Хотимский, Михаил Васильевич

Михаил Васильевич Хотимский
Дата рождения	14 февраля 1903(1903-02-14)
Место рождения	Шерешево, Пружанский уезд, Гродненская губерния, Российская империя
Дата смерти	1986(1986)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	танковые войска
Годы службы	1921—1952
Звание
Командовал	111-я танковая бригада, 37-я Слуцко-Померанская механизированная бригада, 25-я танковая бригада, 16-я механизированная бригада, 50-я танковая бригада
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Михаи́л Васи́льевич Хоти́мский (1903—1986) — командир 37-й Слуцко-Померанской механизированной бригады 1-го Красноградского механизированного корпуса 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, полковник.

Внешние изображения
	[kommission-lefortovo.ru/sites/default/files/imagecache/big_description/memorialnaya-doska-khomitskomu-mikhailu-vasilevichu-ustanovlena-po-adresu-moskva-1-i-krasnoku.jpg Мемориальная доска Хомицкому Михаилу Васильевичу установлена по адресу: Москва, 1-й Краснокурсантский проезд, 3/5].

Биография

Михаил Васильевич Хотимский родился 14 февраля 1903 года в местечке Шерешево Пружанского уезда Гродненской губернии (ныне — городской посёлок Пружанского района Брестской области, Белоруссия) в семье рабочего. По национальности русский. Окончил 3 класса горного училища в Пружанах. С 1914 года жил в Москве. Работал слесарем на Белорусской железной дороге в Москве.

Участие в гражданской войне

В 1921 году Михаил Хотимский был призван в ряды Красной Армии. После прохождения учёбы красноармеец Хотимский был отправлен на фронт Гражданской войны. Участвовал в ликвидации банд атамана Сапожкова на Тамбовщине. Затем был перебазирован в Забайкалье, где участвовал в уничтожении банды атамана Семёнова. Позднее на Северном Кавказе нёс службу на границе.

Довоенное время

В 1925 году вступил в ВКП(б). В этом же году окончил Объединённую военную школу имени ВЦИК. После школы за хорошую учёбу был поощрён направлением в воинскую часть, расквартированную в Москве.

В 1932 году окончил бронетанковые курсы усовершенствования командного состава (КУКС), в 1937 году — Военную академию механизации и моторизации РККА. После окончания академии командовал учебным батальоном в ней.

Участие в Великой Отечественной войне

Война застала его в должности командира учебного батальона академии. Вплоть до июля 1942 года Михаил Хотимский готовил кадры в академии.

В июле 1942 года был отправлен на фронт заместителем командира 111-й танковой бригады 25-го танкового корпуса 40-й армии Воронежского фронта. С 18 сентября 1942 года, стал командиром 111-й танковой бригады, приняв на себя командования взамен погибшего командир бригады генерал-майора Фёдора Петровича Короля. В составе бригады Михаил Хотимский принял участии в боях за город Воронеж, в том числе за Чижовский плацдарм.

К середине декабря 111-я танковая бригада Михаила Хотимского в составе 25-го танкового корпуса перебазировалась на юг и вошла в состав 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта. В составе этой армии бригада Хотимского вела бои в Ростовской области, освобождала станицы Монастырщину, Мешковскую, вела бои за город Морозовск. 17 января 1943 года, после освобождения города Белая Калитва, бригада была отправлена в резерв на пополнение.

В мае 1943 года подполковник Хотимский назначен в штаб 29-го танкового корпуса Степного фронта. В составе штаба корпуса участвовал в битве на Курской дуге, боях на территории Харьковской и Днепропетровской областей.

29 сентября 1943 года полковник Хотимский был назначен командиром 25-й танковой бригады 29-го танкового корпуса Степного фронта, а затем 2-го Украинского фронта. Бригада Хотимского, совершив переправу в районе города Верхнеднепровска, совместно с пехотными подразделениями прорвали оборону врага и 19 октября 1943 года освободили город и важный железнодорожный узел Пятихатки.

27 октября 1943 года Михаил Хотимский был назначен командиром 16-й механизированной бригады 7-го механизированного корпуса. Его бригада участвовала в тяжёлых боях на подступах к городу Кировограду. 8 января 1944 года Кировоград был взят.

В Корсунь-Шевченковской операции танкисты Хотимского сражались на юго-западном участке внешнего фронта и участвовали в уничтожении фашистской группировки.

22 марта 1944 года бригада под командованием Михаила Хотимского штурмом освободила город Первомайск Николаевской области и форсировала реку Южный Буг. За отличие при освобождении города Первомайска полковник Хотимский был награждён орденом Суворова 2-й степени.

В августе 1944 года в ходе Ясско-Кишинёвской операции бригада Хотимского прорвалась к городу Леово, где на реке Прут соединилась с частями 2-го Украинского фронта, завершив окружение Кишинёвской вражеской группировки. За умелое руководство комбриг был удостоен ордена Красного Знамени.

28 сентября 1944 года назначен командиром 50-й танковой бригады. 23 ноября 1944 года назначен командиром 37-й механизированной бригады 1-го механизированного корпуса 2-й гвардейской танковой армии. В составе этой бригады принимал участие в Висло-Одерской, Померанской и Берлинской операциях, в том числе в боях за город Черникау, на Зееловских высотах и в боях за город Берлин.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм полковнику Хотимскому Михаилу Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза.

В Западном Берлине Михаил Васильевич Хотимский был награждён американским военным орденом. По соглашению правительств стран антигитлеровской коалиции ему пришлось участвовать в передаче освобождённой части Берлина американским войскам.

После окончания войны

После войны продолжал службу в армии. В 1952 году полковник Хотимский был уволен в запасе. Жил и работал в Москве.

Михаил Васильевич Хотимский умер в 1986 году. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.

Награды

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм полковнику Хотимскому Михаилу Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением орденом Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5771).

• 4 февраля 1943 года награждён орденом Красной Звезды.
• 23 марта 1943 года награждён орденом Отечественной войны 1-й степени.
• 24 апреля 1944 года награждён орденом Суворова 2-й степени.
• 16 сентября 1944 года награждён орденом Красного Знамени.
• 3 ноября 1944 года награждён орденом Красного Знамени.
• 6 ноября 1945 года награждён орденом Ленина.
• 15 ноября 1950 года награждён орденом Красного Знамени.
• 6 апреля 1985 года награждён орденом Отечественной войны 1-й степени.
• Награждён американским орденом «Легион Почёта» офицерской степени, медалями.

Память

• Почётный гражданин города Пружаны Брестской области (Белоруссия).
• На доме в муниципальном округе Лефортово города Москвы, где жил после войны Михаил Хотимский, установлена мемориальная доска.
• Его именем было названо судно Министерства речного флота — буксир-толкач Черниговского речного порта «Герой Хотимский».

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8065 Хотимский, Михаил Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

• Герои огненных лет. — Кн. 2. — М.: Московский рабочий, 1976.
• Гринько А. И. Линия Ратной Славы. — Воронеж.
• История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941—1945. — Т. 4. — М.: Воениздат.
• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• [kommission-lefortovo.ru/tovary/geroi-sovetskogo-soyuza-khotimskii-mikhail-vasilevich.html Герой Советского Союза Хотимский Михаил Васильевич, фотоархив].

Отрывок, характеризующий Хотимский, Михаил Васильевич

– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.