Хосефинос
Поделись знанием:
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
Хосефи́нос (исп. josefinos; от Jose [хосе] = Жозеф), также афрансесады (исп. afrancesado; [afɾanθeˈsaðo]; офранцуженные; профранцузские) — название в Испании, оккупированной французскими наполеоновскими войсками, поначалу всех тех, кто присягнул конституции (Bayonne Statute), объявленной королём Жозефом Бонапарте 6 июля 1808 года; затем всех, примкнувших к французам во время их вторжения.
С падением иностранного владычества (1813) преследуемые всеми партиями «афрансесады» большей частью (около 10 000 человек) переселились во Францию. Фердинанд VII постановлением от 30 мая 1813 года объявил их лишёнными гражданских прав и запретил даже их жёнам и детям возвращаться на родину. Только с восстановлением правления кортесов 8 мая 1820 года им было дозволено вернуться в Испанию, а декретом от 21 сентября того же года им было возвращено имущество.
Известные деятели-хосефиносы
- Бургос, Хавьер де (1778—1848) — юрист, журналист, писатель и переводчик; при Жозефе Бонапарте был субпрефектом.
- Гойя, Франсиско (1746—1828, ум. в Бордо) — художник и гравёр; подозревался в сотрудничестве.
- Кабаррюс, Франсиско (1752—1810) — при Жозефе Бонапарте был министром финансов. Его дочь Тереза Тальен была женой француза, участника революции Тальена.
- Кинтана, Мануэль Хосе (1772—1857) — поэт и писатель; после реставрации Фердинанда VII был заключен в крепость, где провёл шесть лет.
- Льоренте, Хуан Антонио (1756—1823) — историк, католический священник, доктор канонического права; состоял в правительстве Ж. Бонапарта и добился упразднения инквизиции.
- Наваррете, Мартин Фернандес де (1765—1844) — историк, моряк, научный писатель; обвинялся в сотрудничестве с французами, на родину смог вернуться в 1824 году.
- Сор, Фернандо (1778—1839, ум. в Париже) — классический гитарист-виртуоз и композитор; при французах занимал административный пост.
- Эскоикис, Хуан (Juan Escoiquiz; 1762—1820) — преклоняясь перед Наполеоном, посоветовал Фердинанду VII поехать в Байонну и участвовал в переговорах, окончившихся отречением Фердинанда от престола.[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Хосефинос"
Примечания
- ↑ Эскоикис, Хуан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Источник
- Афрансесады или Хозефины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Хосефинос
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
