Степная чайка[1], или хохотунья [2](лат. Larus cachinnans) — крупная чайка, гнездится главным образом на территории России и Украины в районах, примыкающих к Чёрному и Каспийскому морям, а также в меньшей степени в Казахстане, Венгрии, Беларуси и Польше. Населяет морские песчаные пляжи, морские острова, берега степных озёр и рек. До недавнего времени обычно рассматривалась в качестве одного или нескольких подвидов более распространённой серебристой чайки, с которой, а также с восточной клушей, имеет много общего во внешнем облике и поведении.
Описание
Крупная светлая чайка изящного телосложения с небольшой головой, сильно покатым лбом, плавно переходящим в длинный и тонкий клюв, и относительно длинными ногами. Общими размерами почти не отличается от серебристой и средиземноморской чаек, но выглядит более лёгкой и стройной, с более плоской, грушевидной формы головой и длинной шеей. Длина 54—66 см, размах крыльев 130—158 см, вес 700—1200 г.[3]
Как и у других крупных видов чаек, полный гнездовой наряд приобретает только на четвёртый год жизни.
Белого цвета, спина и плечи пепельные, крайние маховые перья черные с белыми вершинами. От серебристой чайки, на которую степная чайка походит как величиной, так и окраской, отличается более тёмной спиной, жёлтыми (а не красными) ногами, красным (а не жёлтым) кольцом вокруг глаз. Птенцы в первом оперении пестрые. Степные чайки гнездятся большими колониями, преимущественно в южной, но также и в северной Европейской России по берегам морей и озёр, на островах, в устьях крупных рек. В Центральной России бывает пролётом. Обыкновенна также на Байкальском озере и по долине реки Амура. В Западной Европе — по берегам Средиземного моря заменяет собою серебристую чайку. В южных местностях указанной области степная чайка — оседлая птица. Обычный крик степной чайки — резкий, неприятный хохот, кончающийся низкими нотами и доходящий постепенно до более высоких, на которых он обрывается. Крик, поднятый одной из обеспокоенных птиц, обыкновенно служит сигналом для волнения, быстро охватывающего всю колонию. Сотни птиц поднимаются в воздух и наполняют его оглушительным хохотом. Ни одна охота за рыбами, составляющими их главную пищу, — охота, в которой принимает участие всегда целое общество птиц, — не обходится без постоянных ссор, сопровождаемых тем же характерным хохотом. Кладка яиц происходит в конце апреля и начале мая и состоит из 2—3 пестрых яиц, похожих на яйца серебристой чайки.
-->
Напишите отзыв о статье "Хохотунья"
Примечания
- ↑ Систематический список позвоночных животных в зоологических коллекциях на 01.01.2012 // Андреева Т. Ф., Вершинина Т. А., Горецкая М. Я., Карпов Н. В., Кузьмина Л. В., Остапенко В. А., Шевелёва В. П. Информационный сборник Евроазиатской региональной ассоциации зоопарков и аквариумов. Выпуск № 31. Том II. Межвед. сбор. науч. и науч.-метод. тр. / Под ред. В. В. Спицина. — М.: Московский зоопарк, 2012. — С. 351. — 570 с. ISBN 978-5-904012-37-3 [earaza.ru/wps/wp-content/uploads/Сборник-ЕАРАЗА-No.-31-том-II.pdf PDF]
- ↑ Коблик Е. А., Редькин Я. А., Архипов В. Ю. Список птиц Российской Федерации. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2006. — С. 122. — 256 с. — ISBN 5-87317-263-3
- ↑ Рябицев, В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. — С. 262—263.
Литература
- Рябицев, В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. — 608 с. — ISBN 5-7525-0825-8.
- Olsen, Klaus Malling. Gulls os Europe, Asia and North America. — London: Christopher Helm Publishers Ltd, 2003. — 608 с. — ISBN 0-7136-7087-8. (англ.)
- Арлотт Н., Храбрый В. Птицы России: Справочник-определитель. — СПб.: Амфора, 2009. — С. 190. — 446 с. — ISBN 978-5-367-01026-8.
Ссылки
- [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/314.html Позвоночные животные России: Хохотунья]
Отрывок, характеризующий Хохотунья
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
