Видела, Хорхе Рафаэль

Хорхе Видела Jorge Rafael Videla Redondo
43-й президент Аргентины
29 марта 1976 — 29 марта 1981
Предшественник:	Исабель Перон
Преемник:	Роберто Виола
Рождение:	Мерседес, Аргентина
Смерть:	Буэнос-Айрес, Аргентина
Отец:	Рафаэль Эухенио Видела (1888-1952)
Мать:	Мария Ольга Редондо Охеа (1897-1987)
Супруга:	Алисия Ракель Хартридж Лакосте
Дети:	сыновья: Хорхе Орасио, Алехандро, Рафаэль Патрисио, Фернандо Габриэль и Педро Игнасио дочери: Мария Кристина и Мария Исабель
Образование:	Национальный военный колледж
Профессия:	военный
Военная служба
Годы службы:	1944—1985
Принадлежность:	Аргентина Аргентина
Звание:	Генерал-лейтенант
Командовал:	Вооружёнными силами Аргентины
Автограф:
Награды:

Хо́рхе Рафаэ́ль Виде́ла Редо́ндо (исп. Jorge Rafael Videla Redondo; 2 августа 1925, Мерседес, пригород Буэнос-Айреса — 17 мая 2013, Буэнос-Айрес) — аргентинский военный и государственный деятель, профессиональный военный, правитель («президент де-факто») Аргентины (1976—1981). Был привлечён к уголовной ответственности и приговорён к различным срокам тюремного заключения за преступления, совершённые военной хунтой в 1970—1980-х гг.

Биография

Армейская карьера

Хорхе Видела родился в столичном пригороде Мерседес в семье военнослужащего, третьим из пяти сыновей. В 1944 году окончил Национальный военный колледж, в 1952—1954 годах учился в штабном училище. В 1955 году участвовал в перевороте, свергнувшем президента Х. Перона. В 1958—1960 годах работал в министерстве обороны, в в 1960—1962 годах глава Военной академии. В 1971 году стал бригадным генералом и директором Национального военного колледжа, а в 1973 году был назначен начальником генерального штаба сухопутных войск.

В ноябре 1970 года руководит подавлением волнений в Тукумане. 27 августа 1975 года президент Исабель Перон назначила его главнокомандующим сухопутными войсками. В том же году Хорхе Видела возглавил военную кампанию против Народно-революционной армии (ERP) в провинции Тукуман, в результате которой погибли сотни марксистских партизан.

В результате переворота 24 марта 1976 года, когда была свергнута президент Исабель Перон, вдова Х. Перона, возглавил военную хунту, в которую вместе с Виделой вошли адмирал Эмилио Эдуардо Массера и бригадный генерал Орландо Рамон Агости (командующий ВВС). Через два дня Видела был назначен президентом.

Террор

Придя к власти, военная хунта распустила Национальный конгресс, ввела цензуру, запретила профсоюзы, а государственное и муниципальное управление перешло под контроль военных. Военные объявили о начале «Процесса национальной реорганизации».

В стране установился режим террора; от 8960 (официальная статистика хунты) до 30 000 (оценки правозащитных организаций) человек пропало без вести. «Эскадроны смерти» (Аргентинский антикоммунистический альянс, 601-й разведывательный батальон и др.) по ночам похищали диссидентов или людей, подозреваемых в оппозиционной деятельности, и увозили их в неизвестном направлении, где их пытали и убивали. Солдаты заживо сбрасывали людей с вертолётов и самолётов в море и заливали бетоном женщин и подростков.

Экономическая политика

Всеми экономическими вопросами при хунте ведал министр экономики Хосе Мартинес де Ос. Теоретической основой программы новых реформ была теория laissez-faire – свободного рынка и невмешательства государства в экономку, а также идеи чикагской экономической школы, в частности, монетаризм Милтона Фридмана. Программа экономических преобразований Мартинеса де Оса включала в себя:

1. Либерализация экономики, приватизация большинства государственных предприятий.

2. Либерализация трудового законодательства, а также закрытие профсоюзов.

3. Снижение государственных расходов с целью уменьшения государственного долга.

4. Снятие таможенных ограничений для более активного привлечения иностранного капитала.

5. Борьба с инфляцией.

6. Опора на поддержку кредитных рынков и крупных финансовых структур.

7. Переориентация экономики страны на экспорт (в частности, сельскохозяйственного производства) с целью усилить конкурентоспособность отечественных предприятий.

8. Установление налога на стоимость при отмене налога на наследство.

9. Освобождение цен.

