Храм Аполлона Палатинского

Храм Аполлона Палатинского (лат. Templum Apollinis in Palatio) располагался в Риме на холме Палатин, второй храм, посвящённый Аполлону, из воздвигнутых в столице империи. Основан Октавианом Августом в 36 году до н. э., освящён 9 октября 28 года до н. э. В храме проходили заседания Сената и приёмы иностранных послов, а также располагалась библиотека и крупнейший в Риме культурный центр; здесь же хранились Книги Сивиллы. Храмовый комплекс был устроен по образцу Александрийского мусея, его верховный жрец при Антонинах совмещал функции верховного жреца Египта. 19 марта 363 года храм сгорел, и более не восстанавливался.

История

Гай Юлий Цезарь, после Александрийской войны планировал создание в Риме культового центра по образцу Мусейона, который бы включал библиотеку и хранилище храмовых приношений. Осуществление замысла, по Светонию (Iul., 44) было поручено Марку Теренцию Варрону, но в связи с убийством диктатора в 44 году до н. э., работы были отложены.

Октавиан Август, выстраивая основы собственной власти, создал храм общегосударственного культа, посвящённый богу-повелителю Муз; по-видимому, это должно было сделать святилище более значимым, чем Александрийский мусей. Формальным поводом для закладки храма была победа над Секстом Помпеем в 36 году до н. э. Далее храм был перезаложен в честь победы при Акции, и завершён три года спустя. Судя по эпиграфическим памятникам (Corpus Inscriptionum Latinarum I, 2, 331) храм был освящён 9 октября 28 года до н. э. Проперций, в оде на освящение храма (IV, 6. 11—60) говорил именно о победе над Антонием и Клеопатрой и последующем триумфе Августа. После освящения храма в него из храма Юпитера Капитолийского были перенесены Сивиллины книги, и захоронены в золотом ларце под статуей Аполлона.

Храм Аполлона играл определённую роль в государственном церемониале. Судя по сообщениям Иосифа Флавия, в храме проводили заседания Сената и принимали иностранных послов; некоторые церемонии Эпохальных игр также совершали здесь.

19 марта 363 года храм сгорел, но Сивиллины книги удалось спасти (Аммиан Марцеллин, XXIII, 3).

Устройство. Функции

В портиках храма располагалась двухсекционная (греческая и латинская) публичная библиотека. О ней, помимо Светония, упоминал и Гораций в своих «Посланиях» (I, 3, 17), а также Овидий (Trist., III, 1, 60). Из схолиев к Ювеналу (I, 128) известно, что в библиотеке храма Аполлона Палатинского были собраны книги по гражданскому праву и свободным искусствам. Почти через полтора века фондами этой библиотеки пользовался Марк Аврелий. В одной из надписей эпохи Адриана указывается, что попечитель-эпистат (др.-греч. ἐπιστάτης) Александрийского мусея одновременно был верховным жрецом Александрии и всего Египта, а также заведовал греческой и латинской библиотеками в Риме, то есть при храме Аполлона Палатинского, обустроенного по образцу мусея.

Неясно, был ли храм соединён с Домом Августа (подобно Александрийскому мусею, включённому в дворцовый комплекс Птолемеев). В портиках, как было принято в античности, хранилась библиотека. Светоний вскользь упоминал о декоративном убранстве библиотеки, утверждая, что полки в ней были вызолочены (Aug., 29). По-видимому, это должно было создавать торжественный настрой, приобщающий к божественной премудрости, и превращавший процесс чтения в священнодействие. О чрезвычайной роскоши убранства храма писал и Иосиф Флавий (Иудейская война, II, 6, 1).

Произведения искусства, помещённые в храме, воспринимались как приношения божеству (Гораций, Послания, I, 3). Античные авторы упоминали, что в Палатинском храме были подлинные статуи Скопаса, Кефисодота Младшего, Тимофея (Плиний, Естественная история, XXXVI, 24, 25, 32). В этом отношении храм был ближе к современному музею, но все коллекции поступили, по-видимому, одновременно как трофеи римского народа. Плиний отдельно упоминал собрание колец, перстней, резных камней и камей — дактилиотеку (XXXVII, 11), пожертвованную Клавдием Марцеллом — родственником Августа. Здесь же находились жертвенные светильники, вывезенные из Ким Этолийских (XXXIV, 14). К храму примыкал парк, спускавшийся по восточному склону холма. По мнению В. Поршнева, храм Аполлона Палатинского по объёму помещённых в него коллекций, мог превосходить Александрийский мусей; однако в Риме не сложилось учёного и поэтического «хора», который бы создавал творческую и образовательную среду; эта функция всецело оставалась за Александрией.

Археологическое исследование

Археологические раскопки в районе Дома Августа велись с 1865 года под руководством Пьетро Роса. В 1937 году муссолиниевское правительство возобновило раскопки под началом Альфонсо Бартоли. В результате раскопок 1960-х годов под руководством Джанфилиппо Кареттони, была найдена искусственная терраса площадью 70 × 30 м, на котором располагалась алтарная часть храма. Основание было выполнено из больших блоков туфа и травертина с использованием римского бетона. Колоннады храма были из каррарского мрамора, причём как в пронаосе, так и в аркадах вдоль внешних стен и других построек. Были также найдены полихромные керамические плитки, расписанные мифологическими сценами.

Литература

• Борухович, В. Г. [ancientrome.ru/publik/article.htm?a=1272988172 В мире античных свитков]. — Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1976. — 224 с.
• Поршнев, В. П. Мусей в культурном наследии античности. — М. : Новый Акрополь, 2012. — 336 с. — (Традиция, религия, культура). — 1500 экз. — ISBN 978-5-91896-030-1.</span>
• Olivier Hekster and John Rich. [www.jstor.org/stable/4493394 Octavian and the Thunderbolt: The Temple of Apollo Palatinus and Roman Traditions of Temple Building] // The Classical Quarterly. New Series. — 2006. — Vol. 56, no. 1. — P. 149—168.</span>
• Samuel Ball Platner and Thomas Ashby. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/Europe/Italy/Lazio/Roma/Rome/_Texts/PLATOP*/Aedes_Apollinis_Palatini.html A topographical dictionary of Ancient Rome]. — Oxford: Oxford University Press, 1929. — P. 17—19. — 608 p.

Ссылки

• [www.unicaen.fr/cireve/rome/pdr_maquette.php?fichier=visite_temple_apollon Le temple d'Apollon] (фр.). Université de Caen Basse-Normandie.

Отрывок, характеризующий Храм Аполлона Палатинского

– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.