Храм-часовня Архангела Михаила при Кутузовской избе
памятник архитектуры (региональный)
| Православный храм | ||
Храм-часовня Архангела Михаила при Кутузовой избе
| ||
| ||
| Страна | Россия | |
| Город | Москва | |
| Конфессия | Православие | |
| Епархия | Московская | |
| Благочиние | Георгиевское | |
| Архитектурный стиль | Эклектика, Неовизантийский стиль | |
| Архитектор | М.Н.Литвинов, Н.Д.Струков | |
| Дата основания | 1910 | |
| Основные даты: | ||
| Приделы | Михаила Архангела; Тихона, Патриарха Всероссийского | |
| Состояние | Действует | |
| Сайт | [altaryvic.ru/ Официальный сайт] | |
 Храм-часовня Архангела Михаила при Кутузовой избе на Викискладе
| ||
Храм-часовня Архангела Михаила близ Кутузовской избы, что в Филях — православный мемориальный храм-часовня, часть музея Отечественной войны 1812 года. Приписана Храму Георгия Победоносца на Поклонной горе. Патриаршее подворье. Является объектом культурного наследия регионального значения[1].
Храм расположен в районе Дорогомилово, Западного административного округа города Москвы (Кутузовский пр., дом 3).
Содержание
История
1 сентября 1910 года, в годовщину совета в Филях, на средства московского общества хоругвеносцев рядом с Кутузовской избой была заложена часовня в честь Архангела Михаила, небесного покровителя русской армии и в память именин М. И. Кутузова. Торжественное мероприяие почтили присутствием митрополит Московский и Коломенский Владимир, московский губернатор В. Ф. Джунковский и городской голова Н. И. Гучков.
Архитекторы М. Н. Литвинов и Н. Д. Струков выстроили часовню в историческом русско-византийском стиле, украсив её кирпичным декором и мозаикой. Часовня-музей была посвящена лично М. И. Кутузову и стала его первым именным музеем в России[2]. Часть экспонатов перенесли из Кутузовской избы, другие музеи предоставили подлинные вещи 1812 года, образцы мундиров, оружия, а потомки полководца передали его личные вещи. Гвоздём экспозиции стал походный экипаж Кутузова, на котором он в августе 1812 года прибыл в действующую армию и разъезжал по полям сражений вплоть до 1813 года. Кроме экспозиции, посвященной Кутузову, в помещении музея был специальный зал, где проводились «патриотические чтения для юношества».
Музей был торжественно открыт 16 августа 1912 года — в день годовщины Смоленского сражения в Отечественной войне 1812 года. Часовню, приписанную к Покровскому храму, освятили 9 сентября 1912 года. Каждый год в праздник архистратига Михаила в ней совершалась панихида по фельдмаршалу Кутузову. Кроме того, ежегодно 1 сентября к ней направлялся из храма Покрова в Филях торжественный крестный ход на молебен.
В ноябре 1920 года часовня по просьбе местных жителей была превращена в храм архангела Михаила, который стал для них приходским.
В марте 1930 года Моссовет решил удовлетворить просьбу рабочих о закрытии церкви архангела Михаила и передачи его здания под столовую. Вместе с ней закрыли и музей М. И. Кутузова. При закрытии храма был снесён его купол. Благодаря П. Д. Барановскому, входившему в экспертную комиссию по оценке памятника, было остановлено варварское разрушение храма. Позднее здесь обосновался рабочий клуб, затем здание было передано в ведение Министерства финансов СССР, а на закате советской эпохи — коммерческому предприятию «Удача».
Здание часовни в 1989 году было назначено для открытия музея М. И. Кутузова, но в мае 1994 года часовню вернули Московской Патриархии, при этом вернув ей изначальный облик. На средства прихожан и благотворителей нишу алтарной апсиды снаружи украсила мозаичная икона архангела Михаила в «византийском» стиле, в согласии с архитектурным образом храма.
21 ноября 1998 года здесь была отслужена первая после советской эпохи Божественная литургия. В канун престольного праздника 17 ноября 2000 года патриарх Алексий II совершил великое освящение храма-часовни.
Архитектура и убранство
С точки зрения архитектуры храм-часовня представляет собой эклектическое воспроизведение русско-византийского стиля. Декор (позакомарные перекрытия, пояски, поребрики, колонки с балясинами) выполнен кирпичной кладкой, присутствуют также мозаичные декоративные элементы. Внутри — мраморный иконостас. Сохранилась двухярусная колокольня[3].
Напишите отзыв о статье "Храм-часовня Архангела Михаила при Кутузовской избе"
Примечания
- ↑ [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/7244/ Часовня Архистратига Божия Михаила при "Кутузовской избе" (в 1910-1920-х гг. - музей Отечественной войны 1812 года), 1910-1912 гг., гражданский инженер М.Н.Литвинов, архитектор Н.Д.Струков]. Реестр объектов культурного наследия. Проверено 24 июля 2015.
- ↑ [felee.narod.ru/xx.htm Фили. История одного места]
- ↑ [russian-church.ru/viewpage.php?cat=moscow&page=135 Фотосправочник "Русские Церкви"]
Ссылки
- [altaryvic.ru/ Официальный сайт храмов Георгия Победоносца на Поклонной горе и Храм-часовня Архангела Михаила близ Кутузовской избы, что в Филях г. Москвы]
- [www.pravoslavie.ru/put/28366.htm Храм-часовня архангела Михаила при Кутузовской избе в Филях — Православие.ru]
Отрывок, характеризующий Храм-часовня Архангела Михаила при Кутузовской избе
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
