Храмы Орла

Список культовых и религиозных сооружений города Орла.

Духовная жизнь орловцев всегда была тесно связана с церковью.

Не сохранившиеся

Рождественский Собор

Самый первый орловский храм был основан и построен раньше самого Орловского кремля в 1564 году. Затем в 1566 году вокруг центрального Рождество-Богородичного храма на стрелке слияния Оки и Орлика стали подниматься стены кремля. К 1724 году рубленый город перестал выполнять функции фортификационной крепости и находился в плачевном состоянии. Ветхие деревянные стены и постройки в некоторых местах развалились и растаскивались на дрова. Обветшавший Рождественский собор был разобран в 1786 году, к тому времени бывшим последним сооружением Орловского Кремля. Ныне на месте первого орловского собора на стрелке находится лишь памятный камень. Проект восстановления собора внесен в план мероприятий по подготовке к 450-летию города Орла.

Разрушенные храмы

Накануне октябрьской революции 1917 года в городе действовали 33 церкви, включая монастырские и кладбищенские. Многие из них были разрушены и осквернены в годы советской власти и Великой Отечественной войны.

Борисоглебский собор

Борисоглебский собор был построен в 1776—1782 годах на средства орловского помещика Б. М. Федорова- Кошеверова на территории образованного в 1772 году Борисоглебского кладбища. В ходе строительства собора в 1778 году кладбище было упразднено и церковь стала приходской. Из-за близости храма к присутственным местам и дому губернатора с 1786 по 1841 год был соборной церковью (малый собор). В 1818 году в соборе был крещён классик русской литературы писатель-орловец Иван Сергеевич Тургенев. В 1841 году храм пострадал из-за пожара, но был быстро восстановлен. В разные годы во время визитов в Орёл его посещали императоры Александр I, Николай I, Александр II, другие члены императорской фамилии. Здесь проходили торжественные богослужения по случаю различных замечательных событий.

После октябрьского переворота храм был национализирован и закрыт. В 1929 году по постановлению властей здание собора было передано под мастерские педагогического техникума. Перед войной использовался под склад орловского гарнизона НКВД. Собор сгорел до основания перед оккупацией города немцами в ночь на 3 октября 1941 года. В настоящее время на месте собора по улице Салтыкова-Щедрина 37 находится здание медицинской службы УВД.

Введенская церковь

Введенская церковь была построена в 1703—1708 годах рядом с будущей Болховской улицей, как главная церковь Введенского девичьего монастыря, основанного в 1685 году. По названию В 1843 году монастырь сгорел и был перенесён в другую часть города, а уцелевшая Введенская церковь после ремонта и реконструкции стала приходской. После революции в 1921—1923 годах церковь национализируется и закрывается, а здание передается под клуб «Кожтреста». Церковь сгорела перед оккупацией города немцами в ночь на 3 октября 1941 года. После войны на месте храма построена типография «Труд».

Воскресенский храм

Старая деревянная Воскресенская церковь существовала с XVII века и находилась на месте современной Николо-Песковской церкви. При разорения Орла церковь повторила судьбу города. При восстановлении Орла в 1636 году воевода Борис Колтовский указал орловским стрельцам селиться на новом месте в черте городских укреплений в районе современного центрального рынка, где стрельцы построили свой приходской храм, освятив его в память о некогда бывшей в их слободе церкви в то же имя. Во время городского пожара 1673 года церковь сгорела но была восстановлена. В 1688 году священник Фома Гаврилов на месте деревянного выстроил каменный двухэтажный храм. В конце 70-х — начале 80-х годов XVIII в. при церкви существовала богадельня, содержавшаяся на средства известного своей строгой и праведной жизнью протоиерея Иоанна Коренева. Храм с богадельнями именовался Воскресенской лаврой. В 1811 г. в храме в нижнем этаже был устроен придел во имя Всех Святых. В 1822 г. там же устроили ещё один придел во имя иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. К 30-м годам XIX века храм обветшал. В 1840 году на пересечении одноимённых переулка и улицы стараниями старосты купца Н. О. Подшивалова закладывается трапезная нового храма, а в 1865 освящается законченный новый Воскресенский храм. В 1885 году начинается строительство новой колокольни на месте старого храма, законченной в 1890 году. 1 сентября 1899 г. при церкви открылась одноклассная церковно-приходская школа, устроенная «тщанием» настоятеля протоиерея Ф. Лебедева и церковного старосты Я. И. Чепурнова.

В 1930-е годы, как большинство святынь, храм закрывается и используется как складское помещение. Разобран вместе с колокольней на стройматериалы в конце 1930-х. Воскресенская улица была переименована в улицу Безбожников, однако в 1961 году стала улицей Гагарина, коей и является поныне. Переулок же в советское время носил имя Володарского. В 1990-х годах Воскресенскому переулку было возвращено историческое название. Ныне на месте храма площадка и здание торгового комплекса «Бежин Луг».

Георгиевская церковь

Деревянная Георгиевская церковь существовала с момента основания города Орла. В XVIII веке Егорьевская гора переименовывается в улицу Болховскую, а в 1726—1732 годах при помощи секретаря Орловской провинции Дмитрия Леонтьева-Оловенникова строится каменная Сретенская церковь с приделом во имя великомученика Святого Георгия. В 1889 закончена новая колокольня с боковыми пристройками и расширены приделы храма. Колокольня храма стала видна из любой точки губернского города. К 1891 обновленная Георгиевская церковь была освящена. Фотографии Болховской улицы и панорамы города запечатлевали силуэт Георгиевской церкви, удачно вписывающейся в архитектуру Орла. Волна осквернения и закрытий храмов, прокатившаяся после 1917 года какое то время обходило Георгиевский храм Орла стороной. По официальным данным Георгиевская церковь была закрыта в 1930 году. В феврале 1946 года была организована комиссия по оценке состояния пережившего войну и оккупацию здания Георгиевской церкви. На её месте построили кинотеатр «Победа». Были разобраны колокольня и купол, но в связи со спешкой к открытию кинотеатра часть здания, где находился алтарь осталась нетронутой. В середине 2000-х годов православное молодёжное братство святого Георгия Победоносца на месте воинского погоста поставило памятный крест. С 2003 года в Орле ежегодно 6 мая в день памяти святого великомученика Георгия Победоносца совершается крестный ход от Собора Михаила Архангела до входа в кинотеатр «Победа».

Крестовоздвиженская церковь

Старая Воздвиженская церковь существовала с 1759 года. В 1797 рядом со старым храмом закладывается строительство новой Крестовоздвиженской церкви. В 1809—1810 годах освящаются приделы в честь Святого пророка Ильи и евангелиста Иоанна Богослова. В 1837 году разбирается на стройматериалы старая церковь, которые идут на строительство трапезной и колокольни. В том же году освящается главный алтарь храма. Церковь являлась окраинной и стояла недалеко от Московских ворот при въезде в город. Купол Крестовоздвиженской церкви был заметен из любой стороны Московской улицы. В 1861 году по прибытии из Москвы в церкви стоял гроб с телом Алексея Петровича Ермолова, где служилась литургия и панихида по генералу. В 1898 году рядом с Воздвиженской площадью открывается трамвайное депо.

