Хорс

О харьковской монархической организации см. ХОРС

Хорс (др.-рус. Хърсъ) — в древнерусской языческой мифологии бог солнца.

Этимология имени

Согласно наиболее распространённой версии, имя Хорса происходит из иранских языков — ср. авест. hvarə xšaētəm, пехл. xvaršêt, перс. xuršēt‎ «сияющее солнце», осет. хур «солнце». По мнению М. Фасмера, данная этимология «не лишена фонетических трудностей». Некоторые современные исследователи предлагают исконно-славянскую этимологию.

Б. А. Рыбаков связывает происхождение Хорса с древнескифским (сколотским) периодом, тогда как В. В. Седов ограничивает иранское (скифо-сарматское) влияние на антов периодом черняховской культуры (II—IV века).

По данным источников

По сообщению Повести временных лет, год 980, князь Владимир I Святославич «постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна… и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь», однако уже Синопсис Хорса в числе богов, чтимых Владимиром, не упоминает.

Хорс упоминается и в других памятниках, например, в «Хождении Богородицы по мукам» говорится, что люди «богы прозваша солнце и месяц, землю и воду… Трояна, Хърса, Велеса, Перуна на богы обратиша»

Хорс упоминается в одной из редакций «Беседы трёх святителей». В одном из фрагментов этой беседы Василий Великий отвечает:

Есть два громовых ангела: эллинский старец Перун и Хорс-жидовин — вот два ангела молнии. Оригинальный текст (древнерусск.)   Два ангела громная есть, елленскій старецъ Перунъ и Хорсъ жидовинъ, два еста ангела молніина.

Упоминание здесь «Хорса-жидовина» (то есть еврея, иудея) дало повод для спекуляций на тему заимствования этого божества у хазарского гарнизона в Киеве, предположительно состоявшего из ираноязычной хорезмийской гвардии, поскольку правящая верхушка Хазарского каганата исповедовала иудаизм, эллинами же на Древней Руси называли язычников. По мнению Б. А. Успенского, поддержанному М. А. Васильевым, языческие религии разных народов не различались в глазах русских книжников, они полагали наличие единой языческой, неправославной культуры. «Национальная принадлежность» божеств в этом отрывке была объяснена В. Й. Мансиккой: в греческом оригинале текста Перуну соответствует Аполлон (греческое, «эллинское» божество), а Хорсу — Нахор, ветхозаветный, «иудейский» персонаж.

Неясно то, является ли связь в данном отрывке Перуна и Хорса с функциями грома и молнии чисто случайной, или осмысленной переводчиком. М. А. Васильев полагает, что связь не случайна — связь Перуна с громом и молниями всем известна, а добавление Хорса, которого он считает богом солнца, может объясняться тем, что солнце в Древней Руси по некоторым данным считалось источником молний.

В «Слове о полку Игореве» говорится, что Всеслав Брячиславич «въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше». Первые издатели не поняли этого места, оставив «Хръсови» без перевода («по ночам как волк рыскал из Киева и до Тмуторокани»), затем В. А. Жуковский перевел его как Херсон, а Д. Н. Дубенский — как Хазария или Корсунь. П. Г. Бутков предположил, что «Хръсови» поставлено по ошибке переписчиков вместо «Днѣпрови», не допуская ещё, что речь идет о Хорсе, бывшем, по его мнению, «славянским Фебом». Наконец, в 1840 г. анализ фонетических, этимологических характеристик слова «Хърсъ» в сочетании с сопоставлением аналогичных мотивов в фольклоре других народов привели П. И. Прейса к выводу о том, что во фразе «великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше» слово «Хорс» может «значить только: солнце. Прежде нежели оно успело подняться, прежде нежели петухи начали петь, Всеслав уже был в Тмутаракани». При этом, по мнению Прейса, в Слове «Хорс есть не просто солнце, но лицо мифологическое», и подобная идея «очень обыкновенна в понятиях народов арийских» По мнению российского религиоведа А. А. Бескова, версия о солнечной природе Хорса держится, фактически, лишь на его иранской этимологии. Исследователь реконструирует обширный пласт древней восточнославянской мифологии, в котором сопряжены солярный, лунарный, близнечный культы, а также культы коня, волка, свадебная обрядность. С его точки зрения, Хорс и Дажьбог могли быть божественными близнецами, подобно древнеиндийским Ашвинам или древнегреческим Диоскурам, из которых один мог соотноситься с солнцем, а второй с луной..

Идолы и храмы

Идол Хорса, установленный Владимиром Святославичем в Киеве, был деревянный. Как полагает Б. А. Рыбаков, идол находился в нише по правую руку от идола Перуна, рядом с Даждьбогом.

Немец Вундерер, путешествовавший по Руси в 1589—1590 годах, описал идола Корса близ Пскова :

Перед городом (Псковом) мы видели двух идолов, которые были издревле поставлены жрецами и которым они поклоняются. Именно, Услада, каменное изображение, которое держит в руке крест, и Корса, который стоит на змее, имея в одной руке меч, а в другой — огненный луч.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Считается, что в этом описании имена идолов вымышлены. Идентификация Хорса со вторым идолом-змееборцем весьма затруднительна, так как обычно в образе громовика-змееборца выступает Перун. Вместе с тем, возможно идентифицировать Хорса с другим идолом, имеющим в качестве атрибута крест. Историкам удалось обнаружить фрагмент идола с крестом. Он, действительно, каменный, а в правой руке божества, прижатой к груди, изображен крест, похожий на христианский. При возможном влиянии христианства, исследователи допускают, что символ креста имеет языческое объяснение — символ света. Такой псковский пантеон X века вполне согласуется с пантеоном Владимира, где первые места занимали Перун и Хорс.

Имя Хорса в топонимике

С. И. Котков установил, что в гидронимии Новгород-Северской области XVII—XVIII веков существовали Хорсово болото и овраг Хорсов.

Как указывает А. А. Бесков, в Боровском районе Харьковской области недалеко от села Гороховатка существовала деревня Хорсивка, ныне скрытая водами Червонооскольского водохранилища. Что важно, среди жителей деревни были носители фамилии Хорс.

Бог Хорс в искусстве

В романе Юрия Никитина «Артания» главный герой ищет осколки меча бога Хорса.

В стихотворении Велимира Хлебникова «Жизнь» есть такие строки:

Он умер, подымая бивни,
Опять на небе виден Хорс.
Его живого знали ливни —
Теперь он глыба, он замёрз.

Ссылки

• [myths.kulichki.ru/enc/item/f00/s37/a003769.shtml Хорс] // Мифологический словарь
• [feb-web.ru/feb/slovoSS/SS-abc/ss6/ss6-1291.htm Хорс] // Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Вып. 6. Т-Я и дополнения. М., 1984.
• Васильев М. А. [history.machaon.ru/all/number_10/analiti4/paganism/part4/index.html Особенности формирования и развития восточнославянского язычества. Часть 4] // Международный исторический журнал «Махаон». 2000. № 10.
• [malib.ru/ishutin_gods/7/f/ Хорс] // Ишутин А. А. Восточнославянские боги и их имена.
• [www.blagoverie.org/world/heritage/Russia/Russians/Iranian%20Gods.phtml Иранские боги в киевском пантеоне]

Отрывок, характеризующий Хорс

Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.