Храм Святого Александра Невского (Термез)
Поделись знанием:
Координаты: 37°22′ с. ш. 67°26′ в. д. / 37.367° с. ш. 67.433° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.367&mlon=67.433&zoom=17 (O)] (Я)
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
| Храм | |
Храм Святого Александра Невского
Храм Святого Александра Невского | |
 Храм Александра Невского | |
| Страна | Узбекистан |
| Город | Термез, ул. Сафарова, 14 |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Ташкентская и Узбекистанская епархия |
| Благочиние | Самаркандское благочиние |
| Тип здания | Храм |
| Архитектор | Ф.М. Вержбицкий и Ф.В. Смирнов |
| Первое упоминание | 1905 год |
| Строительство | ???—1905 годы |
| Основные даты: с 1905 по 1910 — Собор 9-го Туркестанского стрелкового полка Алксея, человека Божьего
с 1910 по 1927 — Храм Александра Невского с 1990 — восстановление храма | |
| Состояние | действующий |
Храм Святого Александра Невского — действующий православный храм Ташкентской и Узбекистанской епархии Среднеазиатского митрополичьего округа Русской православной церкви, расположенный в городе Термезе.
Содержание
История
Собор был построен по типовому проекту архитекторов Фёдора Вержбицкого и Фёдора Смирнова. разработанному в 1902 году для строительства гарнизонного храмов:
- Петергофе - Церковь Святой Великомученицы Анастасии (заложена в 1902 году, освящена в 1903 году) - вмещает до 1 000 человек,
- Термезе - Церковь 9-го Туркестанского стрелкового полка в честь Алексия, человека Божия (заложена в 1904 году, освещена в 1905 году) - вмещает до 1 500 человек,
- Верный - Церковь 20-го Туркестанского стрелкового полка во имя Святого Алексия, Митрополита Московского (заложена в 1905 году, освящена в 1906 году) - вмещает до 1 000 человек,
- Скобелеве - Церковь 7-го Туркестанского стрелкового полка во имя Святого Николая Чудотворца (заложена в 1906 году, освящена в 1907 году) - вмещает до 1 500 человек,
- Керки - походная Церковь при 14-ом Туркестанском стрелковом полке - Церковь в укрепление Серахсе во имя Алексия, человека Божия (заложена в 1907 году, освящена в 1908 году) - вмещает до 900 человек,
- Кушка - Церковь 15-го Туркестанского стрелкового полка во имя Святого Николая Чудотворца (заложена в 1907 году, освящена в 1908 году) - вмещает до 1 000 человек,
- Самарканде - Церковь всех святых в земле Самаркандской просиявших (заложена в 1909 году, в 1910 году изменено название на Церковь во имя Святого Алексия, Митрополита Московского, освящена в 1911 году) - вмещает до 1 500 человек.
- Чарджоу - Церковь 6-го Туркестанского стрелкового полка во имя Святого Николая Чудотворца (заложена в 1908 году, освящена в 1910 году) - вмещает до 1 100 человек,
Этот проект, ставшим типовым для военных храмов Туркестана, был утверждён властями для сооружения храма 1-й Туркестанской стрелковой бригады, расквартированной в Ташкенте. По нему же в 1909—1911 годах строился собор Святителя Алексия Московского в Самарканде.
До 1910 года собор принадлежал 9-му Туркестанскому стрелковому полку святого Алексея, человека Божьего (Престольный праздник 17 марта), а его священником был Василий Павлович Благовещенский. Проект здания совпадал с проектами многих храмов того времени Туркестанского края.
С 1910 года носил наименование в честь святого Александра Невского. Он был построен из жжёного кирпича, оштукатурен. Имел большие колокольню и иконостас. Внутренне пространство храма имело размер 24 на 16 метров. Также в храме было большое количество икон и церковной утвари. После закрытия храма иконы и имущество храма было роздано в другие храмы.
В сентябре 1910 года священником был Василий Никифорович Орлинский.
Храм была закрыт после 1927 года, после чего вскоре снесена колокольня. В храме находился склад вооружения, а позднее — военный госпиталь, а затем — спортзал.
В 1990 году храм был заново освящён. На сегодняшний день храм не предназначен для постоянного публичного посещения. В храм пускают прихожан и туристов.
Фото
 Вот так он выглядел в 1900 году
|
 И сейчас
|
 Купол над алтарём
|
 Интерьер храма
|
Напишите отзыв о статье "Храм Святого Александра Невского (Термез)"
Примечания
Источник
- РГИА, ф. 806, оп.8, д.462. Клировая ведомость церкви за 1905 г.
- РГИА, ф. 806, оп.10, д.447. Клировая ведомость церкви за 1912 г.
- Цитовичъ Г. А. Храмы Армiи и Флота, Пятигорскъ, 1913, С. 464.
- Голенберг В. А. «Старинные храмы туркестанского края». Ташкент 2011 год.
Ссылки
- [www.pravoslavie.uz/archdiocese/parishes/ Адрес храма на Pravoslavie.uz]
- [termez.cerkov.ru Храм Александра Невского]
Отрывок, характеризующий Храм Святого Александра Невского (Термез)
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