До конца 1920-х годов, несмотря на антирелигиозную кампанию властей, церковь действовала на радость прихожанам. С 1928 года к храму подступились вплотную. В этом году на Воздвиженской площади была построена новая дизельная электростанция, и строительная площадка подошла вплотную к зданию церкви. В 1929 году храм закрывается и используется под ссыпной пункт. В конце 1930-х, согласно, предвоенному плану застройки, Крестовоздвиженская церковь сносится, а на её территории строится кинотеатр «Родина», открытый в 1940 году.

Сейчас на месте бывшей Воздвиженской площади и когда-то стоявшего на ней храма по-прежнему находится закрытый с 1990-х годов кинотеатр «Родина» (имеющий спорный статус памятника архитектуры регионального значения) и часть сквера, названного именем орловского земляка авиаконструктора Поликарпова. Часть бывшей Воздвиженской площади ныне именуется площадью Поликарпова.

Церковь Николы Рыбного

Деревянная Никольская церковь известна ещё с XVII века. Одна из старейших церквей Николая Чудотворца Орла располагалась в Малом остроге деревянного Орла, нынешнем Рыночном переулке. Естественно, судьбу Орловского Кремля в начале XVII века разделил и деревянный храм. Отстроенная в 1636 году заново церковь стала приходским храмом Стрелецкой слободы. В 1637 году во время городского пожара храм сгорел, но был снова возрождён. Предположительно в конце XVII — начале XVIII веков Никольский храм был отстроен из кирпича, а в 1745 году рядом с ней орловский купец Дмитрий Коченов построил кирпичную Знаменскую церковь. Никольская церковь к концу XVIII века сильно обветшала, а колокольня угрожала падением. Генерал-губернатор князь Н. В. Репнин распорядился Никольскую колокольню разобрать, «не ожидая, чтоб они сами собой развалились, со вредом, которого опасаться есть правильная причина». К этому времени уже и Знаменский храм пришёл в ветхое состояние. В 1797 году на месте Никольской и Знаменской церквей выстроили новую каменную трехпрестольную церковь в стиле барокко, ставшую одним из лучших образцов этого стиля в Орле. Главный престол церкви был освящен во имя Святого Николая Чудотворца, а приделы в честь Казанской иконы Божией Матери и Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Своим Рыбным названием церковь обязана рыбным лавкам, располагавшихся в этом торговом месте на центральном рынке города. Первоначальное название было Церковь Николы в Рыбных Рядах, сокращенное торговцами и местными жителями до Николы Рыбного.

Точных данных о разрушении церкви в советское время нет, но предположительно это было сделано в 1930-е годы. До 1960-х годов на центральном рынке простояла часовня, оставшаяся от храма. Сегодня пустующее место церкви в Рыночном переулке заняли торговые постройки.

Покровский храм

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы известна ещё деревянной с XVII века. Деревянный храм был выстроен недалеко от деревянного Сошного моста через Оку (позже железный Мариинский, ныне — Красный). В камне храм построили в 1749 году. В 1848 году случился пожар и храм фактически пришлось строить заново. Архитектор Н. Т. Орлов разработал проект пятиглавого большого собора на месте старого в центре города на Ильинской площади. Руководил строительством до 1874 года церковный староста, купец I гильдии А. Н. Перелыгин. Однако в процессе стройки храма случилась авария и обрушился центральный главный купол храма и несколько боковых. Приделы храма были освящены в 1874 году, а главный купол почти 22 года пролежал в развалинах. В 1885 году начались работы по его восстановлению, растянувшиеся на 20 лет. Наконец в 1904 году были закончены все работы и Покровская церковь была освящена. Здание храма яркого бордового цвета стало самым большим и красивым в городе. В мае 1918 года в Покровской церкви состоялось собрание городского духовенства, в котором приняли участие представители духовенства из уездов. Покровский храм стал обновленческим. До 1930-х храм оставили в покое. На немецких фотографиях периода 1941—1943 годов Покровский храм появлялся очень часто. 5 августа 1943 года город был освобождён. Покровский храм и здание на Московской улице были самыми высокими зданиями пережившими войну, поэтому над ними были установлены красные знамёна. Несмотря на то, что храм и колокольня чудом уцелели, после войны принимается решение о его сносе. Капитальное здание XIX—XX веков было взорвано в 1948 году. Затем на его месте было построено ничем не примечательное четырёхэтажное здание орловского Центрального универмага.

Петропавловский собор

История

6 мая 1788 году последовал именной императорский указ Екатерины II о разделении епархий Российской Церкви в соответствии с новым территориальным делением. На этом основании Святейший Синод, указом от 17 мая того же года, открыл самостоятельную епархию, на базе существовавшего Севско-Брянского викариатства, и передал в её состав все монастыри и церкви, которые были в пределах Орловского наместничества.

15 апреля 1797 года в день коронации Павла I в Заорлицкой части Орла преосвященный Аполлос заложил собор новообразованной Орловской епархии во имя Павла исповедника, патриарха Цареградского. На церемонии присутствовали все чины и и представители орловского дворянства, на чьи средства и шло строительство храма.

Переводить же Орловскую архиерейскую кафедру из Севска не спешили. Старый епископ Досифей не торопился переводить архиерейский дом из Севска в Орёл. Епископ Иона, вступив во главу кафедры решил навести порядок. Большое значение для этого имел приезд императора Александра I в Орёл в сентябре 1817 года, который обратил внимание на ненормальное положение Орловской кафедры. С 1820 года кафедра была переведена в Орёл, а строящийся Петропавловский собор получил статус кафедрального.

Из-за нехватки средств строительство храма в створе Соборной и Садовой улиц проходило медленно. Собор был закончен и освящен только в 1841 году. В 1843 была закончена колокольня собора. Но из-за затянувшегося строительства здание кафедрального собора стало аварийным и в 1853 году богослужения в нём были прекращены. В 1861 году с разрешения Священного Синода собор переименовывается в Петропавловский и главный престол освящается в честь первоверховных святых апостолов Петра и Павла. В 1895 году ремонт храма завершается и кафедральный Петропавловский собор освящается чином полного освящения. Заканчивающаяся собором улица Соборная в честь увековечивания памяти земляка переименовывается в Ермоловскую. Петропавловский собор был упомянут в рассказе «Грабеж» писателя-орловца Лескова. В кафедральном соборе хранились знамёна Орловской, Севской, Кромской, Елецкой, Ливенской, Малоархангельской дружин, подаренные храму после их возвращения с крымской войны.

