Хо Фань
Поделись знанием:
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
| Хо Фань | |
| 何藩 (Hé Fān) | |
 Хо Фань на выставке в 2014 году | |
| Дата рождения: |
1931, 1932 или 1937 год |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Сан-Хосе, Калифорния, США |
| Гражданство: | |
| Профессия: |
Актёр, режиссёр, сценарист, продюсер, кинооператор, фотограф, фотохудожник |
| Карьера: | |
Хо Фань или Хэ Фань (кит. 何藩, пиньинь Hé Fān; 1931, 1932 или 1937 год, Шанхай, Китайская Республика — 19 июня 2016 года, Сан-Хосе, Калифорния, США) — гонконгский и тайваньский киноактёр, режиссёр (большей частью эротического жанра), продюсер, сценарист, кинооператор и всемирно известный фотограф и фотохудожник.
Содержание
Биография
Родился в Шанхае в семье кинорежиссёра. Дата его рождения точно не известна: согласно базе данных Государственного Киноархива Гонконга[en], 8 октября 1937 года, однако в других источниках, включая некрологи[1], встречается также 8 августа в качестве даты, и 1931 либо 1932 в качестве года рождения. Cемья Хо Фаня переехала в Гонконг вскоре после его рождения.
Кинокарьера Хо Фаня началась в 1961 году на студии «Shaw Brothers», где он работал сначала ассистентом режиссёра, а затем и актёром. В 1969 году покинул студию, одновременно большей частью отошёл от актёрской работы (хотя и сыграл ещё несколько ролей) и вернулся к режиссёрству и профессиональной фотографии. В последние годы жил в Сан-Хосе (Калифорния), периодически приезжая в Гонконг и Тайвань.
Кинокарьера
Хо Фань начал свою кинокарьеру на студии «Shaw Brothers»; первой его известной работой стал фильм The Swallow (燕子盜) 1961 года c Линдой Линь Дай в главной роли, где он исполнял обязанности ассистента режиссёра.
При поиске руководством студии «новых лиц», Хо был переведен в актёрский состав, сыграв за 1963—1969 годы роли примерно в 20 фильмах, большей частью в ролях второго плана, хотя среди них есть и весьма известные, к примеру, роль Танского Монаха в тетралогии 1966—1968 годов по мотивам «Путешествия на Запад». Занимаясь в этот период большей частью актёрской работой, он, в то же время, снял как независимый режиссёр несколько короткометражных фильмов, один из которых, «Маленький человек в большом городе» (大都市 小人物, Big City Little Man, 30 минут) 1963 года, был удостоен «Почетного Сертификата» на Японском Международном фестивале 1964 года[2].
В 1969 году Хо Фань покинул студию «Shaw Brothers», чтобы развивать свою режиссёрскую карьеру, сняв вплоть до 1997 года ещё 27 фильмов с различными студиями Гонконга и Тайваня, включая тех же «Shaw Brothers» (на других правах). Три из его фильмов попали в «официальные выборы» международных фестивалей в Каннах, Берлине и Сан-Франциско; пять — были избраны в «Вечные Коллекции» государственных киноархивов Тайваня и Гонконга. По информации Марка Пинсуканханы, директора Modernbook Gallery в Пало-Альто (Калифорния), наиболее любимым фильмом режиссёра из собственных работ является Lost 1970 года[3], снятый им в сорежиссёрстве с Айви Лин По.
Помимо творчества в качестве независимого режиссёра, Хо снял ряд фильмов, сделавших его одним из рододачальников эстетико-эротического жанра в кино региона, включая Adventure In Denmark (1973), The Girl With The Long Hair (1975) Temptation Summary (1990), а также Yu Pui Tsuen (1986), позлуживший базой для более известного Sex and Zen 1991 года.
Хо Фань также был членом жюри Тайваньских и Гонконгских фестивалей, присуждающих кинопремии Golden Horse и Hong Kong Film Award.
