевич Хорват — приходился правнуком генералу И. С. Хорвату, стоявшему у истоков Новой Сербии. Мать — баронесса Мария Пилар фон Пильхау — одна из дочерей генерала Карла Пилар фон Пильхау, правнучка генерал-фельдмаршала М. И. Кутузова.

В 1875 году поступил в Николаевское инженерное училище, которое окончил в 1878 году по 1-му разряду и в чине подпоручика получил назначение в Сапёрный лейб-гвардии батальон. Участвовал в русско-турецкой войне 1877−1878 годов, с мая по сентябрь 1878 года он находился на Балканском полуострове в селе Стефано, регулярно совершая командировки по инженерной части для принятия пороха, гальванических (электрических) повозок и т. п. в город Рущук и др.

В октябре 1881 года он сдал приёмные экзамены и поступил в младший класс Николаевской инженерной академии, откуда спустя два года был отчислен по «домашним обстоятельствам», вернулся в свой батальон и занимался преподавательской деятельностью в учебной команде при батальоне.

В марте 1885 года был произведён в чин поручика и в июне был командирован на строительство Закаспийской военной железной дороги, получив назначение на должность чиновника по особым поручениям при заведующем постройкой дороги генерале М. Н. Анненкове. Закаспийская военная железная дорога примечательна тем, что она стала первой в мире железной дорогой, построенной в период 1880−1888 годов, в зоне подвижных песков. Изначально её сооружение предполагалось для стратегических нужд военного ведомства Российской империи, и только с 1899 года дорога перешла в ведение Министерства путей сообщения.

Укладка верхнего строения пути железной дороги производилась двумя железнодорожными батальонами. По мере постройки дороги и открытия станций, все должности по службе движения, тяги и ремонта пути исполняли также служащие этих батальонов: офицеры, унтер-офицеры и рядовые. Для выполнения в кратчайшие сроки всех работ и осуществления эксплуатации рельсового пути людей не хватало, поэтому Хорвату, будучи чиновником по особым поручениям при управляющем постройкой, приходилось выполнять работу и десятника, и путевого мастера, и даже помощника машиниста паровоза.

Благодаря своим природным дарованиям и исключительным служебным качествам быстро двигался по службе, занимал ряд должностей. В 1889 году, когда железнодорожная линия была построена до города Самарканда, назначен начальником дистанции по эксплуатации Самаркандского участка Закаспийской военной железной дороги, в апреле этого же года был произведён в чин штабс-капитана, в 1894 году произведён в чин капитана.

В 1895 году получил назначение в Уссурийский край, на постройку Уссурийской железной дороги, на должность начальника 1-го Уссурийского батальона.

В мае 1898 года произведён в чин полковника. В сентябре 1896 года назначен начальником Южно-Уссурийской железной дороги с оставлением в прежней должности. С апреля 1899 года — и. д. начальника Закаспийской железной дороги. В ноябре 1902 года получил предложение занять пост управляющего строившейся тогда Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). С 1903 года — руководитель строительства, затем вплоть до 27 апреля 1918 года — управляющий КВЖД. Одновременно состоял в распоряжении Министра финансов (как главы ведомства, в ведении которого находилась КВЖД).

Произведён в чин генерал-майора (производство 1904; старшинство 26 ноября 1906 года; за отличие), затем в чин генерал-лейтенанта (производство 6 декабря 1911 года; старшинство 26 ноября 1912 года; за отличие).

После Февральской революции 1917 года — Комиссар Временного правительства на КВЖД.

После октябрьского переворота 1917 года в полосе отчуждения КВЖД по-прежнему царил полный порядок, жизнь каждому была обеспечена, и все жили в сытости и в спокойствии. Люди верили, что, пока там будет Хорват, все будут защищены от всяких бед и напастей. Полоса отчуждения получила тогда наименование «счастливой, благословенной Хорватии», но оказалась она, благодаря распаду в России центральной верховной государственной власти, как бы совершенно самостоятельной, предоставленной своим собственным силам.