В разное время на службах в кафедральном соборе присутствовали императоры Александр II (лето 1867) и Николай II с наследником Алексеем (6 мая 1904), великие князья Михаил Александрович и Сергей Александрович с супругой Елизаветой Фёдоровной, другие члены царской фамилии, выдающиеся деятели Русской Православной Церкви Иоанн Кронштадтский, митрополиты Серафим (Чичагов), Флавиан (Городецкий), архиепископ Макарий (Гнеушев).

Советский период

После октябрьского переворота в 1923 году Петропавловский собор закрывается, все ценности изымаются, а здание конфискуется для размещения окружного (с 1937 — областного) архива «Окрархивбюро». Высокая соборная колокольня служила пожарной каланчой, парашютной вышкой и даже радиостанцией. В 1926 году по решению властей меняются названия улиц рядом с храмом: улица Ермоловская переименовывается в Пионерскую, а Садовая в улицу Максима Горького.

С 1938 начинается массовая ликвидация всех храмов и приходов. При оргкомитете ВЦИК по Орловской области 17 января 1938 года была утверждена новая комиссия по делам культа, в задачу которой входила подготовка материалов по закрытию храмов. В соответствии с проектом довоенной Генеральной схемы планировки Орла ею было принято о решение о сносе Петропавловского собора. Областной архив переводится в здание Преображенской церкви. В 1940 году Петропавловский кафедральный собор был взорван.

После войны на месте храма в Советском районе Орла долго были руины. В 1958 году на месте собора было построено здание для областной библиотеки им. Н. К. Крупской. Некоторые элементы собора сохранились в архитектуре библиотеки. Открытие библиотеки состоялось 28 февраля 1958 года.

Современный период

С 10 августа 1992 Орловская областная публичная библиотека по улице М. Горького 43 носит имя писателя-орловца Ивана Бунина. Среди орловцев называется «бунинкой». К началу 2000-х годов здание библиотеки, стоящее на фундаменте храма, пришло в аварийное состояние. Для библиотеки им. Бунина строится новое здание.

В 2009 году была продолжена традиция пасхальных крестных ходов. В первый день Светлой Седмицы, святыни Православной церкви пронесли вокруг здания бывшего Петропавловского кафедрального собора.

Восстановление Петропавловского собора

В ноябре 2009 года в СМИ появилось сообщение о том, что к 450-летию города Орла будет восстановлен Петропавловский кафедральный собор. Губернатор Орловской области Александр Козлов после встречи с патриархом Московским и всея Руси Кириллом заявил о восстановлении Петропавловского собора, в рамках мероприятий по подготовке к юбилею города в 2016 году: «Наша задача — из главного собора Орла сделать тот собор, где можно было бы отпраздновать юбилей». Публичная библиотека имени Бунина будет переведена в новое просторное здание строящейся библиотеки ОГУ по улице Пионерская, на месте когда то стоявшего орловского кадетского корпуса Бахтина. Архиепископ Орловский и Ливенский Пантелеимон после заявления Козлова отметил, что Петропавловский собор города Орла «Лесков запечатлел на века».

Петропавловский кафедральный собор станет первым храмом Орла, возрождённым практически с нуля, после разрушения.

Преображенская церковь

Деревянная Преображенская (Пятницкая) церковь на берегу Оки известна с конца XVII — начала XVIII веков. Впервые она появляется на чертеже Орла 1728 года. Для Преображенского храма выбрали живописное место рядом с мостом через Оку позади Покровского храма. Один из приделов был освящен в честь Св. Параскевы Пятницы, в память о старой Пятницкой церкви в Пятницкой слободе, стоявшей на месте нынешнего Никитского храма.

В 1742—1744 на месте деревянной церкви закладывается холодная каменная церковь с колокольней. Каменный храм был освящён в 1747 году. В 1832 году расширяется трапезная, строится ещё один придел во имя Владимирской иконы Божией Матери. 26 мая 1848 случился пожар, в результате которого Преображенский храм почти полностью сгорел. Церковный староста А. И. Хлебников попросил разобрать пепелище, оставшееся от главного храма. 7 мая 1872 года на прежнем месте епископом Макарием закладывается новый большой, просторный и теплый храм, вместимостью до 900 прихожан. Строительство новой пятиглавой Преображенской церкви в прежних границах было закончено в 1880 году. Была построена и часовня, слитая воедино с новой оградой. Были освящены 3 престола: главный — во имя Преображения Господня, левый — во имя Святой Троицы, правый — во имя Святого Алексия Митрополита Московского. Архитектурный ансамбль Преображенской церкви дополнял Покровский храм, находившимся рядом. Правый берег Оки и Ильинская площадь с расположенными на них храмами в сочетании с Мариинским мостом являлись яркой архитектурной панорамой центра губернского города Орла. Купола соборов и колоколен были видны практически из любой его точки. В 1887 при храме открылась церковно-приходская школа и богадельня.

После 1917 года церковь оставалась некоторое время открытой, являясь обновленческой. Однако, уже в 1920-х с куполов были сняты православные кресты и золото. В 1929 году церковь окончательно закрывают. К началу войны из Петропавловского собора в здание был переведён областной архив. В 1943 году перед отходом из города немцы минируют здание Преображенской церкви с архивными документами, но взрыв произведён не был. После войны пришедшее в ужасное состояние здание пустовало. Покровский храм был снесён в 1948 году и пережившая войну Преображенская церковь оставалась единственным не отремонтированным зданием в центре послевоенного Орла.

В 1960-х во время усиления борьбы с религией центр города было решено полностью освободить от храмов. Уже построенный на месте Покровского храма ЦУМ никак не вписывался в соседство с Преображенским храмом. То, что не успели сделать немцы в 1943 году, сделала советская власть. В 1965 году Преображенская церковь была взорвана. Взрывов было произведено несколько — здание XIX века оказалось очень прочным. Для вывоза руин потребовалось много времени и машин. Преображенская церковь стала предпоследним приходским храмом, разрушенным в годы советской власти в Орле. (Последней была разрушена Успенская церковь XVII века мужского монастыря в 1980 году.)

Сегодня пенсионеры Орла ещё помнят Преображенский храм, стоявший возле универмага, и его разрушение, в отличие от нового поколения, знающее о ней только по фотографиям. Ныне на берегу Оки на месте Преображенской церкви расположен небольшой сквер с высотным домом и несколько торговых домов. Современная площадь Мира сильно отличается от Ильинской площади начала века и Первомайской площади середины века. Безликие здания, не претендующие на роль архитектурных памятников, никогда не заменят красоту утраченных Преображенского и Покровского храмов, стоявших на некогда самой красивой площади в городе.

