Храм-памятник русской славы в Лейпциге

Православная церковь
Свято-Алексиевский храм-памятник Русской Славы St.-Alexi-Gedächtniskirche zur Russischen Ehre
Страна	Германия
Город	Лейпциг, Philipp-Rosenthal-Straße 51 a
Конфессия	православие
Епархия	Берлинская и Германская епархия Русской православной церкви
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	неорусский
Автор проекта	В. А. Покровский
Строитель	Георг Вайденбах, Рихард Чаммер
Первое упоминание	1751 год
Строительство	1912—1913 годы годы
Приделы	Верхний — святителя Алексия Московского; нижний — святого великомученика Пантелеймона
Статус	действующий храм
Состояние	отличное
Сайт	[www.russische-kirche-l.de/ Официальный сайт]

Свято-Алексиевский храм-памятник Русской Славы (Хра́м-па́мятник Святи́теля Алекси́я, митрополи́та Моско́вского), нем. St.-Alexi-Gedächtniskirche zur Russischen Ehre (Gedächtniskirche des heiligen Metropoliten Alexi von Moskau) — православный храм в Лейпциге, устроен в память «Битвы народов».

Храм относится к Восточному благочинию Берлинской и Германской епархии Русской православной церкви. Настоятель — протоиерей Алексий Томюк (с 1996 года).

История

Первые храмы

Впервые упоминания о православном храме в Лейпциге относятся к 1744 году. Тогда в городе действовала греческая домовая Троицкая церковь, настоятелем которой был греческий епископ. Настоятель предполагал устроить отдельный храм, для чего обратился в Санкт-Петербург. Однако Святейший Синод отказал ему в помощи по причине малочисленности русской общины в Лейпциге.

Вторая домовая церковь была утроена в 1751 году. Она предназначалась для русских студентов, среди которых был внебрачный сын Екатерины II А. Г. Бобринский. Храм был закрыт в 1775 году.

Богослужения продолжались в пользующемся российским покровительством греческом храме, вместо которого местным греческим консулом в 1847 году была устроена новая домовая Троицкая церковь.

Современный храм

Необходимость сохранения статуса памятного места для места, где произошла «Битва народов» побудила Россию возвести здесь храм-памятник.

Пожертвования собирались с 1907 года как в России, так и в Германии. 21 апреля (4 мая) 1910 года был образован Комитет по сооружению храма, который возглавил великий князь Михаил Александрович. Городские власти Лейпцига предоставили участок земли в 2,5 га, на краю поля, где состоялось сражение.

Подготовительные работы начались в 1911 году. Торжественная закладка храма состоялась 15 (28) декабря 1912 года. На богослужении присутствовал российский военный министр генерал-адъютант В. А. Сухомлинов, власти города.

Автором проекта храма является академик архитектуры В. А. Покровский. Первоначально зодчий создал проект, признанный слишком дорогим, поэтому он был переработан. Строительством руководил сам В. А. Покровский (его помощники: художники-архитекторы Н.Б. Бакланов и В.Ф. Соломович; слушательницы Высших Женских Политехнических курсов: Л.Н. Кутырева, А.В. Кузьменко-Гвоздевич, Л.В. Овчинникова и Н.Л. Гоман; студенты Института Гражданских инженеров: Ю.Д. Туторский и А.П. Тиханов; ученик Высшего Художественного училища при ИАХ П.П. Палладо) при содействии саксонских архитекторов Георга Вейденбаха и Рихарда Чаммера. Расчёт устойчивости составил воен. инж. Г.Г. Кривошеин; расчёт железобетонного каркаса шатра - Отто Энке.

Освящение церкви 4 (17) октября 1913 года совершил протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский. На торжествах присутствовали военные делегации стран-союзниц, король Саксонии и немецкий кайзер. Россию представлял великий князь Кирилл Владимирович. Протопресвитеру сослуживало многочисленное духовенство, среди которых — архидиакон Константин Розов, пел Синодальный хор.

