Храм Димитрия Солунского на Благуше

Православный храм
Храм Димитрия Солунского на Благуше
Храм Димитрия Солунского
Страна	Россия
Город	Москва
Конфессия	Православие
Епархия	Московская
Благочиние	Воскресенское
Автор проекта	Н. И. Орлов
Дата основания	XX
Строительство	1909—1911 годы
Состояние	действует
Сайт	[www.hram-dimitria.ru/ Официальный сайт]

Храм великомученика Димитрия Солунского на Благуше — православный храм Воскресенского благочиния Московской городской епархии.

Храм расположен в микрорайоне «Дружба» района Соколиная Гора, Восточного административного округа города Москвы (улица Ибрагимова, д. 6а). Главный престол освящён в честь святого великомученика Димитрия Солунского; приделы в честь святителя Петра, митрополита Московского, и Успения, в честь праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы.

История

История района

Благуша — историческое название местности, располагавшейся на северо-востоке Москвы между Семеновской заставой и селом Измайлово. Название «Благуша» происходит от Благушинской казённой рощи — одной из шести заповедных казённых рощ, учреждённых в XVIII веке.

С первой трети XVIII века на Благуше организуются первые кирпичные заводы, с кирпичными заводами соседствуют многочисленные скотобойни. Глину добывали по обеим сторонам нынешнего Измайловского шоссе поэтому вся территория района была покрыта «ямами и буераками». К середине XIX века число кирпичных заводов на Благуше доходит до сорока.

Благуша, как и прочие городские окраины, активно заселяется выходцами из различных уездов Московской губернии, приезжавших в Москву на заработки. К 1906 году местное население увеличилось в 10 раз по сравнению с 1880-ми годами и составило около 10 000 человек. Открытие фабрик и заводов на Благуше в немалой степени поспособствовало тому, что стала складываться местная инфраструктура, в которой ещё отсутствовал традиционный духовный центр — православный храм. В то время ближайшим храмом был Храм Воскресения Христова на Семёновском кладбище. В нём ежедневно совершалось большое количество отпеваний и панихид, по этой причине малопричтовый клир храма был не в состоянии удовлетворить всех духовных нужд быстро увеличивавшейся паствы.

Строительство храма

В 1905 году жителями Благуши было возбуждено ходатайство перед Высокопреосвященнейшим Владыкой Владимиром, митрополитом московским, о назначении к храму на Семеновском кладбище особого причта, который мог бы окормлять благушинских прихожан. Ознакомившись с ситуацией в районе митрополит Владимир принял решение о строительстве здесь нового храма.

В 1896 году Потомственный Почетный Гражданин Димитрий Флорович Ермаков передал Духовному Ведомству около 100 000 рублей на постройку храма в честь своего небесного покровителя — святого великомученика Димитрия Солунского и Святой Праведной Анны (Анна — имя супруги Димитрия Ермакова). Деньги, оставленные по завещанию Димитрия Флоровича Ермакова, были предложены благушенцам в качестве начального капитала на строительство храма. Высокопреосвященнейший Владимир, Митрополит Московский, ныне прославленный Церковью как священномученик, сам направлял и контролировал всю работу по постройке храма, начиная с поиска финансовых средств и земельного участка и кончая освящением главного престола.

Архитектор Н. И. Орлов, к началу 1908 года подготовил план и детальные чертежи. 16 августа 1909 года была осуществлена закладка храма. 20 ноября 1910 года в печатном органе Московской Епархии «Московских Церковных Ведомостях» был опубликован Указ Святейшего Синода, согласно которому при вновь устрояемой Димитриевской церкви был открыт самостоятельный приход с причтом из священника, диакона и псаломщика. К концу 1910 года храм обрел своего первого настоятеля. Им стал 42-летний священник Михаил Преферансов, почти 20 лет прослуживший диаконом в Воскресенской церкви на Семёновском кладбище.

Храм получился большим, он вмещал до 3 000 прихожан. Постройка храма обошлась почти в 164 000 рублей. Большая часть из этих средств была получена по завещанию покойного к тому времени Д. Ф. Ермакова. Всё остальное — пожертвования различных лиц. В храмовом списке жертвователей на 1917 год значилось 173 человека, с различными вкладами, от 1 до 10 тысяч рублей.

29 июня 1911 года митрополит Московский Владимир совершил освящение новосооружённого храма и совершил в нём первую Божественную литургию.

Советский период

В 1931 году приход был закрыт, а здание храма передано в ведение НКВД, который приспособил его под завод вторичной переработки драгоценных металлов. У храма были снесены кресты, сняты купола, разобраны верхние ярусы колокольни. В алтаре были установлены плавильные печи, а под главным сводом был размещён кислотный цех. По причиненному ущербу от строительных переделок, сносу и уничтожению «ненужных» частей фасадов храм Димитрия Солунскаго на Благуше занял место одного из самых разрушенных храмов Москвы.

В полностью разоренном состоянии, отрезанное от всех городских коммуникаций, здание храма было возвращено Русской Православной Церкви. На фотографиях, сделанных в 2000 году ([hram.codis.ru/photos/j21/128-1.jpg фото1], [hram.codis.ru/photos/j21/128-2.jpg фото2]), хорошо видно, наскольно сильны были разрушения. 17 ноября 1991 года были совершены освящение крестов и установка их на храме. С этого времени приход храма, возглавляемый протоиереем Сергием Косовым, а затем священником Петром Липатовым, произвёл работы по его возрождению.

Восстановление храма происходило очень быстро. Уже осенью 2001 года на престольный праздник служба стала совершаться на главном пределе.

Происшествия

В ночь с 27 на 28 июля 2013 года храм был ограблен. Четверо дорожных рабочих связали сторожа и проникли в храм.

Фотографии

• Church of Saint Demetrius of Thessaloniki in Blagushe 07.jpg

  Храм Димитрия Солунского

• Church of Saint Demetrius of Thessaloniki in Blagushe 20.jpg

  Храм Димитрия Солунского

• Church of Saint Demetrius of Thessaloniki in Blagushe 30.jpg

  Храм Димитрия Солунского

Ссылки

• [www.hram-dimitria.ru/ Официальный сайт] храма Димитрия Солунского на Благуше
• [hram-dimitria.ru/sait/info/istor.doc Исторический очерк] по постройке Храма Димитрия Солунского (.DOC-файл)
• [sobory.ru/article/index.html?object=03357 Храм Димитрия Солунского на Благуше на sobory.ru]
• [russian-church.ru/viewpage.php?cat=moscow&page=81 Храм Димитрия Солунского на Благуше на russian-church.ru]

Отрывок, характеризующий Храм Димитрия Солунского на Благуше

– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…