Церковь Сергия Радонежского

В XVIII веке на окраине Орла находилось Сергиевское кладбище, образованное в 1786 году. В 1787 году на средства орловских купцов Г. П. Ситникова, С. П. Шушпанова, И. И. Овчинникова и И. К. Пастухова началось строительство кладбищенской Сергиевской церкви. В 1789 году храм в честь Сергия Радонежского был освящён. В 1785 году завершается строительство каменной двухъярусной колокольни. В 1872 году трапезная церкви была расширена и построены два придела. В 1883—1884 и 1896—1897 годах Сергиевское кладбище обнесено каменной оградой. На нём в братской могиле были похоронены русские воины Орла, умершие от ран, полученных в русско-турецкую войну 1878 года.

После 1917 года церковь Сергия Радонежского оставалась открытой, являясь окраинной и кладбищенской. Однако в 1928 году прямо на территории одного из самых больших городских кладбищ (одной из сторон выходило на правый берег Оки, ещё одной — на современный Нагорный переулок) начинается строительство механосборочного цеха завода им. Рыкова. В 1931 году вместе с кладбищем упраздняется и закрывается Сергиевская церковь. Здание храма используется под нужды завода. После войны большая часть храма разбирается, и перестраивается под складское помещение.

По сегодняшний день почти половина орловского завода «Текмаш» (бывший им. Рыкова) находится на территории Сергиевского кладбища. При проведении земельных работ не раз обнаруживались человеческие кости. На огороженной территории завода, на месте церкви, рядом с перекрёстком Первомайской (бывшей Сергиевской) улицы и Нагорного переулка находится двухэтажное здание, принадлежавшее заводу. От Сергиевской церкви сохранился лишь первый этаж этого здания. 52°58′42″ с. ш. 36°05′58″ в. д.52.97833° с. ш. 36.099583° в. д. / 52.97833; 36.099583   

Действующие храмы

Ахтырский кафедральный собор

Адрес: Орел, ул. 5 августа, 18.

Согласно преданию, ещё в XVI веке на месте собора стояла Пятницкая церковь. В 1678 году в переписной книге на этом месте уже упоминается Никитский храм. К концу XVIII века церковь значительно обветшала, её пришлось разобрать и встал вопрос о строительстве нового храма. Осуществилось это дело при следующих обстоятельствах.

В 1773 году торговавший лошадьми в г. Ахтырке (Харьковская губерния) орловский купец Константин Семенович Пастухов получил исцеление от многолетней болезни по молитве перед чудотворной Ахтырской иконой Божией Матери, прославившейся в то время многочисленными чудесами и почитаемой по всей России. Для неё был поострен величественный каменный собор в Ахтырке.

Вернувшись в Орел, Константин Семенович обратился к епархиальному начальству за благословением на постройку каменного храма в честь Ахтырской иконы Божией Матери на Пятницком погосте. Разрешение было получено, и в том же году приступили к строительству храма.

В 1775 году церковь была поострена и освящена. Вскоре она уже не вмещала всех прихожан. В 1876 году храм расширили и устроили ещё один придел в честь святого великомученика Никиты.

Город к этому времени разросся, Ахтырская церковь с кладбищем при ней оказалась в черте города, кладбище было закрыто, а храм стал приходским.

В 1803 году вновь были произведены строительные работы в храме, в результате которых подняли своды главного алтаря, а также устроили и освятили новый придел в честь Казанской иконы Божией Матери.

В 1823 году была построена высокая четырёхярусная колокольня. Первоначально она стояла отдельно от храма, но в 1870 году по проекту архитектора И. П. Лутохина трапезную удлинили и соединили с колокольней.

В таком виде храм предстает и сегодня.

В 1875 году вокруг церкви была поставлена ограда, уничтоженная перед Великой Отечественной войной.

Причт храма состоял из двух священников, диакона и двух псаломщиков. К приходу были приписаны 275 дворов, более 1000 человек. При храме было 2 церковных дома — каменный и деревянный, а также свечная лавка на рынке.

В октябре 1897 года стараниями церковного старосты М. М. Борзенкова при храме была открыта церковно-приходская школа, в которой обучались около сорока детей. Обучении было бесплатным. Первым заведующим школы и законоучителем стал священник Василий Леонов.

После революции храм, его священнослужителей и прихожан постигли скорбные испытания, обрушившиеся на Русскую Православную Церковь. В период «изъятия ценностей», наряду со многими иконами, был конфискован большой серебряный крест — древняя святыня храма, насчитывающая почти 500летнюю историю. Ахтырской церковь, была закрыта по решению ВЦИК Орловской области 3 февраля 1938 года. И использовалась не по назначению всего 3 года. В этот период она была превращена в зернохранилище.

15 марта 1942 года, во время оккупации города Орла, храм был открыт и в дальнейшем уже не закрывался.

При освобождении Орла в 1943 году на колокольне Ахтырской церкви ранним утром 5 августа был водружен один из первых красных флагов.

В 1962 году Святейшим Патриархом Алексием I (Симанским), по ходатайству митрополита Орловского и Брянского Антония (Кротевича), Ахтырскому храму был присвоен статус кафедрального собора.

В 1986 году в нём были произведены большие реставрационные работы: стены и потолок расписаны художником Федором Гладковым на библейские сюжеты; пол выложен мраморными плитами; центральный иконостас, высотой около 14 метров, украшен резьбой и позолотой. Был осуществлен и большой наружный ремонт здания, восстановлена изначальная форма куполов и шпиля колокольни, произведены работы по восстановлению кирпичной кладки барабанов четверика. Главки храма, купол и шпиль колокольни с крестами были покрыты листовой медью и позолочены.

Наиболее чтимыми святынями храма является чудотворная Ахтырская икона Божией Матери (список с первообраза, прославившегося многочисленными чудесами), а также иконы с частицами святых мощей: святого великомученика Никиты, священоисповедника Георгия Косова. Некоторое время в храме пребывали святые мощи святителя Тихона Задонского. В 1919 году они были изъяты из Задонского монастыря и переданы в Елецкий краеведческий музей. В 1930-е годы, в связи с устройством Орловского антирелигиозного музея, они были доставлены в Орел, где и находились до 1941 года. В годы немецкой оккупации мощи были перенесены в Богоявленский храм. В сентябре 1960 года, когда возобновились гонения на Православную Церковь, просьба директора Краеведческого музея о возвращении мощей в музей была удовлетворена. И ещё 28 лет святые мощи находились в фонде музея. В дни празднования 1000-летия Крещения Руси мощи были переданы Церкви, тогда же было принято решение поместить их в Ахтырском кафедральном соборе. В 1991 году открылся Задонский мужской монастырь, и мощи святителя были возвращены на место. В память о пребывании их в Ахтырском соборе, кисть святителя Тихона, с давних времен хранившаяся отдельно, была оставлена в этом храме, где и почитается прихожанами одной из главных святынь. Для неё художником иконописцем А. И. Неверовым была написана икона святителя в рост и изготовлены ковчег для мощей и резной киот для иконы.

