Хорд аф Сегерстад, Карл

Карл Адам Нильс Габриэль Хорд аф Сегерстад
Karl Adam Nils Gabriel Hård af Segerstad
Основные сведения
Дата рождения	28 января 1873(1873-01-28)
Место рождения	Гельсингфорс, ВКФ
Дата смерти	22 октября 1931(1931-10-22) (58 лет)
Место смерти	Хельсинки, Финляндия
Работы и достижения
Учёба:	Гельсингфорсское политехническое училище
Работал в городах	Гельсингфорс, Выборг
Архитектурный стиль	северный модерн

Карл Адам Нильс Габриэль Хорд аф Сегерстад (швед. Karl Adam Nils Gabriel Hård af Segerstad, в русских источниках также Сегерштад, Сегерштадт, Зегерстад; 1873, Гельсингфорс — 1931, Хельсинки) — финский архитектор шведского происхождения, видный представитель модерна.

Биография

Родился в семье шведского предпринимателя Адама Хорда аф Сегерстада, переселившегося в начале 1870-х годов в Великое княжество Финляндское. Когда предприятие отца разорилось, Карл Хорд аф Сегерстад работал некоторое время на судне в Балтийском море.

В 1891 году поступил, а в 1895 году окончил архитектурное отделение Политехнического училища в Гельсингфорсе. В студенческие годы проходил практику в различных архитектурных бюро, а в 1896 году получил финляндское гражданство и открыл архитектурное бюро (в течение двух лет работал вместе с однокурсником Бертелем Юнгом, а затем, до 1901 года — самостоятельно). Совершенствовал архитектурное мастерство в качестве стипендиата в поездках по Нидерландам, Франции, Германии, Австрии, Италии. Продолжительное пребывание в таких городах, как Мюнхен и Нюрнберг, в эпоху расцвета югендстиля, оказало большое влияние на творчество архитектора, ориентировавшегося на шведских и немецких представителей модерна. Одним из первых стал использовать мыльный камень при отделке фасадов зданий в Финляндии.

В 1901 году, получив от предпринимателя В.Говинга заказ на строительство в Выборге доходного дома с книжным магазином, переехал из Гельсингфорса, поступив на должность помощника архитектора в Выборгской губернской строительной конторе. В 1907 году вернулся, заняв вновь учреждённую должность городского архитектора Гельсингфорса. Должностной оклад был невелик, и помимо Хорда аф Сегерстада на эту должность был только один претендент. Будучи сторонником скандинавизма и членом Шведской народной партии, события гражданской войны в Финляндии в 1918 году пережил в Швеции. Хельсинкским городским архитектором работал до 1921 года, а с 1919 до конца жизни занимал должность секретаря казённой палаты Хельсинки, поддерживал применение при строительстве долговечных материалов (например, черепичной кровли).

Выполнил множество проектов зданий общественного назначения (в том числе пожарные депо, школы, библиотеки, другие учреждения, рынки), а также жилых домов и предприятий в Хельсинки. В Выборге важное градостроительное значение имеет здание выборгского рынка, на которое ориентирована главная улица города.

По характеру Хорд аф Сегерстад был замкнутым, никогда не размещал информации о своих проектах в специальной литературе и нечасто упоминался при жизни, несмотря на большое количество осуществлённых проектов в столице. В некрологе 1931 года Бертель Юнг отозвался о нём как о профессионале, чей самоотверженный труд на благо Хельсинки не получил должной оценки.

Семья и увлечения

Отец — шведский предприниматель Адам Хорд аф Сегерстад (1822–1897), мать — Анна Гюлленберг (1846–1939), представители знатных шведских родов. С 1898 года был женат на Марии Ландтман, имел трёх детей.

Увлекался парусным спортом, состоял членом Нюландского яхт-клуба.

Постройки

• Bulevardi 30.jpg

  Здание компании «Фалькен» (Хельсинки, 1898 год)

• Nylands Nations hus.jpg

  Здание Нюландского студенческого общества (Хельсинки, 1898 год)

• Выборг (16).JPG

  Постамент памятника Торгильсу Кнутссону (Выборг, 1908 год)

• Kallion kirjasto 2008.jpg

  Библиотека (Хельсинки, 1909 год)

• Hakaniemi market hall.jpg

  Рынок Хаканиеми (Хельсинки, 1912 год)

• Svenska litteratursällskapet hus (Helsinki) - DSC05344.JPG

  Школа, последний проект архитектора (Хельсинки, 1925 год)

Литература

• Неувонен П., Пёюхья Т., Мустонен Т. Выборг. Архитектурный путеводитель / Пер. Л. Кудрявцевой. — 2-е изд. — Выборг: «СН», 2008. — 160 с. — ISBN 5-900096-06-8.
• Кепп Е.Е. Выборг. Художественные достопримечательности / Ред. О.В. Казаков. — Выборг: «Фантакт», 1992. — 200 с.
• Мусин М., Рупасов А. Виипури (Выборг). 1940 год. — Выборг: «Выборгская типография», 2009. — 206 с.

Отрывок, характеризующий Хорд аф Сегерстад, Карл

К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.