Генерал Хорват долго не соглашался на общие уговоры принять на себя тяжкое бремя несения полномочий верховной власти, но в конце концов решился и 10 июля 1918 года объявил себя Временным Правителем впредь до тех пор, пока не будет восстановлена русская национальная верховная государственная власть. В этом высоком звании и на этом ответственном посту он оставался до 13 сентября 1918 года, когда после долгих и тяжёлых переговоров он признал Временное Сибирское правительство (Вологодского), коему он передал свои верховные полномочия, сложив с себя звание Временного Правителя и оставшись Верховным Уполномоченным на Дальнем Востоке, с подчинением ему всех войск и военных флотилий Дальнего Востока. На этом посту он продолжал оставаться и тогда, когда Сибирское Правительство передало, в свою очередь, свои полномочия образовавшемуся в городе Уфе Временному Всероссийскому Правительству («Уфимской директории»), а равно и тогда, когда означенное Правительство пало, и вся полнота государственной власти перешла к Верховному Правителю — адмиралу А. В. Колчаку.

31 августа 1919 года генерал Хорват возвратился из своей резиденции как Верховного Уполномоченного Российского Правительства на Дальнем Востоке во Владивостоке, в Харбин. Там он оставался во главе управления огромной территорией полосы отчуждения железной дороги до тех пор, пока не появилась «нота Карахана», в которой большевистская власть отказывалась безвозмездно от каких бы то ни было русских прав на КВЖД.

Эмиграция

После «ноты Карахана» совершенно отошёл от дел дороги и уехал в 1920 году в Пекин. Занимался политической и общественной деятельностью. С 1921 по 1924 год — советник общества КВЖД в Пекине. С 1924 года — председатель отдела Русского общевоинского союза (РОВС) в Китае. Оставался там до своей смерти, являясь официально признанным главой русской эмиграции на Дальнем Востоке. Неустанно работая по ограждению прав эмиграции и по устройству её благополучия, генерал Хорват, благодаря своему авторитету и всему своему прошлому, во многом смог помочь своим соотечественникам.

Похоронен у одной из стен храма Мучеников в Пекинской духовной миссии.

Семья

Супруга — Камилла Альбертовна Бенуа (1879−04.07.1959, Ванкувер) — дочь архитектора Альберта Бенуа

Дети: сын — Дмитрий Дмитриевич Хорват, жена — Ольга Олеговна (ур. Исаева); дочь — Евдокия Дмитриевна Вильямс.

Воинские звания

• В службу вступил (01.09.1875)
• Подпрапорщик (16.04.1878)
• Прапорщик (11.05.1879)
• Поручик (24.03.1885)
• Штабс-капитан (06.04.1889)
• Капитан (30.08.1894)
• Полковник (17.05.1896)
• Генерал-майор (26.11.1906)
• Генерал-лейтенант (26.11.1912)

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й степени (1889)
• Орден Святой Анны 3-й степени (1893)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1895)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1899)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1902)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1905)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1905)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1910)
• Орден Белого орла (1915)

иностранные:

• Бухарский Орден Благородной Бухары золотая звезда 2 степени (1892)
• Тунисский Нишан Ифтикар офицерский крест (1897)
• Прусский Орден Короны 2 ст. (1900)
• Бухарский Орден Благородной Бухары золотая звезда 1 степени (1901)

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=736 Хорват, Дмитрий Леонидович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• Буркова В. Хорват Дмитрий Леонидович − первый начальник дороги // Газета «Дальневосточная магистраль» — №№ [www.gudok.ru/zdr/171/?ID=591177 32 (от 17.08.2007.)]; [www.gudok.ru/zdr/171/?ID=591180 33 (от 24.08.2007.)]; [www.gudok.ru/zdr/171/?ID=591270 34 (от 31.08.2007.)].
• [www.fondiv.ru/articles/3/191/ Фонд имперского возрождения. проф. Н.Аблова "Дмитрий Леонидович Хорват из истории российской эмиграции в Китае].
• [asiapacific.narod.ru/countries/china/n_e_ablova/2.1.htm сайт «Азиатская библиотека» статья «История КВЖД и российской эмиграции в Китае(первая половина XX века)»].
• [www.encycl.chita.ru/encycl/person/?id=5125 Перминов В.В. Хорват Д. Л. // Сайт «Энциклопедия Забайкалья» (www.encycl.chita.ru) (Проверено 12 июня 2013)]
• [dobrovoletz.narod.ru/Horvat.htm Глухарёв В. Памяти ген. Д. Л. Хорвата // «Часовой». Орган связи русского воинства и национального движения за рубежом — Брюссель, 5 июля 1937. — № 193. — С. 20.]

Отрывок, характеризующий Хорват, Дмитрий Леонидович

Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.