Богоявленский собор

Адрес: Орел, Богоявленская площадь, 1.

После сожжения поляками и литовцами в 1606 году Орел, основанный в 1566 году, был в полном запустении почти 30 лет. И в 1636 году последовал царский указ о восстановлении города «на старом орловском городище». Одновременно с восстановлением и укреплением орловского острога, а именно в 1641—1646 годах, на месте нынешнего Богоявленского собора строится храм, значительно изменивший впоследствии свой облик. Первые годы существования храма связаны с располагавшимся тогда на стрелке Оки и Орлика, в центре орловской крепости, одноимённым мужским монастырем. В 1680 г. пожар уничтожил монастырь и, возможно, повредил здание церкви. Монастырь был перенесен и переименован в Успенский.

Новое каменное здание Богоявленского храма было возведено примерно в первом десятилетии XVIII века. В 1837 г. Богоявленская церковь была капитально перестроена. В 1900 г. произошло самое значительное изменение наружного облика Богоявленского собора — была разобрана его колокольня, которая «с давних пор стояла, изменив немного своё вертикальное положение». В 1908 г. началось возведение новой.

В 1939 г. новая, надвратная, колокольня и церковная ограда были разобраны на кирпич. В 1945 г. храм был поставлен на учёт Орловским отделом по делам архитектуры, а на его стене была установлена охранная доска. Храм оставался действующим до 1963 г. В 1964 г. Богоявленский собор был приспособлен под городской кукольный театр. Согласно проекту была разобрана глава храма, сняты кресты, внутреннее подкупольное пространство перекрыто плоским потолком. Внутренняя живопись XIX века была заштукатурена. В 1994 г. здание вернули церкви. С тех пор продолжается её восстановление и перемены в облике. С 2008 г. ведётся восстановление первоначальной колокольни на остатках её снования XVII века. Уже в 2009 на колокольню были подняты благовест и другие основные колокола. В 2013 году колокольня обрела полный комплект колоколов. В 2014 году собор впервые с 1919 года (когда из города отступили белые и восстановлен ленинский запрет на колокольный звон) зазвонил.

Богоявленский собор — это единственный сохранившийся на территории Орла храм XVII века, единственная оставленная постройка исторической стрелки Оки и Орлика, а также старейшая каменная постройка города.

Воскресенский храм

Адрес: Орел, ул. 1-я Курская, 93.

Храм находится на восточной окраине города, рядом с железнодорожной линией Орел-Брянск, на территории Афанасьевского кладбища (основано по указу Правительствующего сената от 27 февраля 1887 г. как кладбище Введенского женского монастыря). Кладбище по указу Орловской духовной консистории стало именоваться Афанасьевским по названию погоста, на котором первоначально возник сам монастырь. С первых лет существования кладбища на нём кроме умерших монахинь хоронили и жителей из близлежащих к монастырю местностей, но официально это было разрешено лишь в 1897 г. В том же году кладбище было обнесено кирпичной оградой. 23 июля (4 августа) 1895 г. на кладбище на средства благотворителей — генерал-лейтенанта М. Л. Духонина с супругой и купца Каверина в память об императоре Александре III освящена деревянная церковь Воскресения. Она предварительно была собрана в Москве и затем привезенная в Орел. Храм стоял на каменном фундаменте, бревенчатые стены были обшиты тесом. Во внешнем облике церкви проявилось увлечение узорчатыми формами XVII в. Храм завершался четырёхгранным шатром с декоративными слухами. Радом с церковью в 1950-х годах была возведена звонница.

Воскресенская церковь на Афанасьевском кладбище до октября 1996 года являлась единственным сохранившимся деревянным культовым памятником архитектуры в области.

В октябре 1996 года в результате поджога церковь сгорела, на её месте по проекту архитектора М. Б. Скоробогатова построен новый каменный храм, который освящен 30 сентября 2001 г.

Николо-Песковский храм

Адрес: Орел, ул. Нормандия-Неман, 73.

Заложена с благословения Кирилла, епископа Севского и Брянского, в 1775 г. на месте бывшего выгона, где стояла часовня в память о первой деревянной церкви Воскресения с приделом пророка Божия Илии, выстроенной здесь в XVI в., при основании г. Орла. Возводилась на средства прихожан. В 1776 г. был построен и освящен южный придел святителя Николая Чудотворца, а главная церковь с Ильинским алтарем и северным приделом во имя святителя Митрофана, епископа Воронежского, окончена постройкой в 1790 г. Среди местных жителей больше известна под именем «Николы на Песках». 19 сентября 1858 г. во время большого пожара в Орле пострадали трапезная и колокольня церкви, но вскоре стараниями духовенства и мирян они были восстановлены и обновлены. В конце XIX в. вокруг храма возвели железную ограду на кирпичном фундаменте, а перед ним построили две каменные часовни, не сохранившиеся до наших дней. Наиболее чтимыми являлись иконы пророка Божия Илии, святителя Николая Чудотворца и святителя Митрофана Воронежского. Ежегодно 20 июля, в Ильин день, в храм из всех городских церквей совершался крестный ход в честь победы в Отечественной войне 1812 г. (установлен в 1815 г.). В 1930-х гг. церковь была закрыта. После Великой Отечественной войны в её здании и пристройках разместилась швейная фабрика № 2, (с 1963 г. — филиал ПО «Радуга», с 1992 г. — АО «Радуга»). В 1946 и 1986-87 гг. производился капитальный ремонт церковного здания. 4 июля 1995 г. храм был возвращен приходской общине верующих. Начались восстановительные и реставрационные работы. С 18 сентября того же года стали проводиться регулярные богослужения. На колокольне установлены колокола. В марте 1996 г. на церкви восстановлены золоченые кресты. 21 мая 1996 г. Высокопреосвященный Паисий, архиепископ Орловский и Ливенский, преподнес в дар храму частицу мощей святителя Николая Чудотворца, которой его благословил митрополит Владимир при возведении в сан епископа. 19 декабря 1997 г. был вновь освящен Никольский придел, а в мае 1998 г. — придел во имя святителя Митрофана Воронежского. Церковь является памятником архитектуры раннего классицизма. Несколько вытянутый по поперечной оси четверик храма отличается большой высотой, свойственней обычно лишь двухэтажным храмам. Это впечатление усиливается двухярусностью декорации северной и южной стен. Фасады расчленены мало выступающими лопатками, которые в верхних своих частях как бы прерываются, давая место орнаментальному мотиву из трех треугольников. Окна помещены в плоские ниши. Перед северным и южным фасадами во всю из: ширину устроены белокаменные площадки, на которые ведут четыре ступени. Если оформление фасадов выдержано в раннем классическом стиле, то форма апсиды, частота и характер её раскреповок говорят о барочном стиле. Завершен храм четырьмя глухими главами, средняя имеет четырёхгранный барабан, угловые — тоже, но со скошенными углами. Широкая трапезная с двумя приделами (Никольский и во имя Митрофана, епископа Воронежского) относится ко времени позднего классицизма. Самой интересной частью здания является колокольня. Некоторая кубовидность и массивность нижних ярусов оттеняют пространственность и развитость третьего яруса. Стены здесь как будто исчезают за двухколонными ионическими портиками. Широкие арочные проемы звона делают ярус как бы сквозным. Скульптурная декорация — растительные гирлянды с лентами, рисунок капителей, находят аналогии в архитектуре Москвы 1770-х г.г.

