Храмн

Храмн фр. Chramn, Chramne<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Смерть Храмна. Картина Эвариста Виталя Люмине. Музей изобразительных искусств Бреста.</td></tr>
король франков
555 — декабрь 560
Предшественник:	Хлотарь I
Преемник:	Хлотарь I
Рождение:	между 520 и 540
Смерть:	декабрь 560 Ванн, Бретань
Род:	Меровинги
Отец:	Хлотарь I
Мать:	Хунзина
Супруга:	дочь Вилиахара
Дети:	две дочери

Храмн (между 520 и 540 — декабрь 560, Ванн, Бретань) — король франков, правил в 555 — 560 годах, из династии Меровингов. Сын Хлотаря I и Хунзины. Правил в Аквитании. Имя Храмн на франкском означает «Ворон».

Храмн становится королём

В 555 году умер Теодебальд и его королевство попало под власть Хлотаря I, который женится на его вдове Вульдетраде. Помимо владений в Австразии, он получил ряд городов в Аквитании, таких как Клермон, Жаволь, Ле Пюи, Каор, Лимож, Альби, Родез, Лодев, Оз, Бурж и некоторые другие. Вот этими городами Хлотарь и поставил владеть своего сына Храмна, дав ему королевские полномочия и соответствующий титул. Тот, чтобы вступить в формальные права владения этими землями, следуя германскому обычаю, отправился объезжать новые владения.

«Злодеяния» Храмна в Оверни

Храмн, пребывая в Клермоне, согласно Григорию Турскому, совершил много безрассудных поступков. Он не любил того, кто мог дать ему хороший и полезный совет, а любил только ничтожных, безнравственных молодых людей, которых он собирал вокруг себя; он прислушивался к их советам и им же приказывал силой похищать дочерей у сенаторов. Он сместил графа города Фирмина, а на его место поставил Саллюстия. Опасаясь над собой расправы, Фирмин со своей тёщей укрылся в церкви, но был обманом выманен оттуда и схвачен. Хотя им и удалось бежать из под стражи, имущество их было передано казне.

Вмешивался Храмн и в церковные дела, питая ненависть к епископу Клермона Каутину, он строил тому разнообразные козни. Яростным подстрекателем Храмна на дурные дела, по словам Григория Турского, был некий Лев из Пуатье, который отличался ненасытной жадностью и свирепостью. Хотя этого Льва вскоре разбил паралич и он скоропостижно скончался, однако другому советнику при Храмне отличавшемуся «во всякой благости» гражданину Клермона Асковинду, который старался силой удержать его от дурного поведения, это не удавалось. За свои дурные действия, по мнению современников, он был божьим повелением наказан тяжкой болезнью, так что от сильной лихорадки у него выпали на голове волосы. Для короля Меровингской династии потеря волос была тяжким ударом, ведь эти короли, в отличае от остальных франков, не стригли волос с дня самого рождения и именно в длине их волос заключался знак королевского достоинства. Получалось, что сам Господь отвернулся от него и лишил его королевского сана и своего благорасположения. Но даже этот божий знак не вернул его на путь истинный.

Храмн вступает в союз с Хильдебертом I направленный против отца

Между тем из-за того, что король Хлотарь, захватив всё королевство Теодебальда ничем не поделился с Хильдебертом между братьями возникла сильная вражда. По наушению Хильдеберта саксы вторглись во владения Хлотаря и разорили все до самого города Дойца. Храмн же, покинув Клермон, пришёл в Пуатье и занял его, несмотря на сопротивление герцога Австрапия. Там он жил в роскоши и, соблазненный советом недоброжелателей, задумал перейти на сторону своего дяди Хильдеберта, замышляя козни против отца. Тогда они, через тайных послов, поклялись друг другу в верности и единодушно составили заговор против Хлотаря. Храмн же, вступив в этот союз, возвратился в Лимож и подчинил своей власти те земли в королевстве своего отца, которые он раньше объехал. Таким образом Храмн создал своё государство, получившее впоследствии название — «Первого Аквитанского королевства». Часть аквитанской знати не преминула воспользоваться случаем и выступить против франков, примкнув к Храмну.

Хлотарь послал против Храмна своих сыновей Хариберта и Гунтрамна. Когда они проходили через Клермон, то узнали, что Храмн находится в Лиможе. Они дошли до горы, называемой Чёрной, и там нашли его. Разбив палатки, они расположились против него лагерем и послали к нему посольство сказать, чтобы он возвратил захваченные им не по праву отцовские владения, в противном случае пусть он готовится к битве. А так как Храмн делал вид, что он покорен отцу, и говорил: «Я не могу отказаться от всех областей, которые я объехал, и с милостивого согласия отца я желал бы оставить их под своей властью», то они потребовали решить этот спор сражением. Когда же оба войска, вооружившись, выступили и сошлись для битвы, внезапно поднялась буря, сопровождаемая яркой молнией и громом, и помешала им сразиться. Но, вернувшись в лагерь, Храмн коварным образом через иноземца известил братьев о мнимой смерти отца (как раз в то время Хлотарь вёл войну с саксами). Испуганные этим сообщением, они с большой поспешностью возвратились в Бургундию. Храмн отправился вслед за ними с войском, дошёл до города Шалона, осадил его и захватил. Затем он стал лагерем у крепости Дижон. Однако взять ему эту крепость не удалось. А Хильдеберт, до которого тоже дошли ложные вести о смерти Хлотаря, захватил Реймскую Шампань и дошёл до самого Реймса. Храмн же лично приехал в Париж, где заключил с Хильдебертом союз на верность и любовь и поклялся в том, что он самый злейший враг своему отцу.

Казнь Храмна

В 558 году умер Хильдеберт, не оставив наследников, и Хлотарь завладел его царством, объединив, таким образом, всё Франкское королевство под своей властью. Лишившись союзника, Храмн помирился с отцом, но вскоре нарушил ему верность. К тому же у Храмна испортились отношения со своим тестем Вилиахаром до такой степени, что Велиахар был вынужден вместе со своей женой укрыться от него в базилике святого Мартина в Туре, причём по вине этого Велиахара эта базилика сгорела.

Преследуемый Хлотарём Храмн отправился в Бретань и укрылся там со своей женой и детьми у бретонского графа Хонообера. В 560 году Хлотарь совершил поход в Бретань. Храмн с бретонами выступили против него, но были разбиты и обращены в бегство. Хонообер пал в бою. Храмн бежал к морю, где у него были наготове корабли, но был настигнут воинами своего отца, пленён и связан. Хлотарь приказал сжечь его вместе с женой и детьми. Их заперли в хижине какого-то бедняка; там Храмна повалили на скамью и задушили платком. Затем загорелась хижина. Так погиб Храмн с женой и дочерьми. (декабрь 560 года).

Династия Меровингов
Предшественник: Хлотарь I	король Аквитании  555 — 560	Преемник: Хлотарь I

Литература

• Григорий Турский. История франков = Historia Francorum. — М.: Наука, 1987. — 464 с.
• Лебек С. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/lebek_prfrank.php Происхождение франков. V—IX века] / Перевод В. Павлова. — М.: Скарабей, 1993. — Т. 1. — 352 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-001-0.
• Семёнов И. С. Европейские династии: Полный генеалогический справочник / Научный редактор Е. И. Карева, О. Н. Наумов. Вступительная статья О. Н. Наумов. — М.: ООО «Издательство Энциклопедия», ООО «Издательский дом ИНФРА-М», 2006. — 1104 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-94802-014-2., ISBN 5-16-002720-3

Отрывок, характеризующий Храмн

Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.