Хохлов, Анатолий Петрович

Анатолий Хохлов
Общая информация
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Дата рождения:	29 октября 1947(1947-10-29)
Место рождения:	Солнечный, СССР
Дата смерти:	март 2008
Место смерти:	Солнечный, Россия
Весовая категория:	полусредняя (до 67 кг)
Рост:	175 см
Тренер:	Червоненко А. К.
Команда:	ДСО «Торпедо»

Анато́лий Петро́вич Хохло́в (29 октября 1947, Солнечный — март 2008, там же) — советский боксёр, представитель полусредней весовой категории. Выступал на всесоюзном уровне в первой половине 1970-х годов, серебряный и бронзовый призёр чемпионатов СССР, чемпион Спартакиады народов СССР, участник летних Олимпийских игр в Мюнхене. На соревнованиях представлял спортивное общество «Торпедо», мастер спорта международного класса. Также известен как судья международной категории, заслуженный работник физической культуры.

Биография

Анатолий Хохлов родился 29 октября 1947 года в посёлке Солнечный Сосновского района Челябинской области. Активно заниматься боксом начал в Москве во время работы на заводе ЗИЛ — состоял в боксёрской секции при заводском спортивном клубе добровольного спортивного общества «Торпедо», где проходил подготовку под руководством основателя этой секции заслуженного тренера Андрея Кондратьевича Червоненко.

Дебютировал в зачёте всесоюзных первенств в сезоне 1970 года, когда побывал на чемпионате СССР в Каунасе, тем не менее, особого успеха здесь не добился, в полусреднем весе выбыл из борьбы за медали уже на стадии 1/8 финала. Год спустя на всесоюзном первенстве в Казани стал серебряным призёром, уступив в решающем поединке Абдрашиду Абдрахманову из Казахстана, тогда как на летней Спартакиаде народов СССР в Москве одержал победу над всеми соперниками, в том числе взял реванш у Абдрахманова.

В 1972 году на чемпионате СССР в Москве Хохлов дошёл до стадии полуфиналов и выиграл бронзовую медаль (проиграл ставшему чемпионом Анатолию Березюку из Минска). Благодаря череде удачных выступлений попал в основной состав советской национальной сборной и удостоился права защищать честь страны на летних Олимпийских играх в Мюнхене. В первом бою Олимпиады техническим нокаутом в третьем раунде победил чилийца Хулио Медину, затем со счётом 5:0 взял верх над ирландцем Джоном Роджерсом, но в четвертьфинале 0:5 проиграл американцу Джесси Вальдесу.

После неудачной мюнхенской Олимпиады Анатолий Хохлов остался в составе боксёрской команды СССР и продолжил принимать участие в крупнейших международных турнирах. Так, в 1973 году он побывал на международном турнире в Белграде, где в финале со счётом 1:4 потерпел поражение от местного югославского боксёра Мариана Бенеша. Выступал на Спартакиаде народов СССР 1975 года в Ташкенте (здесь также разыгрывалось всесоюзное первенство по боксу), но проиграл в первом же бою Владимиру Юдину из Узбекистана. За выдающиеся спортивные достижения удостоен почётного звания «Мастер спорта СССР международного класса».

После завершения карьеры спортсмена в течение нескольких лет возглавлял Федерацию бокса Челябинска. Имел статус судьи международной категории, в 1996 году на прошедшем на Кубе молодёжном чемпионате мира его признали лучшим судьёй турнира, неоднократно признавался лучшим судьёй России, помимо любительских турниров судил также бои профессионального бокса. Заслуженный работник физической культуры Российской Федерации. В период 2006—2008 годов вплоть до самой смерти занимал дожность главы Солнечного сельского поселения. В 2009 году в Солнечном была открыта школа бокса имени Анатолия Петровича Хохлова.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/kh/anatoly-khokhlov-1.html Анатолий Хохлов] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [sportufo.ru/persony/278-persony-x/3436-xoxlov-anatolij-petrovich.html Хохлов Анатолий Петрович] — биография на сайте «Спорт на Урале»

Отрывок, характеризующий Хохлов, Анатолий Петрович

Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.