Хох, Питер де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Питер де Хох
нидерл. Pieter de Hooch
Дата рождения:

20 декабря 1629(1629-12-20)

Место рождения:

Роттердам

Дата смерти:

24 марта 1684(1684-03-24) (54 года)

Место смерти:

Амстердам

Подданство:

Нидерланды Нидерланды

Жанр:

жанровая живопись, пейзаж

Учёба:

Николас Берхем

Стиль:

барокко

Влияние:

Николас Мас, Карел Фабрициус

Влияние на:

Питер Элинга

Работы на Викискладе

Питер де Хох или де Хоох (нидерл. Pieter de Hooch, Hoogh или Hooghe; 20 декабря 1629, Роттердам — 24 марта 1684, Амстердам) — голландский живописец, который, подобно своему современнику Вермееру, специализировался на изображении повседневных интерьеров и экспериментировал со светом. О жизни этого известнейшего мастера жанровой живописи, чьи творения бесценны, известно очень мало.





Биография

Де Хох, будучи сыном каменщика и повитухи, принадлежал к низам голландского общества. С 1645 по 1647 годы он проходил обучение у Николаса Берхема в Харлеме. В 1650 году де Хох присоединился к купцу Юстусу де ла Гранжу, вместе с которым ездил в Лейден, Гаагу и Дельфт, где он поселился в 1652 году. В описи имущества де ла Гранжа упоминается 11 полотен де Хоха. В молодости он, подобно другим художникам середины века, работал над грубоватыми жанровыми сценками, зачастую изображающими солдат в тавернах и на конюшнях. В это время он находился под влиянием творчества Карела Фабрициуса и Николаса Маса.

В 1654 женился на Яннетье ван дер Бюрх, родившей ему впоследствии 7 детей. В 1655 году был принят в местную гильдию художников.

Около 1658 года стиль де Хоха изменился, и открылся наиболее значительный период его творчества. По тонкости письма и геометрической точности композиционного расчета его произведения имеют много общего с работами Вермеера, однако искусствоведы до сих пор не могут прийти к согласию, какой из художников подражал другому.

Де Хох «изображал сцены бюргерского быта (преимущественно хлопоты хозяйки дома), добиваясь особой поэтической одухотворённости в изображении домашней среды, наполненных солнечным светом интерьеров и двориков („Дворик“; „Пряха“, около 1658, Букингемский дворец, Лондон; „Хозяйка и служанка“, Эрмитаж; „Мать у колыбели“, Картинная галерея, Берлин-Далем, оба около 1660, и др.). В колорите зрелых произведений де Хох преобладают тёплые золотистые тона, обогащенные пятнами чистого цвета.»[1]

В 1660 году художник переезжает в Амстердам. В 1667 году умирает жена де Хоха, что серьёзно повлияло на душевное состояние и творчество художника, он переезжает на окраину Амстердама. Война с Францией 1672 года резко ухудшила экономическое состояние страны, картины художников продавались плохо. В 1674 году де Хох перестает платить налоги, что свидетельствует о полной нищете. Де Хох пишет в это время много картин, по-видимому, пытаясь выйти из нищеты, однако качество их уступает картинам 60-х. Поздние работы амстердамского периода темнее дельфтских по колориту и менее тщательно выписаны. «В позднем творчестве де Хоха нарастает стремление к внешней эффектности образов.»[1]

Долгое время считалось, что де Хох умер 1684 году в сумасшедшем доме. Однако в 2008 году выяснилось, что на самом деле это был его сын, которого тоже звали Питер. Дата смерти художника неизвестна.[2]

Галерея

Литература

Напишите отзыв о статье "Хох, Питер де"

Примечания

  1. 1 2 "Хох Питер де" // Большая советская энциклопедия / Гл. ред. С. И. Вавилов. — 2 издание. — М.: Советская энциклопедия, 1965.
  2. Volgens F. Grijzenhout New information on Pieter de Hooch and the Amsterdam lunatic asylum // Burlington Magazine CL. — 2008. — Сентябрь.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хох, Питер де

– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.