Храм Илии Пророка Обыденного

Православный храм
Церковь Илии Пророка «Обыденный» (Церковь пророка Божия Илии в Обыденском переулке)
Страна	Россия
Город	Москва
Конфессия	Православие
Епархия	Московская
Архитектурный стиль	Московское барокко
Дата основания	XVI век
Строительство	1702—??? годы
Приделы	Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы; Апостолов Петра и Павла
Реликвии и святыни	Икона Божией Матери «Нечаянная Радость» из Кремля Иконы местного ряда иконостаса (Симон Ушаков и ученики)
Статус	приходский храм
Сайт	[www.hram-ostozhenka.ru Официальный сайт]

Храм Илии́ Проро́ка Обыде́нного — приходский православный храм в честь пророка Илии (главный престол) в Москве, расположенный по адресу: 2-й Обыденский переулок, 6. Построен в 1702—1706(?) на Остожье, близ Чертолья.

Настоятель со 2 ноября 2012 года (и.о. с 30 августа) — протоиерей Максим Юрьевич Шевцов.

История

Храм, возведённый на рубеже XVI—XVII веков, первоначально деревянный, вероятнее всего, был сооружён по случаю засухи. Дата его построения точно не известна; первое упоминание о нём относится к концу XVI века. Существование церкви подтверждал Синодик, составленный при святителе Патриархе Иове между 1589 и 1607 годами и хранившийся в ризнице храма ещё в начале XX века. Но первым упоминанием о храме считается сочинение Авраамия Палицына «История в память предъидущим родом» (известное под названием «Сказание Авраамия Палицына»), описывавшее события 1584—1618 годов. По свидетельству «Сказания» 24 августа 1612 года, в день решающего сражения русских с поляками, князь Дмитрий Михайлович Пожарский служил молебен перед образом Святой Троицы, Богородицы и чудотворцев Сергия и Никона,

молящеся о побеждении на враги на месте, идеже был обыденный храм во имя святаго пророка Илии.

— [dlib.rsl.ru/viewer/01003755080#?page=170 Сказание Авраамия Палицына]. — М.;Л., 1909.

В иконостасе главного алтаря нынешнего храма от этой древней деревянной церкви предположительно сохранились образ Спаса Нерукотворного (1675) и Казанский образ Божией Матери, написанные ведущим царским изографом Симоном Ушаковым.

Также, вероятно, находились в деревянной церкви иконы: храмовая — святого Илии Пророка с 20 клеймами жития, «Святая Троица Ветхозаветная», Владимирский образ Богоматери, «Усекновение главы святого Иоанна Предтечи», «Святитель Николай Чудотворец (Зарайский)».

В 1702 году на месте деревянного начал строиться каменный храм, алтарная часть которого и основное здание, построенное по типу «восьмерик на четверике», сохранилось доныне в неизменных формах. Сохранилось документальное свидетельство о начале строительства в книге подрядных записей. Из этого документа следует, что в качестве образца для строительства был выбран соборный храм Николо-Перервинского монастыря, однако, возможно, из-за нехватки средств этот замысел не осуществился, и на месте деревянной церкви была возведена не двухэтажная, а одноэтажная церковь с семиярусным иконостасом, первоначальный каркас которого сохранился до нынешнего времени. О создателях храма братьях Деревниных напоминают мраморные плиты, находящиеся внутри храма. В «Синодальном справочнике» было указано: «Построена в 1702 г. думным дьяком Гавриилом Деревниным на месте прежней деревянной».

6 октября 1706 года был выдан антиминс в построенный придел Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, который вскоре сильно пострадал во время пожара 1748 года и был возобновлён «усердием и стараниями бригадира Никиты Андреевича Болкунова». В ноябре 1819 года освящен южный придел во имя апостолов Петра и Павла.

Современный архитектурный облик храм приобрёл в настоятельство протоиерея Иоанна Матвеевича Лебедева. Это было пореформенное время, когда в России многое менялось. В это время происходит значительный рост числа предпринимателей, большинство из которых принадлежали к купеческому сословию. Многие предприниматели не только являлись жертвователями, но и лично участвовали в приходской жизни церквей, многие были церковными старостами. В 1867 году одновременно с назначением настоятелем протоиерея Иоанна Лебедева церковным старостой Ильинского храма стал купец первой гильдии Владимир Дмитриевич Коншин. Первой своей задачей настоятель и староста сочли капитальный ремонт трапезной и колокольни из-за образовавшейся в западной части свода трещины.

