Хорово имя

Хорово имя в иероглифах

Хо́рово и́мя — одно из пяти имен в царском титуле Древнего Египта, старейшее из всех.

История и значение имени

В додинастическом и раннединастическом периоде, вплоть до IV династии, хорово имя было единственным именем царя (фараона). Многие из первых египетских фараонов известны только под этим именем. Это имя было частью религиозной веры в правителя как земного образа небесного бога Хора (Гора), символ которого — сокол. Начиная с конца Древнего царства фараон связывается с мифом об Осирисе.

По меньшей мере один египетский правитель из Второй Династии — Сет-Перибсен, использовал вместо Хора изображение бога Сета. Ему последовал Хасехемуи, который поместил оба символа (Сета и Хора) выше начертания своего имени. После того образ Хора всегда появлялся рядом с именем фараона.

Со времени Ментухотепа II значение этого имени ослабевает, и в официальных надписях теперь преимущественно употребляется тронное имя. Хорово имя просуществовало до Антонина Пия (138—161 годы н. э.) включительно.

Написание

Пишется имя фараона в серехе — прямоугольнике, на котором восседает сокол. Нижняя часть прямоугольника декорирована как фасад царского дворца («фасад дворца»), верхняя часть символизирует двор или дом, а на свободной площади между ними стоит имя властителя. Наименование «хорово имя» производится от сидящего на серехе сокола Хора.

Ссылки

• Jürgen von Beckerath: Handbuch der ägyptischen Königsnamen. Münchner Ägyptologische Studien. Bd. 49. Philipp von Zabern, Mainz 1999, ISBN 3-8053-2591-6
• Hans Bonnet: Horusname, in: Lexikon der ägyptischen Religionsgeschichte, Hamburg 2000 ISBN 3-937872-08-6 S. 316f.
• [www.digitalegypt.ucl.ac.uk/ideology/kingname/horus.html The Horus name (University College London), 2001]

Отрывок, характеризующий Хорово имя

Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.