Карьера фотохудожника
Фотографирование стало увлечением Хо Фаня ещё в детстве, после того, как отец подарил ему камеру Rolleiflex, и продолжилось в юности и молодости, когда он запечатлевал Гонконг в процессе его превращения из небольшого города в мегаполис-государство. Владелец нью-йоркской галереи Лоренс Миллер, впервые увидевший работы Хо этого периода на выставке в Лос-Анджелесе в январе 2006 года, комментировал:
Продолживший заниматься любимым делом на протяжении всей жизни, Хо Фань стал известен как автор нескольких книг, стал действительным и почетным членом ряда фотографических обществ и обществ искусств разных стран (включая США, Великобританию, Сингапур, Аргентину, Бразилию, Германию, Францию, Италию и Бельгию), заработал с 1956 года общим числом около 280 почетных титулов, наград и премий[4]. Его работы широко представлены в галереях и частных коллекциях Америки[3][4][5], Европы и Азии.
Умер 19 июня 2016 года в Сан-Хосе (Калифорния) от пневмонии[1].
Фильмография
Актёрские работы
| Год | Китайское название[6] | Транслитерация | Английское название | Русское название[7] | Роль |
|---|---|---|---|---|---|
| 1961 | 不了情 | bù liăo qíng | Love Without End | Бесконечная любовь | младший брат Тан Пеннаня |
| 1963 | 原野奇俠傳 | yuányě qí xiá zhuàn | Revenge of a Swordswoman | Удивительные воины равнин | Линь Даоань |
| 1964 | 雙鳳奇緣 | shuāng fèng qi yuán | The Female Prince | Девушка-принц | сводный брат Цинь Фэнсяо |
| 1965 | 紅伶涙 | hóng líng lèi | Vermillion Door | Слёзы актёров | Ло Шаохуа |
| 1965 | 宋宫秘史 | Sòng gōng mì shĭ | Inside the Forbidden City | Тайные хроники Сунской династии | сын императрицы Ди |
| 1966 | 女秀才 | nǚ xiùcai | The Perfumed Arrow | Девушка-школяр | Вэй Чжуанцзы |
| 1965 | 藍與黑 | lán yŭ hēi | The Blue and the Black | Лазурь и тьма | муж Хуэй Я |
| 1966 | 西遊記 | Xīyóujì | The Monkey Goes West[8] | Обезьяна идет на Запад / Путешествие на Запад | Танский Монах Сюаньцзан |
| 1966 | 鐵扇公主 | tiě shān gōngzhǔ | Princess Iron Fan[8] | Принцесса Железного Веера | Танский Монах Сюаньцзан |
| 1966 | 歡樂青春 | huānlè qīngchūn | The Joy of Spring | Радость юной весны | |
| 1967 | 盤絲洞 | pán sī dòng | The Cave of the Silken Web[8] | Пещера Шелковой Паутины | Танский Монах Сюаньцзан |
| 1967 | 慾海情魔 | yù hăi qíng mó | Madame Slender Plum | Сю Давэй | |
| 1967 | 大俠復仇記 | dàxiá fù chóu jì | Sweet Is Revenge | Сладкая месть | Ли Давэй |
| 1967 | 珊珊 | Shānshān | Susanna (1967) | Шаньшань | Ю Чжицзянь |
| 1968 | 女兒國 | nǚ ér guó | The Land of Many Perfumes[8] | Страна Женщин | Танский Монах Сюаньцзан |
| 1969 | 釣金龜 | diào jīn guī | The Millionaire Chase | Сунь Цзявэнь | |
| 1969 | 香噴噴小姐 | hoeng1 pan1 pan1 siu2 ze2 | Miss Fragrance / The Lovely Girl / The Perfumed Girl / My Sweet Lady | доктор Линь Цзяньхуа | |
| 1970 | 大丈夫能屈能伸 | da zhang fu neng qu neng shen | What’s Good for a Goose | ||
