Хорикоси, Дзиро

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дзиро Хорикоси
堀越 二郎
Род деятельности:

Самолётостроение

Дата рождения:

22 июня 1903(1903-06-22)

Место рождения:

пос. Фудзиока, преф. Гумма, Япония

Дата смерти:

11 января 1982(1982-01-11) (78 лет)

Дзиро Хорикоси (яп. 堀越 二郎 Хорикоси Дзиро:?, 22 июня 1903 — 11 января 1982) — японский авиаконструктор. Наиболее известен как конструктор «A6M Зеро», очень удачного истребителя времён Второй мировой войны.





Биография

Дзиро Хорикоси родился в 1903 году в посёлке Фудзиока префектуры Гумма (в настоящее время этот посёлок имеет статус города). Учился в Фудзиокской средней школе (в настоящее время Старшая школа Фудзиока префектуры Гумма[ja]). В школьные годы заинтересовался авиастроением, читая газетные репортажи о воздушных боях Первой мировой войны в Европе. Впоследствии Хорикоси поступил на технологический факультет Токийского университета по направлению авиационной инженерии, отучившись сначала в Первой старшей школе[ja] при этом университете. Его товарищами по университетской учёбе были такие известные впоследствии японские авиаконструкторы как Хидэмаса Кимура[ja] и Такэо Дои[en].

Завершив университетское образование, Хорикоси в 1926 году устроился инженером в подразделение компании «Мицубиси», занимавшееся двигателями внутреннего сгорания (в настоящее время Mitsubishi Heavy Industries). Компания владела самолётостроительным заводом в Нагое, куда и попал Хорикоси. Первый его большой проект назывался «прототип 7»[п 1] и представлял собой истребитель-моноплан для флотской авиации (у армии авиация была своя, от флота независимая). Японцы традиционно строили несколько прототипов силами инженерных групп разных авиастроительных фирм и потом выбирали из них лучший. «Прототип 7» не пошёл в производство: хотя его конструкция была весьма передовой, её отвергли из-за проблем с управляемостью и передним обзором[1]. К тому же оба тестовых экземпляра, сконструированых командой Хорикоси, разбились при испытаниях[2]. Однако несмотря на неудачу, Хорикоси приобрёл большой опыт, который использовал в следующих своих разработках.

Новый проект Хорикоси назывался «прототип 9» и представлял собой лёгкий палубный истребитель-моноплан. На этот раз Хорикоси завершил проект успешно: в 1936 году самолёт поступил в серийное производство и получил наименование «A5M» или «Палубный истребитель тип 96». Он отличался высокой скоростью и манёвренностью, конструктивно являясь «предком» истребителя «A6M Зеро».

В 1937 году Хорикоси начал работать над «прототипом 12», который был запущен в производство в 1940 году и впоследствии был назван американцами «A6M Зеро». Как и «A5M», «Зеро» был палубным истребителем-монопланом. До 1942 года «Зеро» далеко превосходил самолёты стран антигитлеровской коалиции по манёвренности, скорости и дальности полёта, и до конца Второй мировой войны оставался основой японской флотской авиации.

После завершения работы над «Зеро» Хорикоси получил новое задание и начал разработку истребителя-перехватчика для ПВО Японии. Проект пошёл в серийное производство, получив название «J2M Райдэн», но особенного успеха в борьбе против американской авиации с её «летающими крепостями» B-29 не продемонстрировал.

Начиная с 1942 года «Мицубиси» стала разрабатывать проект самолёта для замены «A6M Зеро», и во главе проекта снова поставили Хорикоси. Однако его группа не успела закончить работы до конца войны, и новый истребитель «A7M Рэппу» остался только в виде нескольких опытных образцов[3].

После войны Хорикоси вместе с Хидэмасой Кимурой участвовал в конструировании пассажирского лайнера YS-11. Уволившись из «Мицубиси», он с 1963 по 1965 год читал лекции в Институте астронавтики[en], с 1965 по 1969 год преподавал в Академии обороны[en], с 1972 по 1973 — на инженерно-строительном факультете университета Нихон[en]. Хорикоси написал несколько книг об истребителе Зеро, как один, так и в соавторстве с историком Масатакэ Окумией[en][4].

Упоминания в популярной культуре

20 июля 2013 года в Японии «Студия Гибли» выпустила полнометражный аниме-фильм «Ветер крепчает», в основу сюжета которого легли события из жизни Дзиро Хорикоси.

Напишите отзыв о статье "Хорикоси, Дзиро"

Примечания

  1. Robert Mikesh, Shorzoe Abe. Japanese Aircraft 1910–1941. — London: Putnam Aeronautical Books, 1990. — С. 170. — ISBN 0-85177-840-2.
  2. William Green, Gordon Swanborough. The Complete Book of Fighters. — New York: Smithmark, 1994. — С. 407. — ISBN 0-8317-3939-8.
  3. Walter J. Boyne. Air Warfare: An International Encyclopedia. — ABC-CLIO, 2002. — Т. 1. — С. 309. — 771 с. — ISBN 9781576073452.
  4. [ci.nii.ac.jp/author/DA04518601 CiNii Books 著者 - 堀越, 二郎] (яп.). Проверено 24 января 2013. [www.webcitation.org/6EDPgBcXB Архивировано из первоисточника 6 февраля 2013].

Комментарии

  1. Прототип назывался по году эры императорского правления: 1932 — 7-й год эры Сёва

Отрывок, характеризующий Хорикоси, Дзиро



В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.