С 1976 по 1981 гг. в стране активно проводились вышеозначенные реформы. Несмотря на ряд трудностей, в целом, удалось достичь определённого успеха. Так, инфляция с 1975 по 1980 гг. упала в 2 раза, объём торгового экспорта вырос с 1975 по 1981 гг. в 2,7 раза. Рост ВВП в те годы не был высок – в среднем, в районе 1-3%, тем не менее, это были довольно спокойные годы. Всего 9% населения страны жило за чертой бедности, а безработица составляла лишь 4,2%. Импорт в страну увеличился за эти же годы в 3 раза. Инвестиции в бизнес только за период 1976-1977 гг. выросли на 25%, что говорило о выполнении главной цели реформ – либерализации экономики Аргентины и выход её на мировые рынки. Денежная политика также была, в целом, успешной – песо стало валютой с высокой покупательной способностью, недаром в этот период песо называли «сладкие деньги» – «plata dulce». Несмотря на некоторый рост социального неравенства, в целом, покупательная способность населения увеличилась, следовательно, увеличился уровень жизни (по крайней мере, для среднего класса).

Однако мировой экономический кризис 1981-1983 гг. больно ударил по экономике страны, что привело к банкротству ряда предприятий, увеличил инфляцию и безработицу. Непосредственно вины аргентинского режима в этом не было – кризис коснулся в ту пору всех стран с капиталистической экономикой. Тем не менее, Хосе Мартинес де Ос ушёл в отставку, а количество демонстраций против военного режима в некоторой степени возросло.

Внешняя политика

Внешняя политика Виделы также была недальновидной. В 1977—1978 гг. Аргентина оказалась на грани войны с Чили из-за нескольких островов в проливе Бигля (пограничный конфликт был урегулирован при посредничестве Папы Римского). Администрация Картера в США подвергла Виделу резкой критике из-за нарушений прав человека, хотя первоначально США относились к его режиму благожелательно.

В июне 1980 года Видела совершил визит в Китай.

В результате напряжённых отношений между тремя родами войск 29 марта 1981 года был отстранён от должности и заменён на посту президента начальником штаба армии генералом Роберто Эдуардо Виола.

Судебные процессы

Позднее, после восстановления демократии, в 1983 году привлечён к суду.

В 1985 году аргентинский суд приговорил Виделу к пожизненному заключению за нарушения прав человека в годы его правления, но в 1990 году президент Аргентины Карлос Менем помиловал бывшего правителя. В июне 1998 года Видела был арестован по обвинению в похищении детей политических противников и незаконном усыновлении их военными. В декабре того же года Швейцария выдала ордер на его арест по делу об исчезновении в 1977 году в Аргентине швейцарского и чилийского гражданина Алексиса Жаккара.

В 2003 году прокуратура Нюрнберга (Германия) выдала ордер на арест Виделы за убийство в период его правления двух граждан Германии, студентов Элизабет Кеземанн и Манфреда Цишанка. В сентябре 2006 года помилование, предоставленное экс-президенту в 1990 году, было объявлено неконституционным и отменено.

Судебное преследование было продолжено; 30 октября 2008 года он был арестован опять и помещён в военную тюрьму.

25 января 2010 года прокуратура Нюрнберга выдала международный ордер на его арест, на этот раз по делу о гибели немца Рольфа Ставовиока, пропавшего в годы военной диктатуры. 22 декабря того же года аргентинский суд во второй раз приговорил Виделу к пожизненному заключению по обвинении в организации убийства 31 политического заключённого. В своё оправдание Хорхе Видела заявил, что силой оружия он останавливал в стране хаос и насилие: «Это была справедливая война. Имевшие место крайности и ужас трудно оправдать, но их следует понимать в рамках той жестокости, которая присуща военному внутреннему конфликту». 1 марта следующего года начался очередной судебной процесс над Хорхе Виделой и экс-президентом Рейнальдо Биньоне по обвинению в 34 эпизодах похищения детей женщин-диссидентов, находившихся в заключении по политическим мотивам. Согласно материалам обвинения, у матерей отнимали детей в возрасте нескольких дней, а самих женщин в основном убивали, в том числе, сбрасывая с самолётов в море.

В апреле 2012 года в интервью аргентинским СМИ признался в политических репрессиях, сказав: «Мы должны были устранить большое количество людей». 5 июля 2012 года аргентинский суд приговорил Хорхе Виделу к 50 годам тюремного заключения за систематическое похищение малолетних детей политических оппонентов.

Смерть

Хорхе Рафаэль Видела скончался во сне 17 мая в возрасте 87 лет в тюрьме в пригороде Буэнос-Айреса, где он отбывал пожизненный срок за преступления против человечности. Представитель правительства Аргентины Хуан Медина заявил, что смерть наступила по естественным причинам.

Семья

В 1948 году женился на Алисии Ракель Хартридж, дочери посла.

Семь детей: Мария Кристина (1949), Хорхе Орасио (1950), Алехандро Эухенио (1951—1971), Мэри Элизабет (1958), Педро Игнасио (1966), Фернандо Габриэль (1961) и Рафаэль Патрисио (1953). Двое последних — офицеры армии Аргентины.

Ссылки

• [www.yendor.com/vanished/index.html Галерея пропавших без вести (на англ.яз.)]
• [news.bbc.co.uk/2/hi/americas/4106075.stm Videla suffers stroke]
• [latindex.ru/content/articles/5668/ Хорхе Рафаэль Видела и его грязная война]

Отрывок, характеризующий Видела, Хорхе Рафаэль

– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]