| 1970 | 金劍 / 盲女金劍 | máng nǚ jīn jiàn | Golden Sword and the Blind Swordswoman | Золотой Меч / Слепая воительница с золотым мечом | гость |
| 1970 | 孟姜女 / 孟姜女哭倒長城 / 孟姜女哭倒萬里長城 | mèng jiāng nǚ / mèng jiāng nǚ kū dăo chángchéng / mèng jiāng nǚ kū dăo wàn lĭ chángchéng | The Great Wall | ||
| 1970 | 警告逃妻 | jĭngào táo qī | From Home with Love | ||
| 1971 | 淘氣女歌手 | táo qì nǚ gēshŏu | Song of Happy Life / Naughty Songstress | ||
| 1972 | 金玫瑰 | jīn méigui | Golden Rose | Золотая Роза | |
| 1973 | 梅山收七怪 | Na Cha and the Seven Devils | Нэчжа и семь демонов |
Режиссёрские и другие работы
(по умолчанию, во всех фильмах, кроме The Swallow, False Lady и 7 Days in Paris — режиссёр фильма; при необходимости, указана дополнительная роль в фильме)
| Год | Китайское название | Транслитерация | Английское название | Русское название | Комментарии |
|---|---|---|---|---|---|
| 1961 | 燕子盜 | yànzi dào | The Swallow / The Swallow Thief | ассистент режиссёра | |
| 1963 | 大都市 小人物 | dà dū shì xiăn rén wù | Big City Little Man | Маленький человек в большом городе | короткометражный (30 минут) |
| 1966 | 習作之 | xí zuō zhī | Home Work | Домашняя работа | короткометражный (40 минут) |
| 1970 | mei | Lost | в сорежиссёрстве в Айви Лин По | ||
| 1972 | 血愛 | xiě ài | Love and Blood | Кровь и любовь | III[9] |
| 1973 | 春滿丹麥 | chūn măn dān mài | Adventure in Denmark | Дания, полная страсти | III |
| 1974 | 空中少爺 | kong zhong shao ye | The Adventurous Air-Steward | ||
| 1975 | 昨夜星辰昨夜風 | Zuo ye xing chen zuo ye feng | The Miserable Girl | ||
| 1975 | 長髮姑娘 | cháng fà gū niáng | Girl with the Long Hair | Девушка с длинными волосами | III, оператор |
| 1976 | 賣身 | mài shēn | Body for Sale | Тело на продажу | III |
| 1977 | 初哥初女初夜情 / 青春豆 | chu ge chu nu chu ye qing / qing chun dou | Innocent Lust | III | |
| 1977 | 戇哥哥 / 花花世界戇哥哥 / 香港最後處男 | zhuang ge ge / hua hua shi jie zhuang ge ge / xiang gang zui hou chu nan | Go a Little Crazy | ||
| 1978 | 淫獸 | yín shòu | The Notorious Frameup | III | |
| 1978 | 哈囉床上夜歸人 | ha luo chuang shang ye gui ren | Hello Sexy Late Homecomers | III | |
| 1982 | 花劫 | huā jié | Expensive Tastes | ||
| 1984 | 台北吾愛 / 姻緣道 | Táiběi wú ài / yīn yuán dào | Taipei my love / Two for the Road | Тайбэй, любовь моя / Вдвоем в дороге | сценарист |
| 1985 | 花女情狂 | huā nǚ qíng kuáng | Smile Again | III | |
| 1986 | 玉蒲團 | yù pú tuán | Yu Pui Tsuen | III | |
| 1987 | 浮世風情繪 | fu shi feng qing hui | Yu Pui Tsuen II / Yu Pui Tsuen / The Carnal Sutra Mat / Sex and Zen — The Virgin Years[10] | III | |
| 1987 | 心鎖 | xīn suŏ | Desire | ||
| 1988 | 愛燄濃情 / 慾燄濃情 / 黑道情 | ai yan nong qing / yu yan nong qing / hei dao qing | Brief Encounter | Густое пламя страсти | III |
| 1989 | 夜激情 | yè jīqíng | Erotic Nights | Ночи страсти | III, сценарист |
| 1990 | 三度誘惑 | San du you huo | Temptation Summary | III | |
