Хортон, Макс Кеннеди

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Макс Хортон
Max Kennedy Horton

Коммандер Хортон. Официальный снимок по случаю награждения орденом Св. Георгия, 1915
Дата рождения

29 ноября 1883(1883-11-29)

Дата смерти

30 июля 1951(1951-07-30) (67 лет)

Принадлежность

Великобритания

Род войск

Королевский военно-морской флот Великобритании

Годы службы

18981945

Звание

Адмирал

Командовал

E9 (19141918),
подводные лодки Великобритании (19401942),
Западные подходы (1942-1945)

Сражения/войны

Первая мировая война

Вторая мировая война

Награды и премии

Сэр Макс Кеннеди Хортон (англ. Max Kennedy Horton, 29 ноября 188330 июля 1951) — британский адмирал, подводник, в Первую мировую войну командир подводной лодки E9, во Вторую Мировую — командовал подводными силами Великобритании, затем занимал должность командующего Западными подходами.

По традиции британских морских семей, поступил на флот в юном возрасте: 15 сентября 1898 года, в качестве кадета на HMS Britannia (Дартмут). В 1903 году получил первое офицерское звание сублейтенанта.[1]





Первая мировая война

К началу войны был командиром лодки E9 в звании лейтенант-коммандера. 13 сентября 1914 обнаружил и потопил бронепалубный крейсер «Хела». Потопление имело большой общественный резонанс. Через две недели потопил эсминец S116. За эти победы был награждён орденом «За выдающиеся заслуги». Тогда же начал традицию британских подводников поднимать при возвращении в базу Весёлый Роджер в честь победы.

В числе 3 других лодок отправлен на Балтику, куда прибыл, прорвав оборону Датских проливов. 31 декабря 1914 года произведён в коммандеры. Кампанию начал в январе 1915. Действовал против транспортов, перевозящих железную руду и германских боевых кораблей. Потопил эсминец. В июле 1915 повредил броненосный крейсер нем. Prinz Adalbert. За это русский царь наградил его орденом Святого Георгия IV степени. До прихода лейтенант-коммандера Кроми исполнял обязанности командующего флотилии английских лодок на Балтике, затем отозван в Англию.[2]

В 1917 году получил первую планку к ордену «За выдающиеся заслуги». Закончил войну, служа на Северном море.

Межвоенный период

Командовал легким крейсером HMS Conquest (1922−1924), затем линкором HMS Resolution (1930).[3] В 1920 году получил вторую планку к ордену «За выдающиеся заслуги». В 19261928 годах помощник директора Адмиралтейства по мобилизации. 17 октября 1932 произведён в контр-адмиралы, держал флаг на линкоре HMS Malaya. В 19331935 годах командир 2-й линейной эскадры. С 1935 года командир 1-й крейсерской эскадры, держал флаг на тяжёлом крейсере HMS London. В 1937 году произведен в вице-адмиралы, командующий Резервным флотом.

Вторая мировая война

Немедленно с началом войны вызвался, и был направлен, для службы в море. В 19391940 годах командующий Северного патруля — соединения, отвечавшего за блокаду Северного моря по линии НорвегияШетландские островаФарерские островаИсландия.

В январе 1940 года принял командование подводными лодками метрополии, со штабом в Абердуре, Шотландия, хотя эта должность была ему низка по рангу. Назначение было вызвано правилом, по которому командующим подводных сил мог быть только офицер, бывший подводником в Первую мировую войну. По утверждению биографа, это свежее правило было введено специально с прицелом на Хортона.[4] Вскоре он перенёс штаб в северные пригороды Лондона. Под его командованием лодки патрулировали Скагеррак и немецкое побережье, в попытке перехватить вторжение немцев в Норвегию. Когда участились выходы немецких лодок в Атлантику, подводники перенацелились на них.[5] 9 января 1941 года он получил звание адмирала.

17 ноября 1942 года Хортон был назначен главнокомандующим Западными подходами. Очевидно, в самые тяжёлые месяцы битвы за Атлантику Кабинет решил, что бороться с подводниками должен подводник, причём известнейший. При нём конвоям начали придавать так называемые группы поддержки, не связанные ордером: по существу, противолодочные поисково-ударные группы. Имея больше свободы маневра, они могли проверять возможные контакты и преследовать обнаруженные лодки. Надо напомнить, что такая мера стала возможна с увеличением числа противолодочных кораблей. Ещё в 1941 году она была бы просто неосуществима.[6] Хортон, как и его предшественник, сэр Перси Нобл, считается одним из творцов победы над немецкими подводными лодками.

В 1945 году он по собственному желанию вышел в отставку. В рапорте он указал причину: «чтобы дать дорогу молодым офицерам». Уже в отставке был награждён Большим крестом ордена Бани и церемониальной должностью герольда Ордена (англ. King of Arms of the Order of the Bath).

Во время Второй мировой войны вооружённый траулер Королевского флота носил имя HMS Commander Horton.

Награды

Напишите отзыв о статье "Хортон, Макс Кеннеди"

Примечания

  1. Соответствует младшему лейтенанту
  2. British Submarines of World War I,... p.26.
  3. [uboat.net/allies/personnel/horton.htm Admiral Sir Max Kennedy Horton, RN]
  4. См. Chalmers, W.C. Max Horton…
  5. British Submarines 1939−1945,... p. 21.
  6. To Die Gallantly,... p. 96−102

Ссылки

[uboat.net/allies/personnel/horton.htm Admiral Sir Max Kennedy Horton, RN на uboat.net]

Литература

  • Chalmers, William Scott. Max Horton and the western approaches; a biography of Admiral Sir Max Kennedy Horton. London, Hodder & Stoughton, 1954.
  • Innes McCartney. British Submarines of World War I. Osprey Publishing, Oxford-New York, 2008, ISBN 978-1-84603-334-6
  • Innes McCartney. British Submarines 1939−1945. Osprey Pub., Oxford-New York, 2006. ISBN 1-84603-007-2
  • To Die Gallantly: the Battle of the Atlantic. T. J. Runyan, J. M. Copes, ed. Westview Press, 1995. ISBN 0-8133-2332-0

Отрывок, характеризующий Хортон, Макс Кеннеди

– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.