К составлению проекта В. Д. Коншиным был привлечён архитектор Александр Степанович Каминский. Оба были женаты на сёстрах П. М. Третьякова, который часто бывал в Ильинском храме, поскольку рядом с 1865 года проживала его мать, Александра Даниловна, а позже, неподалеку, на Пречистенском бульваре поселился и брат Сергей Михайлович. Вместе с В. Д. Коншиным Третьяковы пожертвовали значительную сумму на реконструкцию храма и построение колокольни. Освящение новой трапезной и колокольни было совершено 9 июня 1868 года митрополитом Иннокентием, отслужившим в храме свою первую литургию после прибытия в Московскую митрополию.

В. Д. Коншин был инициатором создания первой церковно-приходской школы храма и стал её попечителем. Занятия начались в январе 1875 года; учебной частью руководил действительный статский советник А. Г. Кашкадамов. А в 1882 году при храме было построено отдельное здание для школы и богадельни.

В 1930 году храм дружно отстояли от закрытия верующие. 1 марта было принято постановление о закрытии, а 20 мая власти приняли новое постановление:

Имея в виду, что в районе нахождения закрываемой церкви уже закрыты 4 церкви: Антипьевская, Ржевская, Бариковская и Зачатьевский монастырь и что особо острой нужды в здании обыденской церкви не видно… церковь оставить верующим.

— ГА РФ. — Ф. 1235. — Оп. 75. — Д. 1768. — Л. 5.

По преданию, храм собирались закрыть после службы 22 июня 1941 года, но началась война.

15 июня 1944 года сюда была перенесена из храма Воскресения в Сокольниках почитаемая как чудотворная икона Божией Матери «Нечаянная радость». В храме хранится ряд иных замечательных святынь, в частности связанных с деятельностью митрополита Серафима (Чичагова). Высота колокольни — 36 метров. С южной стороны звонарской площадки можно увидеть отсутствие ажурной кованой решетки — след от колокола, сброшенного во время антирелигиозной кампании в 1940-м году.

В 1973 году в храме обвенчались А. И. Солженицын и Н. Д. Светлова. Там же были крещены их дети — Ермолай и Игнат

Синодик священников XVIII—XX вв.

• священник Василий Михайлов (?—1707)
• священник Симеон Михайлов (1707—1718)
• священник Силуан Данилов (1720—1728)
• священник Кирилл Силуянов (1733—1737)
• иерей Иван Гаврилов (?—1785)
• иерей Иван Васильев (1768—?)
• иерей Василий Михайлович Копьев (1783—1829)
• иерей Георгий Никитич Лебедев (1803—?)
• священник Василий Григорьев (ок. 1810)
• протоиерей Иоанн Митрофанович Лебедев (1835—?)
• протоиерей Иоанн Матвеевич Лебедев (1867—?)
• священник Андрей Иванович Соколов (1898—1917?)
• протоиерей Виталий Николаевич Лукашевич (1920-е—1936)
• протоиерей Александр Васильевич Толгский (1936—1962) (настоятель)
• Николай Павлович Тихомиров (1938—1985)(настоятель — с 1962)
• протоиерей Александр Николаевич Егоров (1951—2000)
• протоиерей Владимир Иванович Смирнов (1954—1978).

Известные настоятели

• иерей Василий Михайлович Копьев (до 1829)
• иерей Георгий Никитич Лебедев
• протоиерей Иоанн Матвеевич (Митрофанович ?) Лебедев (1867 — после 1892)
• Андрей Иванович Соколов (конец 1890-х — начало 1920-х)
• протоиерей Виталий Николаевич Лукашевич (1920-е—1936)
• протоиерей Александр Васильевич Толгский (1936—1962)
• протоиерей Николай Павлович Тихомиров (1962—1985)
• протоиерей Ерос Дамианович Ясенчук (1985—1986)
• протоиерей Алексей Сергеевич Лапин (1986—2006; в настоящее время — почётный настоятель храма)
• игумен Тимофей (Подобедов) (10 октября 2006 — август 2012)
• протоиерей Максим Юрьевич Шевцов (со 2 ноября 2012—по настоящее время)

Отрывок, характеризующий Храм Илии Пророка Обыденного

– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.