Свято-Введенский женский монастырь

Адрес: Орел, ул. 1-я Курская, 92.

В 1686 году начал строиться девичий монастырь. Церковь при нём освящена во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы. По наименованию главной церкви монастырь получил название Введенский. В 1843 пожар уничтожил монастырь. В 1844 г. избрано новое место на построение девичьего монастыря — за городом, на высоком берегу реки Оки, при приходской Христо-Рождественской церкви с колокольней, которая строилась в 1801-22 гг.

В 1860-е Введенский монастырь продолжал достраиваться, число частных монашеских келий доходит до 75. В этот период монастырь становится общежительным. К началу ХХ века монастырь был полностью отстроен и благоустроен, считался лучшей обителью Орловской епархии. В одном из документов 1901 г. говорится, что в монастыре насчитывалось 583 человека: 80 монахинь, 277 рясофорных, 224 живущих на испытании.

В 1923 г. монастырь был закрыт и разрушен. Уцелели полуразрушенные две часовни и две церкви — Воскресения Словущего и Тихвинской Божией Матери. В 1993 начал воссатавливаться. Тихвинская надвратная церковь отремонтирована и освящена 22 декабря 1994 г.

Свято-Иоанно-Крестительский храм

Адрес: Орел, ул. Карачевская, 97-а.

Церковь во имя святого Предтечи и Крестителя Господня Иоанна находится на Крестительском кладбище в юго-западной части города.

Крестительское кладбище было образовано в 1772 году, церковь на нём во имя Иоанна Предтечи заложена 2 июля 1774 года и освящена 20 июля 1777-го. В 20-е годы XIX века священником В. Переверзевым сооружена двухэтажная каменная богадельня, встроенная в кладбищенскую ограду (не сохранилась). В 1882—1887 годы её обратили во «временный приют», где содержалось 50 девочек духовного звания. 12 сентября 1883 года приют посетил сын императора Александра II цесаревич Николай Александрович. С 1887 г. в Крестительской богадельне размещался приют для вдов и сирот духовного звания.

В 1938 году храм закрыли, в 1942—1944 годы он был открыт, а затем закрыт. Вновь открыт в начале 1960-х годов. Сюда были перевезены иконостас и богослужебная утварь из закрытой к тому времени Богоявленской церкви.

На Крестительском кладбище в 1812 году хоронили умерших от ран русских и французских солдат. Здесь находятся могилы митрополита Орловского и Брянского Палладия (1899—1977), архиепископа Орловского и Брянского Варфоломея (1928—1988). Недалеко от входа в церковь сохранилась могила архиепископа Н. П. Поликарпова (1887—1938) — отца известного авиаконструктора Н. П. Поликарпова. На Крестительском некрополе захоронены также многие известные орловцы: генерал-майор Д. П. Джунковский (1851—1923), участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов, П. В. Сизов и Я. И. Горожанский — краеведы, писатель и литературовед Л. Н. Афонин (1918—1973) и др. Заслуживает внимания памятник В. Н. Гайдунову, студенту, утонувшему в Оке в 1907 г. при спасении молодой девушки. В южной части кладбища расположено братское захоронение советских воинов, погибших в боях за освобождение Орла в августе 1943 г. 8 мая 1987 г. здесь открыт памятник на могиле командира эскадрильи 1-й армии майора Т. Г. Верхомия, убитого в бою 3 мая 1943 г.

В Крестительской церкви находятся следующие святыни:

вериги святителя Тихона Задонского; ковчег с мощами святых угодников Божиих; почитаемая Казанская икона Божией Матери; почитаемая икона Матроны Московской.

Свято-Троицкий храм

Адрес: Орел, ул. Лескова, 17.

Храм при Троицком кладбище.

При учреждении Орловской губернии в 1778 году под кладбище для 3-й части города было отведено новое место за городом, близ Наугорской дороги. Кроме того, к нему, по приходскому положению, были отнесены близлежащие загородные деревни. Также на Троицком кладбище хоронились покойники из Орловских Богоугодных заведений. Церкви на кладбище не было 50 лет и лишь указом Орловской духовной консистории от 7 февраля 1823 года разрешено было построить церковь каменным зданием на доброхотные пожертвования. Новопостроенная каменная церковь во имя Живоначальной Троицы была освящена 6 мая 1828 года.

В 1849 церковь была обновлена благодаря Высочайшему пожертвованию на памятник генералу Ермолову, герою отечественной войны 1812 года, завещавшему похоронить себя на Троицком кладбище, близ могилы отца. До 1864 года над могилой Ермолова не было никакого памятника и даже деревянного креста. Его сыновья Виктор, Клавдий и Север вознамерились поставить над могилой памятник. Но Троицкий священник Иоанн Мещерский предложил им вместо устройства памятника расширить церковь так, чтобы она вместила в себе могилы Ермоловых. Расширение Троицкой церкви было произведено с двух сторон — южной и северной, причем расстояние, отделявшее церковь от колокольни, вошло под своды храма.

Свято-Успенский монастырь

Адрес: Орел, ул. Ермолова, 13а.

Монастырь является своего рода продолжением монастыря Богоявленского, основанного у храма Богоявления, древнейшего из сохранившихся орловских храмов. Храм был построен в 1646 году. После орловского пожара 1673 года монастырь был перенесен на новое место, именуемое Каменным Верхом, расположенное на Ямской горе.

Главным храмом монастыря, по имени которого он и наименован, стала каменная церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, построенная в 1688 году. С 1725 года монастырь был приписан к Коломенскому архиерейскому дому, и в нём была создана школа для обучения детей духовенства, в которой в 1727 году числилось 25 человек. Согласно указу Петра I монастырь принимал на своё попечение бывших военных и увечных. С 26 апреля 1818 года в Свято-Успенском орловском мужском третьеклассном монастыре был устроен по высочайше утвержденному решению Святейшего Правительствующего Синода архиерейский дом Орловских и Севских архипастырей. На устройство архиерейского дома выделил сто тысяч рублей государь Александр Павлович во время своего пребывания в Орле. В 1843-45 годах в архиерейском доме была построена каменная церковь — усыпальница над прахом семьи орловского губернатора Аркадия Васильевича Кочубея. Храм был освящен во имя Живоначальной Троицы. В период 1860—1879 гг. в архиерейском доме совершалось строительство пятиглавого кафедрального собора Орловской и Севской епархии — храма во имя Пресвятой Троицы.

