Храм Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Храм во имя Благовещения Пресвятой Богородицы
Страна Россия
Город Москва
Конфессия Православие
Епархия Московская городская епархия 
Благочиние Всехсвятское благочиние 
Автор проекта Рихтер, Фёдор Фёдорович
Первое упоминание 1844
Дата основания 1844
Строительство 18441847 годы
Статус
Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7710982000 объект № 7710982000]
объект № 7710982000
Координаты: 55°47′44″ с. ш. 37°33′10″ в. д. / 55.7956889° с. ш. 37.5528806° в. д. / 55.7956889; 37.5528806 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.7956889&mlon=37.5528806&zoom=18 (O)] (Я) памятник архитектуры (федеральный)[1][2]

Храм Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке — православный храм, принадлежащий к Всехсвятскому благочинию Московской городской епархии Русской Православной Церкви. Расположен по адресу Красноармейская улица, дом 2.





История

В 1841 году, Анна Дмитриевна Нарышкина обратилась к императору Николаю I и Митрополиту Филарету с просьбой возвести на месте её дачи вблизи Петровского парка храм. Одобрение было получено и проект храма был заказан архитектору Е. Д. Тюрину. По замыслу архитектора храм должен был быть двухъярусным, с галереями и двумя колокольнями. Однако здание храма по проекту было очень похоже на уменьшенную копию Петровского дворца, что не понравилось Николаю I и по этой причине проект был отвергнут. Новый проект был заказан Федору Рихтеру. Проект был одобрен. Храм начали строить в 1844 году на деньги Нарышкиной и закончили строительство в 1847 году, верхний престол освятили во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, а нижние: один во имя Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, другой во имя преподобных Ксенофонта и Марии. В 1901 году приобрели новые колокола: большой в 250 пудов, полиелейный в 100 пудов. В 1904 году храм был расширен на средства прихожан, сделана пристройка, в которой разместили престол во имя Боголюбской иконы Божией Матери. Престол освятили в 25 ноября 1904 года. В 1916—1917 году роспись стен и сводов сделал художник Александр Бороздин.

Достоверных сведений о судьбе храма после революции не имеется. Предположительно, он окончательно закрылся в середине 1934 года и был передан академии Жуковского. Точно документировано, что с 1970 по 1990 год в здании храма размещался склад Академии, для размещения подъёмного оборудования были разобраны часть колокольни и купола, сильно пострадали от переделок крыльцо, ограду заменили на забор с колючей проволокой. 22 сентября 1991 года храм был передан Русской Православной Церкви, при храме разместили академию Патриархии. 6 сентября 1997 года, ко дню 150-летия освящения храма были полностью закончены восстановительные, ремонтные и реставрационные работы.

Престолы

Святыни

Главной святыней храма является икона Господь Вседержитель, она располагается в левом углу иконостасного ряда. Образ датируется XVII веком. Престольной иконой является икона Благовещения Пресвятой Богородицы, выложенная мозаикой. На ней изображены Архангел Гавриил и Дева Мария. Когда храм восстанавливался, настоятель выкупал для него старинные иконы.

Духовенство

  • Настоятель — митрофорный протоиерей Дмитрий Николаевич Смирнов
  • протоиерей Александр Березовский
  • протоиерей Максим Обухов
  • протоиерей Константин Алесенко
  • священник Дмитрий Николаев
  • священник Андрей Спиридонов
  • священник Александр Шестак
  • священник Михаил Палкин
  • священник Владимир Алексеев
  • священник Константин Кравцов
  • священник Анатолий Нагорный
  • чтец-дьякон Николай Михалёв
  • дьякон Владимир Алексеев

Галерея

Напишите отзыв о статье "Храм Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке"

Примечания

  1. Памятники архитектуры Москвы, состоящие под государственной охраной. — Москва, 1980. — С. 106.
  2. Указ президента Российской Федерации об утверждении перечня объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения от 20 февраля 1995 года N 176.

Литература

  • Паламарчук П. Г. Москва в границах 1917 года // Сорок сороков Краткая иллюстрированная история всех Московских храмов. — Москва: Астраль, 2004. — Т. 3. — С. 83 — 86. — 744 с. — 7000 экз. — ISBN 978-5-271-07711-1.
  • Указатель московских церквей / сост. Александровский М.. — Москва: Русская Печатня, 1915. — С. 16. — 75 с.
  • П.Н. Шармин [dic.academic.ru/dic.nsf/moscow/284/%D0%A6%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%8C Церковь Благовещения в Петровском парке] // Москва. Энциклопедический справочник.. — Москва: Большая Российская Энциклопедия, 1992.

Отрывок, характеризующий Храм Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке

На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.