Храмы Тулы
Поделись знанием:
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Список религиозных сооружений города Тулы:
Действующие
Православные храмы
Центральный район
- Всехсвятский кафедральный собор (ул. Льва Толстого, 79) (1776—1825)
- Успенский кафедральный собор (Менделеевская ул., 13а) (1898—1902)
- Благовещенская церковь (Благовещенская ул., 3) (1692)
- Успенский собор Тульского кремля (Кремль) (1762—1766)
- Храм Двенадцати Апостолов (Оборонная ул., 92) (1903—1909)
- Преображенский храм (Менделеевская ул., 13а) (1830-е)
- Храм Смоленской иконы Божией Матери (Новомосковское шоссе, 7 км) (1993)
- Храм Святой Троицы (Староникитская ул., 75) (1876—1877)
- Храм Владимирской иконы Божией Матери (угол Пионерской ул. и ул. Войкова) (1705—1712)
- Свято-Никольский храм (Советская ул., 1а) (2000-е) (на Оружейном заводе)
- Храм Святителя Алексия (территория Тульского Артиллерийского инженерного института) (2000—2001)
- Храм Архистратига Михаила (просп. Ленина, 84, территория ТулГУ) (2000-е)
- Храм во имя святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии (домовый, в Тульском государственном университете, просп. Ленина, д. 92) (2001)
- Свято-Покровский храм (пос. Южный, ул. Автомобилистов)
Советский район
- Храм Николы на Ржавце (ул. Революции, 6б) (1749)
- Храм Святых Флора и Лавра (ул. Мосина, 16) (1772—1796)
- Петропавловский храм (ул. Ленина, 28) (1833—1838)
- Храм Александра Невского (ул. Софии Перовской, 5) (1886)
- Храм Серафима Саровского (ул. Фридриха Энгельса, 32) (1905)
- Ильинская церковь (ул. Коминтерна, 6) (1739—1760)
- Храм Равноапостольного князя Владимира (территория Машзавода) (2009)
- Храм Праведного Иоанна Кронштадтского (территория Ваныкинской больницы) (2012)
Зареченский район
- Николо-Зарецкий храм (Оружейный пер., 12) (1730—1734)
- Храм Сергия Радонежского (Октябрьская ул., 76) (1895—1901)
- Спасский храм (ул. Пузакова, 151а) (1807)
- Вознесенский храм (ул. Герцена, 12/38) (1712)
- Свято-Знаменский храм (Арсенальная ул., 5) (1902—1910)
- Храм Рождества Богородицы (Демидовская ул., 56а) (1789—1892)
- Храм Рождества Пресвятой Богородицы (Горелки, Мирная ул.) (1781)
Пролетарский район
- Храм Димитрия Солунского (Кладбищенский пер., 1) (1795—1801)
- Покровский (Феодосиевский) храм (ул. Калинина, 34а) (1903)
- Храм Рождества Христова (ул. Карла Маркса, 20) (1732)
- Храм Донской иконы Божией Матери (ул. Марата, 39а) (1995)
- Храм во имя иконы Божией Матери «Целительница» (домовый, при Тульской областной больнице, ул. Яблочкова, 1а) (1996)
- Храм во имя святителя Луки (домовый, при детской областной больнице, ул. Бондаренко, 39) (2006)
Привокзальный район
- Храм Державной иконы Божией Матери (Косая Гора, Октябрьская ул., 1)
- Храм Кирилла и Мефодия (Михалково, Колхозная ул., 77а)
- Свято-Казанский храм (Мясново, Одоевское шоссе, д. 52а)
Православные монастыри
- Богородичный Щегловский монастырь (ул. Лизы Чайкиной, 1) (1860—1889)
- Богородице-Рождественский монастырь (Горелки, Мирная ул.) (2000)
Старообрядческий храм
- Храм Иоанна Златоуста (ул. Пролетарская, 1) (1903—1913) (бывшая Единоверческая церковь)
Католический храм
- Храм Святых Апостолов Петра и Павла (ул. Льва Толстого, д. 85) (1896)
Протестантские храмы
- Церковь евангельских христиан-баптистов МСЦ (ул. Станиславского, д. 31)
- Дом молитвы евангельских христиан-баптистов (ул. Головина, 32)
- Дом молитвы евангельской апостольской церкви (Советская ул., 76)
- Пресвитерианская Церковь Святой Троицы (ул. Кабакова, 23а)
- Церковь христиан веры евангельской «Тульский христианский центр» (ул. Кирова, 145)
- Дом молитвы христиан адвентистов седьмого дня (18-й проезд, 35; Московская ул., 32а)
- Церковь мормонов
Иудейский храм
Недействующие
Православные храмы
- Богоявленский собор Тульского кремля (Кремль) (1855—1863) (ныне Музей оружия)
- Покровская церковь (Союзный пер., 4) (1765)
- Храм Никиты Новгородского (Никитская ул.) (1820) (заброшенное здание)
- Храм Покрова Пресвятой Богородицы (Староникитская ул., 73) (1906—1915) (в здании детско-юношеская спортивная школа)
- Церковь Димитрия Солунского при богадельне Петрова (Староникитская ул., 62) (1901—1902) (занято под мастерскую)
- Успенская церковь (ул. Мосина, 49) (здание перестроено и занято под мастерскую)
- Церковь Владимирская на Ржавце (ул. Ленина, 45) (1797) (здание перестроено и занято под учреждение)
- Храм Сошествия Святого Духа на Апостолов (ул. Луначарского, 59) (1757) (занято под склад)
- Храм Покрова Пресвятой Богородицы (деревня Рудаково, ул. Льва Толстого) (XVII век) (сохранилась полуразрушенная колокольня и часть здания)
Домовые церкви
- Церковь Похвалы Пресвятой Богородицы при Тульском архиерейском доме (Садовый пер.) (XVII век)