Троице-Васильевский храм

Адрес: Орел, ул. Васильевская, 20/22. Существующий каменный храм во имя Св. Живоначальной Троицы (Троице-Васильевский) заложен в 1743 г. и окончен в 1751 г. «иждивением орловского купца Николая Васильевича Кузнецова с прихожанами». Храм двухэтажный, первый этаж был теплый, верхний — холодный. Первоначально имел три престола: вверху — во имя Св. Троицы, внизу — Св. Василия Великого, в правом приделе — Св. Никиты.

Каменная колокольня построена в 1802 г. В 1867 г. храм расширен на средства орловского купца Енфимия Семеновича Шелкова пристройкой с обеих сторон в два этажа. В 1881 г. вокруг церкви устроена кирпичная с железной решеткой ограда. 3 сентября 1872 г. в верхней церкви протоиереем Иоанном освящен с правой стороны придел во имя Св. Тихона Задонского, а 5 июля 1880 г. в ней же слева протоиереем Александром Павловским освещен придел во имя Иконы Божьей Матери «Взыскание погибших». В 80-е годы был освящен придел в нижнем храме с левой стороны во имя Св. великомученицы Варвары, иконостас которого был изготовлен на средства прихожанина Павла Ивановича Афанасьева. Таким образом, церковь к концу столетия стала двухэтажной и шестипрестольной — единственной в городе Орле.

В 1896 г. произведен её капитальный ремонт снаружи, в ходе которого, в частности, были позолочены кресты и главы, а верхний ярус колокольни переложен заново.

В 1899—1900 гг. была отремонтирована нижняя церковь, стены и потолки расписаны живописью, устроены 4 вентиляционные печи. Плотницкие работы производил подрядчик Косма Егорович Овечкин, иконостасные — болховский купец Петр Павлович Абашин, каменные и штукатурные — подрядчик П. М. Тиморин и др. На колокольне было 8 колоколов, один из которых массой 318 пудов был приобретен в 1849 г.

В числе прочего были заменены иконостасы на новые, в проходной арки по новому рисунку в форме иконостасов устроены места для икон. С правой стороны спасителя Б. М. «Страстная», Иоанна Крестителя, Вмч. Пантелеймона. С левой стороны Святой Троицы, Б. М. «Взыскание погибших», Св. Тихона Задонского, Феодосия Черниговского. Устроены два новых балдахина для икон «Млкопитательницы», Пр. Тихона Калужского, два поставных киота для икон Б. М. «Скорбящая» и трех Св. Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, устроен поставной крест с изображением распятия с предстоящими. Особо чтимыми были иконы Святой Троицы в серебряно-вызлащенной ризе, Б. М. «Взыскание погибших» в серебряно-вызлащенной ризе с бриллиантами и икона Пр. Тихона Калужского в серебряно-вызлащенной ризе. Достоверно известно, что болящие люди получали исцеление после чтения акафиста и совершения водосвятного молебна у икон Пр. Тихона Калужского, Б. М. «Млекопитательница».

В 20-е годы Троице-Васильевская церковь некоторое время принадлежала обновленцам, но была закрыта из-за отсутствия прихода. В 30-е годы храм утратил верхние ярусы колокольни и венчавшую главный объём главку, восстановленную в 1989 г. С этого времени храм использовался не по назначению. С 1951 года в здании располагался обком ДОСААФ, с 1972 года здесь находился городской технический клуб. В конце 1999 годов здание церкви арендовала хозрасчетная организация ООО «За рулем».

Решением Малого Совета орловского областного Совета народных депутатов от 6.07.93 № 81-7 здание храма отнесено к памятникам архитектуры регионального значения. Охранное обязательство по недвижимому памятнику религиозного значения было подписано 3 июля 2005 года.

24 июня 1999 года по решению городского Совета народных депутатов здание храма передано Орловско-Ливенской епархии. Настоятелем назначен протоиерей Сергий (Крючков С. Ю.). 21 июля 1999 года в день празднования Б. М. «Казанская» проведено первое богослужение.

12 февраля 2000 года в день празднования Собора вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого архиепископ Орловский и Ливенский Паисий совершил освящение престола Василия Великого. В настоящее время храм является действующим. Согласно православному календарю совершаются богослужения, работает воскресная школа для детей и взрослых. Продолжаются ремонтно-восстановительные работы на средства прихожан, частных лиц, многих предприятий и организаций города Орла.

Успенский (Михаило-Архангельский) собор

Адрес: Орел, Михаило-Архангельский пер., 14/20.

Расположен в центре города Орла на правом низком берегу реки Орлик в бывшей Посадской слободе.

В 1678 году был построен каменный храм Успения Пресвятой Богородицы с колокольней. Позднее, в 1730 году, рядом с ним для зимнего богослужения была выстроена каменная церковь Св. Архистратига Михаила. К концу 18 в. оба храма стали тесны для выросшего прихода, и, к тому же, обветшали, поэтому их разобрали и начали строительство более вместительной церкви. Новый храм во имя Успения Пресвятой Богородицы с двумя приделами — Св. Архистратига Михаила и Св. Иоанна Воина был заложен 19 сентября 1801 года. В 1803 была построена трапезная с двумя престолами. Окончательно работы были завершены в 1817.

В сентябре 1823 года Орел посетил Император Александр I, в честь которого здесь было совершено богослужение. В январе 1826 в ней же покоилось тело умершего Государя, когда его везли из Таганрога в Петербург. С церковью Св. Михаила Архангела связаны жизнь и творчество Леонида Андреева. В разное время храм посещали Лесков, Бунин и другие писатели, неоднократно упоминавшие его в своих произведениях.

В 2004—2005 годах проведена масштабная реставрация храма.

Храм Иверской иконы Божией Матери

Адрес: Орел, ул. Привокзальная, 9.

