Хоупвеллская традиция

Хоупвеллская традиция или Традиция Хоупвелл (иногда именуется «культура Хоупвелл») — комплекс сходных индейских археологических культур, существовавших вдоль рек северо-восточной и центрально-восточной части будущих США в период 200—500 гг. н. э. Хоупвеллская традиция состояла из раздробленных племён, связанных общей сетью торговых путей, известной как Хоупвеллская система обмена.

В период своего расцвета Хоупвеллская система обмена распространялась с юго-востока современных США до юго-востока канадского побережья озера Онтарио. На этой территории процветала активная торговля и деятельность вдоль речных путей. Хоупвеллская система получала материалы со всей территории современных США. Среди предметов торговли большинство составляли экзотические материалы, в обмен на которые экспортировались продукты питания и местные изделия. Хоупвеллские изделия обнаружены далеко за пределами данной системы, в частности, во многих погребениях за пределами среднего Запада.

Происхождение

Хотя о происхождении Хоупвеллской традиции всё ещё ведутся споры, по-видимому, она возникла на территории Иллинойса или невдалеке от него.

Политика и иерархия

От своих предшественников — культуры Адена — Хоупвеллская традиция унаслеовала развитое социальное расслоение, социальную систему, где поощрялись межгрупповые связи и имелись средства реагирования на дефицит продуктов, что, в свою очередь, поощряло оседлый образ жизни, специализацию ресурсов, возможно, также рост населения.

Хоупвеллские общины кремировали своих покойных в большинстве случаев и осуществляли погребение только наиболее важных деятелей. Судя по раскопкам в некоторых местах, охотники имели более высокий статус в общинах, поскольку их могилы были сооружены более искусно и содержали больше «статусных» погребальных даров.

В хоупвеллской культуре существовал институт вождей, однако это едва ли были могущественные правители, повелевающие армиями или рабами. Скорее в хоупвеллских культурах определённые семьи занимали привилегированное положение. По мнению ряда исследователей, вожди были скорее «важными людьми», способными убедить людей по ряду важных вопросах, например, касающихся торговли или религии. Каковы бы ни были предпосылки появления подобных «важных людей», это был шаг по направлению к иерархическому обществу, именуемому «вождество».

Курганы

Из всех достижений хоупвеллской традиции до настоящего времени лучше всего сохранились курганы — величественные земляные сооружения правильной геометрической формы, цель сооружения которых пока остаётся неясной, хотя во многих курганах обнаружены разнообразные погребения. Ряд исследователей предполагают астрономическое назначение по крайней мере некоторых курганов.

Искусство

Представители Хоупвелской традиции создали одни из самых изящных произведений искусства и предметов быта обеих Америк. Большая часть их работ имеет религиозную символику. Их могилы полны костяными и деревянными ожерельями, украшенными сложным резным орнаментом, декорированной церемониальной глиняной посудой, декоративными пробками для ушей и подвесками. Некоторые могилы обиты/устланы плетёными циновками, слюдой или камнем. Представители Хоупвелской традиции создавали произведения искусства в большем количестве и из более необычных материалов, чем их предшественники Адена. Зубы медведей гризли и акул, пресноводный жемчуг, морские раковины, медь и даже небольшое количество серебра были превращены в прекрасные вещи. Ремесленники Хоупвелской традиции были настоящими мастерами в резьбе по камню катлиниту, и во многих могилах полно искусно вырезанными статуэтками. В Кургане Курительных Трубок (археологический комплекс Маунд-Сити) обнаружено свыше 200 каменных курительных трубок в виде довольно реалистичных изображений зверей и птиц.

Некоторые произведения искусства нельзя назвать просто «экзотическими», поскольку они выполнены из человеческой кости. Хоупвеллские мастера были искусными резчиками по кости, в том числе человеческой. Например, маска из Маунд-Сити выполнена из человеческого черепа.

Хоупвеллские художники создали как абстрактные, так и реалистичные изображения людей. Одна из трубок изображает человека настолько реалистично, что медики оценивают его как носителя классического ахондропластического нанизма. Многие другие статуэтки довольно детальны в плане изображения одежды, орнамента и даже причёсок. Хорошим примером абстрактного антропоморфного изображения является «Слюдяная рука» из Хоупвелла в округе Росс, штат Огайо. Аккуратно вырезанная из куска слюды, длиной более 28 сантиметров и шириной более 15 сантиметров, рука, скорее всего, использовалась в публичных церемониях.

Местные варианты традиции Хоупвелл

Наряду с наиболее известным вариантом хоупвеллской традиции — культурой Огайо-Хоупвелл — существовало и несколько других культур, также участвовавших в хоупвеллской сети торгово-культурного обмена.