- Церковь Обретения Главы Иоанна Предтечи при Тульском архиерейском доме (Садовый пер.) (1800—1802)
- Церковь Иконы Божией Матери Иверская при станции Тула (пл. Московского вокзала) (1903) (занято под учреждение)
- Церковь во имя святой мученицы Раисы при церковно-приходской школе Щегловского монастыря (угол. ул. Кирова и Патронной ул.) (1901) (ныне МСЧ № 2)
- Церковь во имя Трех Святителей — Петра, Алексия и Ионы, Митрополитов Московских при Тульском уездном духовном училище (Пушкинкая ул., 16) (1859) (в здании лицея № 1)
- Церковь Введения Пресвятой Богородицы во Храм при Тульском женском епархиальном училище (Советская ул., 13) (1896) (занято под учреждение)
- Церковь Николая Чудотворца при Дворянском пансион-приюте (просп. Ленина, 53) (в здании Московского института МВД)
- Церковь во имя Александра Невского при мужской классической гимназии (Менделеевская ул., 7) (1872) (в здании факультета ТГПУ)
- Церковь Иконы Божией Матери Тихвинская в Трухинской богадельне (ул. Революции, 4) (1911) (в здании Центрального роддома)
- Церковь Николая Чудотворца и Александры Царицы при Николаевском детском приюте (ул. Мосина, 55) (1901) (занято под противотуберкулёзный диспансер)
- Церковь Входа Господня в Иерусалим при Тульском свечном заводе (Сионская церковь) (Красноармейский просп., 19) (занято под мебельную фабрику)
- Церковь во имя Архангела Михаила при мещанском Михайловском детском приюте (Октябрьская ул., 20а) (1879)
- Алесандро-Невская церковь при Тульской губернской земской больнице (ул. Дрейера, 13) (1856) (занято под жилое помещение)
- Церковь во имя Владимирской иконы Божией Матери при Кутузовской богадельне (угол Комсомольской ул., 1 и ул. Дрейера) (1858) (в здании лабораторного корпуса Зареченской районной больницы № 2)
Православный монастырь
- Успенский монастырь (пл. Ленина) (1640-е—1921)
- Предтечев монастырь (Архиерейское подворье) (Садовый пер.) (XVI в.)
Старообрядческий храм
- Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы (Демидовская ул., 37) (1912—1914)
Снесённые
Православные храмы
- Казанская церковь (1856) (находилась на месте ПЛ № 4)
- Спасо-Преображенский кафедральный собор (1762) (находился на месте фонтанов у «Белого дома»)
- Крестовоздвиженская церковь (1787) (находилась на месте современной Крестовоздвиженской площади, снесена в 1933 году)
- Троицкая церковь (1738) (в начале моста, ведущего сейчас в Пролетарский район)
- Храм в честь Сретения Господня (1773) (находилась на месте современного сквера С. И. Мосину)
- Храм Донской иконы Божией Матери (1857—1864) (угол ул. Чапаева и Марата)
- Храм Воскресения Христова (1649) (на территории оружейного завода)
- Николочасовенская церковь (на месте дома по Советской ул., 17)
- Спасо-Преображенский храм (угол ул. Циолковского и пер. Котовского)
- Храм Святителя и Чудотворца Николая (1783) (находилась в поселке Глушанки)
- Храм Казанской Иконы Божией Матери (1739) (находилась на углу ул. Верхняя Студёнка и ул. Ликбеза)
- Церковь Рождества Пресвятой Богородицы (начало строительства 1910) (военная кирпичная церковь, угол ул. Мориса Тореза, ул. Льва Толстого и просп. Ленина)
- Церковь Рождества Пресвятой Богородицы (1901) (деревянная, военная церковь, находилась в военном городке у Киевской заставы. угол ул. Мориса Тореза и ул. Льва Толстого)
- Храм Святого Тихона Амафунтского (Кремль) (находился в нижнем ярусе колокольни Успенского собора)
- Знаменская церковь (1856) (находилась в колокольне Преображенского храма)
Часовни
- Часовня в честь Равноапостольного Князя Владимира (перекрёсток Пролетарской ул. (бывшая Венёвская ул.) и Епифанской ул.)
Домовые церкви
- Церковь во имя святой равноапостоьной Марии Магдалины при Мариинском детском приюте (1902) (угол просп. Ленина и ул. Жаворонкова)
- Церковь в честь иконы Божией Матери «Прежде Рождества Дево» при богадельне Тульского купеческого общества (1890—1891) (просп. Ленина, выше пересечения с Первомайской ул.)
- Церковь Покрова Пресвятой Богородицы при Тульском тюремном замке (ул. Мориса Тореза) (1861) (ныне СИЗО-1)
- Церковь в честь иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» при доме призрения бедных (1844) (на территории Машзавода)
Православный монастырь
Протестантский храм
- Лютеранская церковь (находилась на Октябрьской ул., 66)
Источник
- Лозинский Р.Р. Страницы минувшего.
Напишите отзыв о статье "Храмы Тулы"
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Храмы Тулы - [russian-church.ru/viewcat.php?cat=tula&sort=adr Православные храмы Тульской области]
- [sobory.ru/state/index.html?location=440 Православные храмы Тулы]
- [horist.ru/raznoe/raznoe.shtml Храмы Тулы] на сайте «Хорист»
Отрывок, характеризующий Храмы Тулы
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