Иверская церковь — самая молодая в городе Орле, но благодаря своим архитектурным достоинствам уже внесена в свод памятников РСФСР, эта церковь единственная сохранившаяся в городе Орле постройка в неорусском стиле (архитектор Н. И. Орехов). Она была построена для работников железнодорожной станции, потому что вблизи вокзала церквей не было и железнодорожникам было далековато ходить до ближайшей церкви, которой, судя по всему, была Крестовоздвиженская церковь, она находилась на месте кинотеатра «Родина». Иверскую церковь построили в честь Иверской иконы Богоматери, точная копия была подарена служащим станции Орел в 1898 году. По легенде ещё до того как началось строительство церкви был крестный ход с Иверской иконой. Икона была большая и тяжелая, несли её очень осторожно, но в какой-то момент икона не падает, а сползает из рук державших её. Это было истолковано как знамение, что храм надо строить здесь, а уже в 1902 году, через три года, в Иверской церкви прошла первая служба, всего на строительство ушло три года. Так быстро храм был построен во многом благодаря человеку, который руководил строительством — Филиппу Петровичу Степанову, благодаря его упорству и энергии храм был построен вовремя. Строилась церковь на средства работников станции Орел, и конечно помогали всем миром: жертвовали купцы, в других храмах был организован сбор пожертвований. Когда же денежный запас иссяк, Ф. П. Степанов поехал в Москву и взял кредит на постройку церкви, позже Николай II внес тысячу рублей на погашение кредита (к слову, орловчанка Г. Игнатова внесла 2746 рублей). Но вот наступил роковой 1917 год, и вместе с ним тяжелые испытания для всей русской церкви. В период с 1921 по 1923 год в Орле были закрыты ряд церквей, в том числе и Иверская, её отдали под железнодорожную школу. В каком виде она дошла до 1990 года, когда руины церкви были переданы верующим, видно на фотографии. Расчищали храм от тонн мусора, битого кирпича и нечистот вручную. Очень много для восстановления церкви сделал отец Иоанн Троицкий, настоятель Крестительской церкви, он бал назначен Владыкой Паисием руководителем восстановительных работ, архитектором реконструкции выступил М. Б. Скоробогатов. В октябре 1990 года в полуразрушенной церкви отслужили первый молебен, а уже с 8 января 1991 года литургия в Иверском храме проходит ежедневно.

Храм иконы Божией Матери «Взыскание погибших»

Адрес: Орел, Наугорское шоссе, 109.

Является приписным храмом церкви Иверской иконы Божией Матери.

Храм открыт ежедневно с 9.00 до 14.00.

Богослужения совершаются по субботам, воскресеньям, великим и большим праздникам в 8.30.

Храм иконы Божией Матери «Знамение» Курская-Коренная

Адрес: Орел, ул. Маринченко 4a.

Храм в честь иконы «Знамение» Божией Матери Курская Коренная открыт по благословению архиепископа Орловского и Ливенского Паисия в 1998 году.

Храм-часовня святого Александра Невского на крови

Адрес: Орел, ул. Машкарина, 1.

Храм-часовня, расположенный в 909-м квартале, возведен в память о героическом подвиге воинов-десантников 201-й воздушно-десантной бригады, которые 3 октября 1941 года на этом месте вступили в неравную схватку с фашистскими солдатами, наступавшими на Орел. С винтовками, ручными гранатами сражались против танков и наступавшей пехоты. Эти несколько часов обороны Орла десантниками позволили должным образом организовать оборону под Мценском и приостановить продвижение немцев к Москве.

Храм Смоленской иконы Божией Матери

Адрес: Орел, ул. Нормандия-Неман, 27.

Самой крупной жемчужиной в драгоценном ожерелье храмов, украшающих наш город, является собор во имя Смоленской иконы Божией Матери — Одигитрии (Путеводительницы). Храм, выполненный в русско-византийском стиле, самое большое церковное здание города. Его первоначальная площадь (вместе с утраченной колокольней) — более 35 000 кв. м, а высота пятиярусной колокольни составляла 52,2 м, сам храм имеет высоту 46 м.

Смоленский собор расположен при пересечении бывшей Николо-Песковской (Нормандия-Неман) и бывшей Смоленской (Маяковской) улиц, и, хотя он утратил до половины первоначального архитектурного облика, по-прежнему радует взор, а благодаря своему удачному расположению виден из многих точек города.

Первая Смоленская церковь была заложена жителями Стрелецкой слободы в 1767 г. по благословению преосвященного Тихона, епископа Севского и Брянского, на основании Указа, высочайше утвержденного самой Императрицей Екатериной II на земле однодворца Ивана Чепахина, в самом центре слободы. Алтарем храм был ориентирован строго на восток, согласно православной традиции. Выделенной земли (18×30 саженей) хватило и на храм, и на отдельно стоящую колокольню, и на сад, в котором в дальнейшем был построен и новый, сохранившийся Смоленский храм. Первый («древний») был разрушен в начале 1940-х годов, перед началом Великой Отечественной войны (тогда же начата разборка колокольни храма), на его месте позже находился кинотеатр «Комсомольский».

Основной храм в дальнейшем расширялся приделами, и в законченном виде имел три престола: во имя Смоленской иконы Божией Матери, Нерукотворного Образа и Дмитрия Солунского. В 1777 году в храме уже совершались богослужения. Строился он под руководством старосты Ивана Еленина на средства прихожан, и на их же добровольные пожертвования украшался. В 1852 году «Орловские губернские ведомости» опубликовали завещание купца, потомственного гражданина Ивана Серебренникова, о выделении 8000 рублей серебром и ежегодные 10-процентные доходы его сыновей на построение нового храма во имя Смоленской иконы Божией Матери.

Святынями храма являлись иконы Смоленской Божией Матери и мученика Мины Александрийского. Церковь упоминается в произведениях Н. С. Лескова «Мелочи архиерейской жизни» и «Соборяне».

Проект храма разработал в 1856 г. архитектор Ефимов. В 1857 г. была освящена закладка. В 1869 г. в этой церкви венчался орловский летописец Г. М. Пясецкий.

Главная церковь ещё достраивалась и была закончена в 1889 году, в 1895-м была освящена, в 1908-м — возведена колокольня. В 1899 году при церкви открыта школа для неимущих прихожан.

В 1938 году храм был закрыт, а в период немецкой оккупации использовался под бомбоубежище. В 1951 году были разобраны остатки колокольни, до 1995 г. в храме размещался хлебозавод.

В апреле 1994 г. постановлением главы администрации Орловской области церковь передана Орловско-Ливенской епархии. К январю 1995 г. хлебозавод был переведен в новые производственные помещения, и в церкви под руководством архитектора М. Б. Скоробогатова начались работы по восстановлению и реконструкции.

10 августа 1995 г. после торжественного богослужения и крестного хода церковь снова стала действующей, и, по решению светских и духовных властей, её было предложено превратить в храм-памятник защитникам Отечества и разместить здесь зал воинской славы Орловщины.

В апреле 1998 г. состоялось освещение нового (правого) алтаря Нерукотворного Спаса, возведенного по проекту дизайнера А. И. Кавешникова. Левый алтарь церкви освящен во имя святого мученика Дмитрия Солунского — покровителя воинов.

В мае 1998 г. для главного купола храма на заводе им. Медведева был изготовлен православный металлический крест.

В декабре 1999 г. закончены работы по отделке золотом купола центральной главы храма и креста на ней.

См. также

• Орловско-Ливенская епархия
• Храмы Ливен

Ссылки

• [www.orel-eparhia.ru/objects/territory/orel Храмы города Орла на сайте Орловско-Ливенской епархии]

Отрывок, характеризующий Храмы Орла

– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]