Культура Огайо-Хоупвелл

Наиболее высокая концентрация церемониальных памятников Хоупвеллской культуры наблюдается в долине реки Сайото в штате Огайо, от Колумбуса до Портсмута и Пейнт-Крик, а центром является г. Чилликоти в штате Огайо. В каждом из этих культурных центров обычно имелся погребальный курган и геометрический комплекс земляных сооружений площадью в несколько десятков или даже сот акров, а также разбросанные поселения; вблизи монументальных комплексов не обнаружены признаки высокой концентрации населения. В США широко известен национальный исторический парк культуры Хоупвелл, включающий курганы данной культуры, в долине реки Пейнт-Крик в штате Огайо в нескольких километрах от города Чилликоти. Близ Чилликоти обнаружены и другие хоупвеллские земляные сооружения, например, Hopeton, группа курганов Маунд-Сити, курган Сейп (Seip) с комплексом земляных сооружений, Хай-Бэнк, Либерти, Седар-Бэнк, Story Mound и ряд других.

Портсмутские земляные сооружения были возведены в период 100 г. до н. э. — 500 г. н. э. Это крупный церемониальный центр, расположенный в месте слияния рек Сайото и Огайо. Часть этого комплекса земляных сооружений тянется через реку Огайо и заходит на территорию штата Кентукки.

Культура Марксвилл

Культура Марксвилл представляла собой культуру хоупвеллской традиции, существовавшую в долине рек Нижняя Миссисипи, Язу и Тенсас на территории современных штатов Луизиана, Миссисипи, Миссури и Арканзас. Со временем она эволюционировала в культуру Бэйтаун, которая, в свою очередь, эволюционировала в культуры Коулз-Крик и Плам-Бэйю. Названа в честь кургана Марксвилл близ г. Марксвилл в штате Луизиана.

Культура Свифт-Крик

Культура Свифт-Крик — археологическая культура среднего Вудлендского периода, существовавшая на территории штатов Джорджия, Алабама, Флорида, Южная Каролина и Теннеси около 100—800 гг. н. э.

Культура Копена

Культура Копена — археологическая культура, существовавшая на севере штатов Алабама, Миссисипи и Теннеси, а также на прилегающих территориях, в том числе на части территории штата Кентукки. Название Копена — гибрид английских слов copper (медь) и galena (галенит), поскольку артефакты из данных материалов часто встречаются в погребениях данной культуры.

Культура Крэб-Орчард

Во время средневудлендского периода культура Крэб-Орчард существовала на юге штатов Индиана и Иллинойс, а также северо-западе и западе Кентукки. На крайнем западе области распространения данной культуры было сооружено вилкообразное земляное сооружение Форт О’Байемс (O’byams Fort).

Культура Хавана

Это были люди хоупвеллской традиции, обитавшие в долинах рек Иллинойс и Миссисипи на территории современных штатов Айова, Иллиной и Миссури. Являются предками миссисипской культуры.

Археологический памятник Тулсборо (Toolesboro Site) представляет собой группу из 7 сохранившихся до настоящего времени погребальных курганов (ранее их число могло достигать 12) на утёсе над рекой Айова близ её соединения с рекой Миссисипи. Конические курганы были сооружены в период между 100 г. до н. э. и 200 г. н. э. Крупнейший из курганов, Курган 2, имеет диаметр 30 метров и высоту 2,5 метра — это, вероятно, крупнейший хоупвеллский курган на территории Айовы.

Канзас-Сити Хоупвелл

На западной границе хоупвеллской традиции находилась археологическая группа Канзас-Сити-Хоупвелл. Памятник Реннер в Ривервью. Канзас-Сити, штат Миссури — один из нескольких памятников, обнаруженных близ слияния рек Лайн-Крик и Миссури. Здесь обнаружены останки хоупвеллской традиции и среднего периода миссисипской культуры. Крайней западной границей хоупвеллской традиции можно считать памятник Траубридж (Trowbridge) близ Канзас-Сити. Керамика и каменные орудия, характерные для хоупвеллской традиции, в изобилии встречаются в Траубридже, однако редко встречаются на более западных землях. Ещё один памятник данной группы, Кловердейл (Cloverdale), находится близ Сент-Джозефа в штате Миссури. Это поселение было населено дважды: в хоупвеллский период (около 100—500 гг. н. э.) и в период культуры Стид-Кискер (около 1200 г. н. э.).

Упадок культуры

Около 500 г. н. э. система торговых обменов культуры Хоупвелл приходит в упадок, сооружение курганов прекращается, связаные с культурой виды искусства больше не создаются. Война представляется маловероятной причиной, свидетельства боевых столкновений в этот период отсутствуют. Как одна из возможных причин, рассматриваются климатические изменения: похолодание могло вызвать миграцию животных на север или запад, поскольку погода могла пагубно сказаться на привычной для них растительной пище. Также возможно, что появление лука со стрелами вызвало сокращение и без того малочисленных популяций пригодных в пищу диких животных. Распад социальной организации мог быть вызван переходом к полномасштабному земледелию.

См. также

• Национально-исторический парк культуры Хоупвелл

Ссылки

• [www.ohiohistory.org/archaeology Ohio Historical Society’s Archaeology Page]
• [jqjacobs.net/archaeo/ Ancient Earthworks of Eastern North America]
• [www.octagonmoonrise.org/ Octagon Moonrise website]
• [www.ohiomemory.org Ohio Memory]

Отрывок, характеризующий Хоупвеллская традиция

В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.