Хосокава (род)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Род Хосокава (яп. 细川氏 хосокава-си) — японский самурайский род периодов Муромати, Сэнгоку и Эдо в XIVXIX веках.





История

Род Хосокава происходил из древнего и знатного рода Гэндзи (родоначальником которой считался император Сэйва), ветви сёгунских династий Минамото и Асикага. Из этого рода вышли многие крупные государственные деятели и военачальники во время сёгуната Асикага. В период Эдо род Хосокава был одним из крупнейших даймё в Японии. В конце XX века нынешний глава рода Хосокава Морихиро занимал должность премьер-министра Японии (19931994).

Периоды Муромати и Сэнгоку

Асикага Ёсисуэ, сын Асикага Ёсизанэ, стал первым, кто принял имя Хосокава. В конце периода Камакура Хосокава Ёрихару вёл борьбу против рода Асикага во время Камакурского сёгуната. Другой представитель рода, Хосокава Aкиути (? — 1352), помогал Асикага Такаудзи установить власть сёгуна.

Род Хосокава обладал большой властью в течение периодов Муромати (13361467), Сэнгоку (14671600) и Эдо (16031868). В разное время его владения находились на Сикоку, в столичном регионе Кинай (Хонсю), а затем на острове Кюсю.

Во время сёгуната Асикага род Хосокава был одним из трёх семей, получавших должность канрэя (заместителя сёгуна). В начале правления сёгунов из династии Асикага их родственники Хосокава получил под свой контроль остров Сикоку. Во время сёгуната Асикага члены рода Хосокава занимали должности сюго (военных наместников сёгуна) в провинциях Ава, Авадзи, Биттю, Идзуми, Сануки, Сэтцу, Тамба, Тоса и Ямасиро.

Конфликт между пятым канрэем Хосокава Кацумото (14301473) и его тестем Ямана Мотитоё Содзэном (1404—1473) по поводу наследования титула сёгуна в семьей Асикага вызвал десятилетнюю гражданскую войну в Японии, известную в истории под названием «Война годов Онин». Сёгуны из рода Асикага превратились в марионеточных правителей, в стране начался 150-летний период хаоса и войн, известный как «Сэнгоку». После ослабления сёгуната Асикага, основанного в Киото, контроль над городом и столичным регионом перешёл в руки рода Хосокава, представители которого занимали должность киото канрэя (первого советника и заместителя сёгуна в Киото).

Хосокава Масамото, сын и преемник Кацумото, продолжал политику своего отца, но был убит в 1507 году. После его смерти род разделился и был ослаблен междоусобной войной. Однако род Хосокава продолжал находится в районе Киото и вёл борьбу за власть с другим могущественным родом Оути за контроль над столицей. В течение примерно ста лет род Хосокава управлял Киото и вынужден был покинуть столицу при нападении армии Оды Нобунаги.

Период Эдо

В это время возвысилась линия Хосокава Кокура (позднее Кумамото), ставшая фудай-даймё. Её представитель Хосокава Фудзитака (Юсай) (15341610) сражался на стороне Оды Нобунаги и Тоётоми Хидэёси. Его старший сын Хосокава Тадаоки, женатый на Грации, дочери Акэти Мицухидэ, в 1600 году участвовал в битве при Сэкигахара на стороне Токугавы Иэясу, получив от него в награду домен Кокура-хан (провинция Будзэн) с доходом 370000 коку. В 16141615 годах Тадаоки принимал участие на стороне сёгуната Токугава в осакской кампании против Тоётоми Хидэёри.

Хосокава Тадатоси (1586—1641), третий сын и преемник Тадаоки, участвовал в подавлении христианского восстания на полуострове Симабара и получил в 1632 году во владение домен Кумамато (провинция Хиго) с доходом 540000 коку риса. Он был покровителем легендарного фехтовальщика Миямото Мусаси.

Хотя Кумамото-хан (домен Хосокава) находился далеко от столицы, на острове Кюсю, они были одними из самых богатых даймё. К 1750 году провинция Хиго стала одним из ведущих производителей риса, что было зафиксировано рисовой биржей в Осаке. Позднее Кумамото-хан, как и большинство ханов, стал страдать от экономического спада. Хосокава Сигэката (17181785), 6-й даймё (17471785), предпринял ряд реформ, которые изменили ситуацию к лучшему. В 1755 году он также основал в Кумамото школу Хан, из которой вышли многие учёные, таки как Юкои Сенан.

В 1787 году со смертью 7-го даймё Хосокава Харутоси (1758—1787), сына и преемника Сигэката, в Кумамото-хане пресеклась основная линия рода Хосокава, происходившая от Тадатоси. На княжеский престол вступил его дальний родственник Хосокава Нарисигэ (1755—1835), 6-й даймё Уто, прямой потомок Юкитака (1615—1645), младшего брата Тадатоси. В 1810 году Хосокава Нарисагэ отрекся от титула в пользу своего старшего сына Нарикацу (1788—1826), который стал 9-м даймё Кумамото-хана (1810—1826). В 1826 году Нарукацу скончался, не оставив сыновей, и ему наследовал его племянник Хосокава Наримори (1804—1860), сын Тацуюки (1784—1818), 7-го даймё Уто, и младшего брата Нарикацу.

В 1860 году после смерти Наримори его старший сын Ёсикуни (1835—1876) стал 11-м (последним) даймё Кумамото-хана (1860—1871).

В эпоху Эдо существовало четыре ветви рода Хосокава, представители каждой из которых носили титул даймё. Ещё две ветви рода под названием Нагаока служили Хосокава Кумамото в чине «каро».

Война Босин

Во время войны Босин в 18681869 годах представители трёх линий рода Хосокава (Кумамото, Кумамото-Синдэн и Уто) находились на стороне императорского правительства против сёгуната Токугава. Их отряды участвовали в битвах при Айдзу и Хакодате.

Период Мэйдзи и современность

После ликвидации ханов (княжеств) в 1871 году род Хосокава пополнил многочисленные ряды новой японской знати. Глава главной линии рода (ветвь Кумамото) получил наследственный титул маркиза (kōshaku), а представители вторичных ветвей дома стали виконтами (shishaku). Бывший премьер-министр Японии и глава рода Хосокава Морихиро (род. 1938) является потомком основной линии Хосокава Кумамото.

Видные представители рода

Источники

Напишите отзыв о статье "Хосокава (род)"

Отрывок, характеризующий Хосокава (род)

Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.