Храм Троицы Живоначальной в Останкине

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Храм во имя Троицы Живоначальной в Останкине
Страна Россия
Город Москва
Конфессия Православие
Епархия Московская городская епархия 
Благочиние Троицкое благочиние 
Основатель Щелкалов, Василий Яковлевич
Первое упоминание 1584
Дата основания 1558
Строительство 16771692 годы
Статус  Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7710557005 № 7710557005]№ 7710557005
Сайт [trinitychurch.ru/ Официальный сайт]
Координаты: 55°49′26″ с. ш. 37°36′49″ в. д. / 55.8241083° с. ш. 37.6136167° в. д. / 55.8241083; 37.6136167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.8241083&mlon=37.6136167&zoom=18 (O)] (Я)

Храм Троицы Живоначальной в Останкине — памятник старорусского культового зодчества, одна из кульминационных точек в развитии московского узорочья. Примечателен как одна из тех построек конца XVII века, фасады которых сплошь закрыты декором. Ныне православный храм Троицкого благочиния Московской городской епархии Русской Православной церкви. Храм входит в комплекс памятников музея-усадьбы «Останкино»[1] и расположен по адресу 1-я Останкинская улица, дом 7 стр. 2. Здание храма отнесено к категории объектов культурного наследия федерального значения[2][3].





Строительная история

Первая деревянная церковь в селе Осташково (позднее Останкино) была построена в 1584 году при дьяке Щелкалове и была разрушена в Смутное время. Новая деревянная церковь строится с 1625 года по 1627 год князем Иваном Борисовичем Черкасским, которому поместье было пожаловано в 1617 году царем Михаилом Федоровичем.

Прошение о постройке каменного вотчинного храма при господских хоромах подано в 1677 году князем Михаилом Яковлевичем Черкасским, на что он получил благословение в том же году от Патриарха Иоакима. Каменную церковь было решено строить на новом месте, так как на старом прошло «моровое поветрие» — массовая гибель людей в результате эпидемии. Храм строился с 1677 по 1692 год: Тихвинский придел освящён в 1683 году, придел Александра Свирского в 1691 году, придел Святой Троицы в 1692 году; тем же 1692-м годом датируется иконостас. Несколько позже к храму пристроили крыльца и галерею, а также колокольню с шатровым завершением[4].

Шатровое завершение колокольни в 1739 году было разобрано и к 1754 году заменено новым, двухъярусным, в стиле барокко. В 1856 году иконостас храма ремонтировался под наблюдением архитектора М. Д. Быковского. В 1877—1878 годах по указанию графа А. Д. Шереметева архитекторы Н. В. Серебряков и Н. В. Султанов полностью отреставрировали храм и возвратили колокольне шатровое завершение, более подходящее по стилю к архитектуре храма[4].

Силуэт храма тогда был обогащён и иными прибавлениями в неорусском стиле: над крытым просто на два ската крыльцом было возведён богатый шатёр, напоминающий притворы ярославских храмов.

Архитектура

Конструктивно это типичный для своего времени бесстолпный четверик на высоком подклете с одинаковыми приделами по сторонами и гульбищем с трёх сторон. Особенность состоит в отсутствии трапезной. Во многих москвоведческих изданиях автором проекта каменного храма назван крепостной архитектор Павел Сидорович Потехин[5], однако точно его авторство не установлено[6]. Композиция здания строго симметрична, а декоративные формы исключительны по разнообразию и нарядности[7]. «Показателен контраст необычайно четко геометризированного, тяготеющего к простым квадратам плана церкви и яркого живописного богатства её объёма»[8]. Такое сочетание как раз свойственно постройкам Потехина, работавшего по заказам своего хозяина — князя Якова Одоевского, тестя М. Я. Черкасского.

Новейшее время

Храм оставался действующим до 1933 года и в 1934 году стал частью музея-усадьбы «Останкино», который был создан ещё в 1918 году. Храм отреставрировали и в нём разместили служебные помещения музея. В 1970-х годах провели реставрацию иконостасов и стенописи, ремонт кровли и фасадов[4]. С 1980 года в храме проводились концерты духовной музыки. От первоначального резного иконостаса в стилистике нарышкинского барокко сохранилась только нижняя часть с царскими вратами.

Вопрос о возобновлении служения в храме был поднят в 1990 году, который был решен положительно. Перед передачей храма РПЦ его отреставрировали по проекту архитектора Е. А. Черникова.

Главный придел храма освятил 23 марта 1991 года Патриарх Алексий II, южный придел освятил 31 декабря 1994 года архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий (Смирнов), а северный 14 августа 1996 года архиепископ Истринский Арсений (Епифанов).

С марта 1991 по декабрь 1999 года в храме находилось подворье Оптиной пустыни, службы в нём проводились по монастырскому чину.

На Оптинское подворье приезжали люди со всех концов Москвы и Московской области. Иногда исповедь в выходные заканчивалась за полночь — настолько много было прихожан, желавших исповедоваться. Оптинские монахи не допускали формального или поверхностного отношения к Таинству. Необходимо отметить, что речь не идет о пресловутом «откровении помыслов» — практике, которой злоупотребляют некоторые священнослужители, — а о возогревании в человеке духа покаяния и об осознании им бесконечного милосердия Божия[9].

Настоятелем храма был Феофилакт (Безукладников). Несколько лет решался вопрос получения участка земли рядом с храмом.

В 2009 году настоятелем храма назначен епископ Сергий Солнечногорский. В 2011—2013 годах в храме осуществлена реставрация иконостасов[4].

Престолы

Напишите отзыв о статье "Храм Троицы Живоначальной в Останкине"

Примечания

  1. Министерство культуры РФ. [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7710557000 № 7710557000] // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено (недоступная ссылка)
  2. Памятники архитектуры Москвы, состоящие под государственной охраной. — Москва, 1980.
  3. Указ президента Российской Федерации об утверждении перечня объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения от 20 февраля 1995 года N 176.
  4. 1 2 3 4 Москва, которая есть / Сост. А. Алексеев. — М.: Департамент культурного наследия г. Москвы, 2013. — С. 10, 178. — 238 с.
  5. Муравьева Т. В. Останкино // Венок московских усадеб. — Москва: Вече, 2009. — С. 180 - 218. — 344 с. — (Исторический путеводитель). — 3000 экз. — ISBN 978-5-9533-2197-6.
  6. Паламарчук П. Г. Москва в границах 1917 года // Сорок сороков Краткая иллюстрированная история всех Московских храмов. — Москва: Астраль, 2004. — Т. 3. — С. 157 — 161. — 696 с. — 7000 экз. — ISBN 978-5-271-07711-X.
  7. П. А. Раппопорт. [books.google.com/books?id=j9fVAAAAMAAJ Древнерусская архитектура]. Стройиздат: СПб, 1993. Стр. 224.
  8. [artclassic.edu.ru/catalog.asp?cat_ob_no=&ob_no=18515 www.school.edu.ru :: Живоначальной Троицы церковь в Останкино. 1678—1683]
  9. Филипп Пономарёв [troitse-paraskevo.ru/wp-content/uploads/2013/05/tv-3.pdf «Церковь Троицы в Останкине»] // Троицкий вестник, No 3 (3) ИЮНЬ 2013 года

Отрывок, характеризующий Храм Троицы Живоначальной в Останкине

– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?