3 (16) октября 1913 года в крипту храма с воинскими почестями были перенесены останки русских солдат и офицеров, погибших в «Битве народов».

• Предполагалось, что причт будет общий с Дрезденским храмом.
• 18 июля 1913 г. Высочайше утверждено положение Военного Совета об учреждении причта и об установлении отпуска денег на содержание храма и наём служителей.
• 5 марта 1914 г. за подписью 85-ти членов Гос. Думы было внесено Законодательное предложение, а 26 июня 1914 г. Высочайше утвержден одобренный Государственным Советом и Государственною Думою Закон. Согласно ему долженствовало: "Отпускать из средств государственного казначейства, начиная с 1915 года на содержание русского православного храма-памятника в городе Лейпциге, в Германии, и причта при нем по семь тысяч семьсот восемьдесят семь рублей в год". Введение в действие закона было отсрочено до 1 января 1917 г.
• По определению Святейшего Синода от 27 марта 1914 г., храм-памятник зачислен в военное ведомство, в ведение Протопресвитера военного и морского духовенства, с каноническим подчинением Преосвященному Митрополиту С.-Петербургскому; в актовых книгах храм записан собственностью Русского Военного министерства.

• С началом Первой мировой войны храм-памятник был закрыт, вход замурован. Церковь дважды грабили, с куполов снята позолота. Здание получил в собственность местный житель, который сдавал церковь в аренду.

• В связи с появившейся трещиной в храме был сделан срочный ремонт, для богослужений в нижней части был устроен и освящён Пантелеймоновский придел. 6 февраля 1928 года состоялось освящение и верхнего храма.

В 1927-1930 годах храм находился в юрисдикции Управляющего русскими приходами в Западной Европе Русской православной церкви. С переходом митрополита Евлогия (Георгиевского) в Константинопольский патриархат приход последовал за ним и находился в юрисдикции Западноевропейского экзархата русских приходов.

5 мая 1939 года приход со всем его имуществом был передан Берлинской и Германской епархии Русской православной церкви за границей.

Во время бомбардировок Лейпцига в годы Второй мировой войны местные жители укрывались в нижних помещениях храма.

Летом 1945 года церковь, будучи на советской оккупационной территории, снова перешла в Западноевропейский Экзархат Русской православной церкви. Советское командование, после посещения храма Г. К. Жуковым, в том же году отпустило средства на срочный ремонт, которым руководил серб К. Д. Иллич.

В 1963 году была произведена реставрация с новой позолотой куполов.

Учитывая исторический статус храма, советским военнослужащим, базировавшимся в ГДР, разрешалось посещать его.

В 1988—1989 годах проведена наружная реставрация храма.

Архитектура, убранство

Храм построен в стиле каменных шатровых церквей XVII века. За образец В. А. Покровский взял Вознесенский храм в Коломенском.

Высота церкви 55 метров.

Стены белые, оштукатуренные; оформлены по углам лопатками, прорезаны узкими высокими окнами и завершены железобетонным шатром, облицованным венецианской стеклянной мозаикой. Шатёр венчает золочёная глава с крестом, поддерживаемым цепями.

На апсиде находится мозаичная икона «Господь Вседержитель» (по картонам худ. Н.П. Пашкова; набрана в частной мозаичной мастерской В.А. Фролова), ниже — памятная бронзовая доска с историей храма.

В верхний храм ведёт двухмаршевая лестница. Вход в него обрамлён перспективным порталом из светлого песчаника. Над порталом находится звонница, увенчанная небольшой главкой. Над кованными входными дверьми расположен мозаичный образ Нерукотворного Спаса, который обрамляют позолоченные фигуры летящих ангелов.

Восемь колоколов были отлиты на фабрике Оловянишникова в Ярославле из орудий, которые участвовали в сражениях 1813 года.

Церковь окружает обходная галерея с 8 высокими гранёными фонарями, символизирующими погребальные свечи.

