Хоттер, Ханс

Ханс Хоттер
Основная информация
Полное имя	Hans Hotter
Дата рождения	19 января 1909(1909-01-19)
Место рождения	Оффенбах, Германия
Дата смерти	6 декабря 2003(2003-12-06) (94 года)
Место смерти	Мюнхен, Германия
Страна	Германия Германия
Профессии	оперный певец
Певческий голос	бас-баритон

Ханс Хоттер (нем. Hans Hotter; 1909—2003) — немецкий певец (бас-баритон). Известен прежде всего как исполнитель партий в операх Рихарда Вагнера и песен немецких композиторов.

Биография

Изучал философию и церковную музыку в Мюнхене, обучался пению у известного тенора Маттиаса Рёмера. Первое выступление состоялось в Мюнхене в 1929 г. В 1930 г. состоялся оперный дебют певца в Троппау (Опава) (в партии Оратора в «Волшебной флейте» Моцарта). В 1932—1934 гг. выступал в Праге, в 1934—1938 — в Гамбургской опере (здесь он участвовал в премьере оперы Винфрида Циллига «Жертва»), с 1939 г. — в Венской опере.

С 1937 г. стал членом труппы Мюнхенской оперы. Участвовал в премьерах опер Рихарда Штрауса «День мира» (24 июля 1938 г., роль Коменданта) и «Каприччио» (28 октября 1942 г., роль Оливье). Предполагалось и его участие в премьере оперы «Любовь Данаи», но из-за войны премьера была отложена и впоследствии осуществлена с другим составом исполнителей. В 1941 г. дебютировал как исполнитель песенного репертуара, исполнив цикл Шуберта «Зимний путь».

С 1939 г. гастролировал в Париже, с 1940 г. — в Милане, с 1947 г. регулярно выступал в Лондоне, с 1949 г. — в Буэнос-Айресе, в 1950—1954 — в Нью-Йорке. Принимал участие в Зальцбургском и Эдинбургском фестивалях. Вершиной карьеры певца стали регулярные выступления на вагнеровском фестивале в Байрейте (1952—1966).

В 1971 г. участвовал в премьере оперы Готфрида фон Эйнема «Визит старой дамы» в Венской государственной опере.

В 1972 г. официально закончил оперную карьеру, но ещё долго выступал в небольших ролях и продолжал исполнять песни. Работал как оперный режиссёр в Лондоне, Вене, Мюнхене, Цюрихе и Гамбурге. Занимался преподавательской деятельностью (с 1977 г. — профессор Венской музыкальной академии).

Введён в Зал славы журнала Gramophone .

Репертуар

Ханса Хоттера отличали голос, сочетавший яркость баритона и мощь баса, безупречная дикция, внимание к тексту и незаурядное актёрское дарование. Его репертуар включал около 120 партий в операх самых разных композиторов (Вольфганга Амадея Моцарта, Рихарда Штрауса, Джузеппе Верди, Людвига ван Бетховена, Модеста Мусоргского, Альбана Берга и т. д.). Особую славу принесло ему исполнение вагнеровских ролей (он пел едва ли не все вагнеровские партии, подходящие для его голоса), и, прежде всего, Вотана в «Кольце нибелунга». Но сам Хоттер особенно ценил песни и духовную музыку. Его записи песен Шуберта (среди прочего несколько записей «Зимнего пути»), Брамса, Шумана, Лёве, Вольфа, Штрауса свидетельствуют о выдающемся даровании. Особенно следует отметить его исполнение 82-й кантаты Баха.

Сотрудничал со многими выдающимися дирижёрами, такими как Ханс Кнаппертсбуш, Герберт фон Караян, Карл Бём, Клеменс Краус, сэр Джордж Шолти, Отто Клемперер и др.

Ссылки

• [my.dreamwiz.com/fischer/Hotter/hotter-e.htm Биография]  (англ.)
• [my.dreamwiz.com/fischer/Hotter/discography-hotter.htm Дискография] (англ.)
• [www.cs.princeton.edu/~san/basses.html#hotter Фотографии] (англ.)
• [wagner.su/bestsingers/hotter Ханс Хоттер, вагнеровский певец. Биография, Дискография]
• [www.myoperatoday.com/music/wagner/dutchman/Act_I.mp3] Richard Wagner: Der fliegende Holländer — 1. act
• [www.myoperatoday.com/music/wagner/dutchman/Act_II.mp3] Richard Wagner: Der fliegende Holländer — 2. act
• [www.myoperatoday.com/music/wagner/dutchman/Act_III.mp3] Richard Wagner: Der fliegende Holländer — 3. act

Отрывок, характеризующий Хоттер, Ханс

Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.