Хо Юаньцзя

Хо Юаньцзя
кит. 霍元甲
Дата рождения:	18 января 1868(1868-01-18)
Место рождения:	Тяньцзинь, Китай
Гражданство:	КНР КНР
Дата смерти:	9 августа 1910(1910-08-09) (42 года)
Место смерти:	Шанхай, Китай
Отец:	Хо Эньди

Хо Юаньцзя (кит. трад. 霍元甲, пиньинь: Huò Yuánjiǎ, кантонск. Fok Yuen Gap; 1868—1910) — мастер ушу, символически значимый в истории борьбы с интервенцией и колонизацией Китая.

Прозвание имел Цзюньцин, также его называли «Желтолицый тигр». Предки его были из уезда Дунгуан провинции Хэбэй, впоследствии семья перебралась в уезд Цзинхай (ныне это место находится на территории Тяньцзиня). Родился в семье мастеров ушу. Его отец был профессиональным охранником. Так как в детстве Хо Юаньцзя был слабым и болезненным, то отец решил, что в боевом искусстве ему успехов не достичь, и заставил изучать гражданские науки. Хо Юаньцзя наблюдал за тем, как отец обучал его братьев, а потом самостоятельно тренировался в лесу. Когда отец обнаружил это, то обрадовался твердости его характера и взял в ученики.

Хо Юаньцзя обучался свыше десяти лет и постиг суть мицзунцюань (есть разные версии происхождения названия стиля, поэтому точно перевести его на русский язык не представляется возможным). В 1890 году Хо Эньди был приглашен Хэнаньским «обществом кулаков и рук», Хо Юаньцзя принял участие в бывших там поединках, и стал известен благодаря своим победам. В 1895 году Хо Юаньцзя, будучи в Тяньцзине, коромыслом отбился от более чем десятка вооруженных бандитов, и с тех пор стал жить в Тяньцзине, получил прозвище «Хо-Силач».

В 1901 году некий русский силач приехал в Тяньцзинь с показательными выступлениями, оскорблял китайцев; Хо Юаньцзя вынудил его извиниться. Весной 1909 года американец О’Брайен приехал с показательными выступлениями в Шанхай, и заявлял, что он побил всех в мире, осталось побить китайцев. Хо Юаньцзя был приглашен в Шанхай вместе со своим учеником Лю Чжэньшэном. Услышав о репутации Хо, О’Брайен предпочел сбежать. Чтобы наилучшим образом использовать визит Хо Юаньцзя, представители шанхайских кругов ушу Чэнь Цимэй и Чэнь Гунчжи организовали Атлетическое училище «Цзинъу», а Хо Юаньцзя и Лю Чжэньшэн были приглашены преподавать там, преподавали комплекс тренировочных упражнений ушу «12 дорожек таньтуй». Несколько месяцев спустя в возрасте 42 лет Хо Юаньцзя скончался от отравления мышьяком. Чэнь Гунчжи и Яо Чаньбо на базе Атлетического училища «Цзинъу» создали Ассоциацию «Цзинъу» — первую в китайской истории организацию, начавшую открыто преподавать боевые искусства для всех желающих.

Образ Хо Юаньцзя в кино

В 2006 году о жизни Хо Юаньцзя был снят художественный фильм «Бесстрашный» (режиссёр Ронни Ю, в главной роли Джет Ли).

Отрывок, характеризующий Хо Юаньцзя

– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?