| 1991 | 我為卿狂 / 雲雨難忘我為卿狂 | wo wei qing kuang / yun yu nan wang wo wei qing kuang | Hidden Desire | III | |
| 1991 | 四度誘惑 | sì dù yòu huò | Temptation Summary II / Oriental Harem | III | |
| 1992 | 哎也女朋友 | āi yě nǚpéngyou | False Lady | Вот так девушка! | III, исполнительный режиссёр, продюсер |
| 1993 | 不羈的心 / 左靈右色 | bu ji de xin / zuo ling you se | Wild at heart | Дикое сердце | III |
| 1993 | 少女情懷總是詩 | shàonǚ qíng huái zŏng shì | 7 Days in Paris | III, продюсер | |
| 1994 | 罌粟 | yīng sù | The Sichuan Concubines | III | |
| 1997 | 豪門聖女 / 時代之風 | háo mén shèng nǚ / shí dài zhī fēng | L’Air Du Temps | Героиня / Ветры времён |
Книги
- 何藩. [books.google.com/books?id=DEBtPwAACAAJ 現代攝影欣賞]. — 藝術圖書公司, 1972. — 208 с.
- 何藩. [books.google.com/books?id=GQ2kGwAACAAJ 街頭攝影叢談]. — 藝術圖書公司, 1975. — 119 с.
- Полное собрание фоторабот Хо Фаня, отмеченных международными призами = 何藩國際大獎攝影全集. — 歐語, 1982.
- Fan Ho, John A. Bennette, Mark Pinsukanjana, Bryan Yedinak. [books.google.com/books?id=A1uIGwAACAAJ Вчерашний день Гонконга] = Hong Kong yesterday. — Modernbook, 2006. — 111 с. — ISBN 0977882829.
- Fan Ho. Живой театр = The Living Theatre. — Modernbook, 2008. — 176 с. — ISBN 0980104432.
Напишите отзыв о статье "Хо Фань"
Примечания
- ↑ 1 2 [hk.apple.nextmedia.com/realtime/news/20160621/55256525 攝影界「一代宗師」何藩病逝 享年84歲] (кит.). Nextmedia (21 июня 2016). Проверено 21 июня 2016.
- ↑ i-Generations, Independent, experimental and alternative creations from the 60s to now, Ed. May Fung, Hong Kong Film Archive, 2001
- ↑ 1 2 3 Cindi Di Marzo. [www.modernbook.com/fanho.htm Stillness in Motion: The Photographs of Fan Ho] (англ.). Studio International. Проверено 23 мая 2011. [www.webcitation.org/69ZWSo2Vr Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ 1 2 [www.modernbook.com/fanho.htm Fan Ho: A Hong Kong Memoir] (англ.). Modernbook Gallery. Проверено 23 мая 2011. [www.webcitation.org/69ZWSo2Vr Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ [josephsaxton.com/photographer/ho-fan Ho, Fan] (англ.). The Joseph Saxton Gallery of Photography. Проверено 23 мая 2011. [www.webcitation.org/69ZWTK8hw Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ За исключением русских названий фильмов, большинство информации найдено или подтверждено поиском по базе Государственного Киноархива Гонконга, с дополнительным привлечением страниц актёра и режиссёра на IMDb, HKMDB и Hong Kong Cinemagic.
- ↑ Большинство фильмов не переводились на русский язык; названия неофициальные, собранные с различных источников, либо переведенные с китайского, где это не вызывает сомнений.
- ↑ 1 2 3 4 Часть тетралогии по мотивам «Путешествия на Запад».
- ↑ Эротический фильм «категории III»
- ↑ Фильм послужил «базой» для более известного фильма 1991 года (англ.) и был позднее перевыпущен под родственным названием.
Отрывок, характеризующий Хо Фань
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
