Храм Архангела Михаила (Жамбул)

Православный храм
Храм Архангела Михаила Храм Архангела Михаила
Страна	Узбекистан
Город	Жамбул
Конфессия	Православие
Епархия	Ташкентская и Узбекистанская епархия
Благочиние	Ташкентское благочиние
Тип здания	Храм
Первое упоминание	1891 год
Дата основания	2009 год
Основные даты: 1891—1931
Дата упразднения	1931 год
Состояние	Действующий

Храм Архангела Михаила — действующий православный храм Ташкентской и Узбекистанской епархии Среднеазиатского митрополичьего округа Русской православной церкви, расположенный в городе Жамбуле, Узбекистан. Посвящён святому архистратигу Божию Михаилу.

История

Жизнь в переселенческом крае начинается с того, что сюда начинают переезжать переселенцы из других сел. Благодаря великому князю Николаю Константиновичк Романову появляются русские переселенческие села: Воскресенское, Благовещенское, Богородицкое, Русское, Спасское, Чиназкое, Янгиюльское и другие. Переселенцы начинают строить великолепные храмы, соборы, молитвенные дома.

История Богородицкого храма начинается с 1891 года. Именно тогда был передан глинобитный дом, но, как и в Чиназе, он быстро разрушился. После того как храм разрушился священник имя которого увы не известно пытался построить новый храм. На православном кладбище есть склепы, где захоронены несколько священников. Вначале 1893 ташкентский купец 2-й гильдии А.В. Степанов и другие купцы сделали щедрый дар и пожертвовали большую сумму денег на строительство храма в селах Чиназкое и Богородицкое и других.

В 1899 годы был построен храм из жжёного кирпича, с очень красивой резной кладкой, прослуживший до середины 1932 годы, который освещен именем архангелом Михаилом. Архитектором храма стал Алексей Бенуа, по его эскизам было построено еще несколько храмов в селах Русское, Спасское и Чиназкое.

В начале 30 годов в междуречье рек Сыр-Дарьи и Чирчик начинается закрытие, перестройка и снос соборов, храмов, молитвенных домов и церквей. Так полностью сносятся собор в селах Солдатское, Воскресеннское, церковь в селах Русское и Янгиюльское и других селах. Закрыты и переоборудованы храмы в селах Благовещенское, Богородицкое и Чиназкое. На долгие годы в православные христиане забыли о вере, так как не было своего храма.

В начале 1990 годов жители Дустабада, Жамбула, Чиназа и Янгиюля начали восстанавливать храмы. Они обращались к архиепископу Ташкентскому и Среднеазиатскому Владимиру с просьбой о восстановлении храмов и соборов. Прошло очень много лет пока храмы и соборы были переданы и начались восстанавливаться.

Но, увы, до 2005 года храм вернуть и начать восстановительные работы не было возможности, так как здание находилось на балансе школы и в нем находился спортзал. А до этого в нем находились сельский клуб, склад муки, и даже танцплощадка. В 2007 году администрация школы провела ремонт в здании, чем испортила внешний облик стен внутри храма.

В 2008 году храм был передан православной епархии. Тогда же был начат капитальный ремонт храма. Была заменена крыша, убраны сгнившие за многие годы полы, восстановлена колокольня и резной потолок. И начаты работы по восстановлению икон и иконостаса. В ходе реставрации были обнаружены настенные росписи, но их сохранить не удалось так как в некоторых были трещины, а у других отсутствовали целые фрагменты, Кроме того строители проводившие ремонт и покраску стен в 1970 годах использовали эспаксидные клеи которые не возможно было снять, а под ними были образа. Поэтому приняли решение забелить все стены.

С 2009 года в храме ведутся богослужения по субботам и воскресения. При храме нет постоянного священника. Молебен проводит Янгиюльский протоиерей Александр Гречушкин.

Фото

Ссылки

[cossac-awards.narod.ru/Zametki/Zametka59_Tutov_Taschkent_pravoslav.html Экскурсия по храма]

Отрывок, характеризующий Храм Архангела Михаила (Жамбул)

8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.