Верхний храм Свт. Алексия

• Внутри высота верхнего храма составляет 39 метров, рассчитан на 200 человек. Интерьер церкви не расписан и выдержан в светлых тонах.

Семиярусный иконостас из тёмного дуба (Товарищество И.П. Хлебникова (директор распорядитель В.И. Педашенко)) был подарен храму Донским казачеством и имеет высоту 18 метров. Иконы были написаны в стиле XVII века крестьянами-иконописцами Н.С. Емельяновым и его помощниками - А.И. Антоновым и Д.В. Голиковым. Деревянные части иконостаса, клироса и прочая мебель исполнены Художественно-столярной мастерской Московского Губернского земства в Сергиевом Посаде (заведующий - худ. В.И. Соколов; его помощник – инструктор столярного дела, крестьянин И.П. Зайцев).

Среди икон обращают на себя внимание:

• Икона святого великомученика Георгия Победоносца в большом резном киоте, преподнесённая в дар Оренбургскими казаками.
• Запрестольный образ «Моление о чаше», художник Д.Ф. Богословский (копия известной картины Ф. А. Бруни).
• Художник В.К. Заль написал портреты императоров для музея.

Хоругви перед иконостасом сделаны в виде боевых казачьих знамён.

Мозаичный пол набран из кусочков белого и чёрного мрамора.

Бронзовое пятиярусное паникадило храма весит 800 килограмм. Перламутровые чаши светильников сварены из смальты в мастерской В.А. Фролова. Паникадило поднесли в дар храму депутаты Государственной думы и московские купцы.

По стенам размещены 8 бронзовых досок с перечнем полков и частей, участвовавших в битве.

Нижний храм

Нижний храм на месте, отведенном изначально под музей, был освящён в 1927 году в честь святого великомученика Пантелеймона. В нём находятся старинные русские знамёна.

Рядом находится склеп, где погребены генерал-лейтенант И. Е. Шевич, генерал-майор Н. Д. Кудашев, подполковник А. Юргенев, а также (в нишах) неизвестные солдаты. Над могилами устроен небольшой киот с иконой Воскресения Христова, а по бокам — знамёна и портреты героев битвы, императора Александра I и князя М. И. Кутузова-Смоленского.

На стенах и столбах нижней галереи находятся 20 каменных досок с названиями полков, принимавших участие в битве, именами погибших офицеров и числом убитых солдат. У главного входа в нижний храм помещены две мраморные доски, которые по-русски и по-немецки напоминают о количестве павших.

Прочие помещения

В нижнем этаже также расположен небольшой музей, приходской зал и приходская библиотека из книг разнообразного содержания, на русском и немецком языках (более 700 томов).

Территория

С восточной стороны храма находится могила двух неизвестных гренадер Черниговского полка, перенесённых в 1988 году с поля битвы.

Ссылки

• [www.russische-kirche-l.de/ Официальный сайт русской православной церкви в Лейпциге]

Источники

Архивные

• РГИА, фф. 796, 797, 1278.

Литература

• «Русская старина». Ежемесячное историческое издание. 1913 г. Том 156. Стр. 5, 6а-6в.
• «Русский паломник». 1913 г. № 43. Стр. 679—693. «Русские торжества в Лейпциге».
• Храм-памятник на поле сражения под Лейпцигом. Воронов П. Н. С.-Петербург. 1913 г.
• «Архитектурный мир». Выпуск 3. 1914 г. Стр. 128—132.
• Антонов В. В., Кобак А. В. Русские храмы и обители в Европе. — СПб: «Лики России», 2005. — С. 88—91. — 3000 экз. — ISBN 5-87417-208-4.
• Русский храм-памятник в Лейпциге : сборник научных трудов / сост., отв. ред.: М. Э. Дмитриева. Санкт-Петербург : Коло, 2015. 240 с. : ил. ISBN 978-5-4462-0054-2

Отрывок, характеризующий Храм-памятник русской славы в Лейпциге

– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.