Храм Христа Спасителя (Калининград)

кафедральный собор
Храм Христа Спасителя Калининградский кафедральный собор Христа Спасителя
Страна	Россия
Центр Калининграда	Площадь Победы
Автор проекта	Олег Копылов
Строительство	2004—2006 годы
Состояние	Отличное

Храм Христа Спасителя — кафедральный собор Калининградской епархии Русской православной церкви, построенный по проекту архитектора Олега Копылова. Рассчитан на 3 000 человек. Высота (до креста) достигает 51 метров. Храм расположен на центральной площади Калининграда — площади Победы.

Храм построен в стиле Владимиро-Суздальского храмового зодчества.

История

История калининградского Кафедрального собора Христа Спасителя берет отсчёт с 30 апреля 1995 года, в день празднования 10-летия православия на Калининградской земле.

В тот день от Крестовоздвиженского собора к скверу на площади Победы прошел общегородской крестный ход. После молебна на месте будущего храма митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом (ныне Святейшим Патриархом Московским и всея Руси) был освящён закладной камень, а также установлен семиметровый деревянный крест. Будущий собор должен был стать символом Православия на Калининградской земле.

Он был задуман как первый в городе храм, выстроенный в соответствии с канонами русского православного зодчества – пятиглавый златоглавый белокаменный собор, подобный храмам Псковского кремля.

До 1985 года в Калининграде не  было ни одного православного храма, а открывшиеся в последующем приходы действовали, как правило, в стенах немецких культовых сооружений, которые нуждались в реставрации.  Первым настоятелем проектируемого собора был назначен игумен Меркурий (Иванов), ныне митрополит Ростовский и Новочеркасский.

В мае 1995 года был выбран облик будущего храма: его автором стал архитектор Олег Вадимович Копылов. Проект был одобрен Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.

23 июня 1996 года митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл совместно с первым Президентом России Борисом Николаевичем Ельциным, заложил в основание будущего собора капсулу с освященной землей, взятой из-под стен Храма Христа Спасителя в Москве.В конце июня 1996 года рядом со стройплощадкой собора был сооружен деревянный Малый собор Христа Спасителя. Этот храм был освящён митрополитом Калининградским и Смоленским Кириллом, в честь Нерукотворного образа Господня. Первое праздничное богослужение состоялось 27 сентября 1996 года. Этот  храм простоял рядом со строящимся собором до 2009 года, после чего был разобран и собран вновь в калининградском микрорайоне «Сельма».

Архитектурный строй ансамбля Кафедрального собора Христа Спасителя разработан в стиле владимиро-суздальского храмового зодчества, который удачно сочетается с достижениями в области современной архитектуры и дизайна.

Здание собора представляет собой восьмиугольник с выступающими арочными порталами входов. Пятикупольный в своей основе собор увенчан шестым куполом с восточной стороны над алтарной апсидой в символ библейского шестоднева. Шлемовидные купола созданы в древне-византийском храмовом стиле. Общая высота собора 69 метров. Площадь остекления более 1000 кв. метров, площадь гранитно-мраморной облицовки и полов около 11 тыс. кв. метров. На звоннице храма находятся 13 колоколов, самый большой из которых весом 14 тонн.

Верхний храм Кафедрального собора вместимостью в 3000 человек посвящён празднику Рождества Христова. Нижний храм в честь Нерукотворного образа Христа Спасителя (Убрус) находится в цокольном этаже стилобата и рассчитан на 200 человек. Инфраструктура храма включает в себя детские классы церковно-приходской школы, конференц-зал, трапезную.

Верхний Храм Рождества Христова освящён 10 сентября 2006 года патриархом Московским и всея Руси Алексием II, освящение приурочено к 20-летию открытия первого православного храма в Калининграде.

Нижний храм во имя Нерукотворного Спаса освящён 27 сентября 2007 года митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом. В храме был установлен переданный в 1996 году Свято-Князь-Владимирским братством из Германии «Мемельский» иконостас, созданный во время Семилетней войны для русского гарнизона в Мемеле (ныне — Клайпеда). По предложению председателя этого братства, Г. А. Рара, нижний храм служит храмом воинской славы и является храмом-памятником в память о русских воинах, погибших в Семилетнюю войну, Наполеоновские войны, Первую мировую войну и Вторую мировую войну в Восточной Пруссии, нынешней Калининградской области.

В июле 2010 года рядом с собором открыт новый небольшой храм, созданный в таком же стиле, — Храм Петра и Февронии.

3 октября 2010 года перед началом Литургии Святейший Патриарх Кирилл передал главному храму самой западной российской епархии антиминс, который был освящён им на Дальнем Востоке в ходе Первосвятительского визита на Камчатку.

22 декабря 2012 года Святейший Патриарх Кирилл совершил освящение нового корпуса гимназии при кафедральном соборе.

Кафедральный собор Христа Спасителя, построенный всеми силами общества: властью, предпринимательством и народом, — является свидетельством духовного возрождения, символом народного единства и Лицом российской государственности на западе её границ.

Литература

• «Наше Наследие», № 1, Москва 2002.
• «Братский Вестник», № 17, Бад-Киссинген 2002.
• «Братский Вестник», № 23, Бад-Киссинген 2007.

Ссылки

• Кафедральный Собор Христа Спасителя в Калининграде
• Храма Христа Спасителя в Калининграде
• [www.ubrus.org/news-region-unit/?id=2299 Статья об освящении нижнего храма]
• [www.nasledie-rus.ru/podshivka/6103.php Статья о Мемельском иконостасе]
• [pravpiter.ru/pver/n013/ta003.htm Статья о передаче Мемельского иконостаса]
• [zarubezhje.narod.ru/texts/RahrGA01.htm О Г. А. Раре, передавшем Мемельский иконостас из Германии в Калининград]
• [zarubezhje.narod.ru/texts/RahrGA01.htm#link02 Речь Г. А. Рара при передаче Мемельского иконостаса]
• [www.zarubezhje.narod.ru/texts/23_Vestnik.pdf «Братский Вестник» о Мемельском иконостасе и освящении Храма Христа Спасителя]

Отрывок, характеризующий Храм Христа Спасителя (Калининград)

Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.