Хотаки
История Ирана | |||||||||||||||||||||||||||
Древний Иран
Археология Прото-эламиты (3200—2700 до н. э.) | |||||||||||||||||||||||||||
Арабское завоевание (637—651)</small> Омейяды (661—750) | |||||||||||||||||||||||||||
Средневековье
Гуриды (1149—1212) Хорезмшахи (1077—1231) | |||||||||||||||||||||||||||
Современность
Пехлеви (1925—1979) Исламская революция в Иране (1979) | |||||||||||||||||||||||||||
См. также
</table> Хотаки — династия (1709—1738), основанная пуштуном Мир Ваис-ханом Хотаком из рода Хотаки племени Гильзаи группы племён Халджи, базировавшегося в провинции Кандагар современного Афганистана. Мирваис-хан со своими сторонниками выступил против Персидской империи, объявив себя правителем города Кандагара в 1709 году. При этом он убил беглербега грузинского происхождения Георгия XI, назначенного Сефевидами. Потом он казнил оставшихся в городе персидских чиновников. Подоспевшая из Исфахана (тогдашней столицы) персидская армия потерпела поражение. Было убито больше 30 000 персидских солдат и офицеров[1]. После смерти Мирваис-хана в 1715 году его сын Мир Махмуд Хотаки во главе афганской армии ворвался в Персию. В 1722 году он занял Исфахан и объявил себя шахом Персии. При этом немало персов было убито. Династия Хотаки была жестокой и конфликтной, пытаясь постоянно установить строгий контроль. Династия участвовала постоянно в кровавых войнах и междоусобицах. В октябре 1729 года афганцев победил Надир-шах в Битве при Дамгане, вытеснив их обратно в Афганистан[2]. Предки родаПравители Кандагара
Правители Ирана
Напишите отзыв о статье "Хотаки"Ссылки
См. также
|
Отрывок, характеризующий Хотаки
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.