Храм Апостола Фомы на Кантемировской

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Храм апостола Фомы на Кантемировской
Страна Россия
Конфессия Православие
Епархия Московская
Благочиние Даниловское 
Дата постройки 2006 год
Состояние действует
Сайт [www.daniilhram.info Официальный сайт]

Храм апостола Фомы на Кантемировской — деревянный православный храм на юге Москвы, в районе Москворечье-Сабурово. Относится к Даниловскому благочинию Московской городской епархии.

Построен как временная церковь на месте будущего постоянного Храма пророка Даниила на Кантемировской.





История

Храм был возведен и освящен в ноябре 2006 года. Главный престол храма освящен в честь апостола Фомы. Позже храм был расширен пристройкой длинной трапезной со звонницей над западным входом.

В августе 2009 года Департамент природопользования Москвы, указав на нарушение природоохранного законодательства деятельностью общины, заявил о намерении снести храм[1]. 11 августа 2009 года заместитель префекта ЮАО заявил, что принято принципиальное решение разрешить строительство храма в этом месте, а жители, во время общественных слушаний по новому Генеральному плану Москвы, потребовали внести храм в проект Генплана[2].

Современное состояние

Сегодня идет сбор средств и оформление разрешительных документов на строительство храмового комплекса.

В настоящее время при храме создан крупный церковный магазин, в котором продаются православные книги и аудио CD-диски, иконы и церковная утварь. Создана миссионерская православная библиотека, певческая школа, иконописная школа, отряд скаутов.

Также при храме действует миссионерское движение, включающее в себя миссионерские курсы подготовки православных «уличных миссионеров», задачей которых стало привлечение людей к православному вероучению посредством обращения к прохожим на улице[3].

По благословению о. Даниила Сысоева была написана икона «Собор святых из ислама в Православие обратившихся», на которой изображены 16 святых, таких как Або Тбилисский, мученик Ахмед Калфа, Омир Иерусалимский и др.[4].

Престолы храма

Убийство настоятеля храма

19 ноября 2009 года настоятель храма иерей Даниил Сысоев был смертельно ранен в храме апостола Фомы двумя выстрелами из пистолета (по другим данным, выстрелов было четыре)[5]. Убийце, бывшему в маске, удалось скрыться. Иерей Даниил скончался на операционном столе в 0:15 20 ноября того же года[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Храм Апостола Фомы на Кантемировской"

Примечания

  1. [novayagazeta.ru/data/2009/130/20.html Уранополит стал мучеником] «Новая газета», № 130 от 23 ноября 2009.
  2. [www.miloserdie.ru/index.php?ss=2&s=41&id=9914 Свалке храм не победить]
  3. Степанова Е. [www.pravmir.ru/article_2949.html Ловцы человеков: разведка боем]. Православие и мир.
  4. [leushino.ru/lj/5251_2010-03-25.html Протоиерей Геннадий Беловолов: В гостях у отца Даниила Сысоева]
  5. [www.chaskor.ru/article/rasstrel_ottsa_daniila_12630 Расстрел отца Даниила]. Частный корреспондент (20 ноября 2009). Проверено 20 ноября 2009. [www.webcitation.org/66mkut429 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2012].
  6. [www.newsru.com/religy/19nov2009/foma.html В Москве убит настоятель храма Святого Фомы, его помощник ранен]

Ссылки

  • [www.daniilhram.info/ Официальный сайт храма пророка Даниила на Кантемировской]
  • [www.temples.ru/card.php?ID=8377 Храм апостола Фомы на Кантемировской на сайте «Храмы России»]
  • [maps.yandex.ru/?um=h_5rZ1K9mfZ--30RE7qg49OcaRE1gtxi&ll=37.653936%2C55.642591&spn=0.005049%2C0.002317&z=18&l=sat%2Cskl Храма апостола Фомы на Яндекс-Карте]
  • [wikimapia.org/#lat=55.6425969&lon=37.6540947&z=18&l=1&m=s&v=9 Храма апостола Фомы на сайте Wikimapia]

Отрывок, характеризующий Храм Апостола Фомы на Кантемировской

Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос: