Хоукс, Говард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Говард Хоукс
Howard Hawks
Имя при рождении:

Говард Винчестер Хоукс

Место рождения:

Гошен, Индиана, США

Место смерти:

Палм-Спрингс, Калифорния, США

Профессия:

кинорежиссёр, сценарист, кинопродюсер

Награды:

премия «Оскар»

Говард Винчестер Хоукс (англ. Howard Winchester Hawks; 30 мая 1896, Гошен, Индиана — 26 декабря 1977, Палм-Спрингс, Калифорния) — американский кинорежиссёр, сценарист, продюсер. Брат режиссёра Кеннета Хоукса и продюсера Уильяма Б. Хоукса, троюродный брат актрисы Кэрол Ломбард.



Биография

Говард Винчестер Хоукс родился 30 мая 1896 года в Гошене (Индиана) в семье бумажного фабриканта Фрэнка Хоукса и его жены Элен. В 19061908 учится в средней школе, в 1908—1913 в университете Пасадены (Калифорния), в 1914 в академии Филлипса в Эксетере (Массачусетс), в 19151917 в Корнелльском университете (штат Нью-Йорк). Получает диплом инженера. В 1917—1919 служит в авиационной службе армии США; проходит курс военной подготовки в Техасе; получает звание лейтенанта. В 19201925 автогонщик, конструктор на авиационном заводе.

В 19161917 во время каникул работает в сценарном отделе студии Феймоус Плейерс-Ласки (позднее Парамаунт). В 19191921 независимый продюсер двухчастевых фильмов Алана Дуэна, Маршалла Нейлана, Аллена Холубара. В 19221924 в сценарном отделе Парамаунт; участвует в работе над сценариями более 60 фильмов; покупает, в частности, права на рассказы Джозефа Конрада и Джека Лондона. В 1924 переходит на МГМ, так как Ласки не даёт ему заниматься режиссурой. В 1925 переходит к Уильяму Фоксу, который предлагает ему режиссёрский контракт. (По другим источникам, между 1922 и 1924 Хоукс работает в качестве независимого продюсера, а с 1924 по 1926 в сценарном отделе Парамаунт.) В 1926 первый фильм в качестве режиссёра — «Путь к славе» по собственному сценарию.

В 1926—1970 участвует в работе над сценариями всех своих фильмов.

Он также авиатор, автогонщик, яхтсмен, селекционер-конезаводчик, горный лыжник, рыболов, охотник, плотник, коллекционер старинного оружия, архитектор, собиратель западной живописи и гравюры, ювелир, конструктор гоночных авто и самолетов.

В 1975 году получил почётный «Оскар» за вклад в киноискусство.

Говард Хоукс умер 26 декабря 1977 года в своем доме в Палм-Спрингсе. Скончался от атеросклеротического сосудистого заболевания и инсульта. Был кремирован, а пепел развеян в пустыне возле Калимейса, Калифорния.

Режиссёрская фильмография

Напишите отзыв о статье "Хоукс, Говард"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хоукс, Говард

– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.