Храм во имя Архангела Михаила (Улан-Удэ)
| Церковь Михаила Архангела | |
 | |
| Адрес: | |
|---|---|
| Патриархат: | |
| Епархия: | |
| Освящён: |
26 сентября 1906 |
| Упразднён: |
1931 |
| Основные даты: |
1912—1929 гг. — действовало подворье Посольского Преображенского монастыря, 15 сентября 1997 — возрождён приход |
| Основатель: |
Михаил Григорьевич Титов |
| Начало строительства: |
1904 |
| Окончание строительства: |
1906 |
Михаи́ло-Арха́нгельская це́рковь (Михайловская церковь, Храм Архангела Михаила) — православная церковь в Улан-Удэ. Расположена в историческом районе Зауда.
История
В 1904 году на средства бывшего казака, а затем золотопромышленника Михаила Григорьевича Титова в станице Заудинской за рекой Удой была начата постройка нового храма, приписного к Верхнеудинской Спасской церкви. Новая церковь была освящена 26 сентября 1906 года. Так-как для нового престола не нашлось мощей, у прибывшего для освящения владыки Забайкальского Мефодия (Герасимова) было испрошено разрешение взять святые мощи из антиминса старого Михаило-Архангельского придела Вознесенского храма. В этой связи новую церковь освятили во имя Архангела Михаила, а старый антиминс поместили на хранение в ризницу нового храма[1].
Монахини переехали в Заудинское подворье Посольского монастыря в конце 1912 года. При подворье работал свечной завод. 23 июня 1923 года в Михайло-Архангельском храме Заудинского подворья была отслужена последняя Божественная литургия, после чего власти передали храм живоцерковникам («живистам»). В сентябре 1923 года сюда были переведены Педагогические курсы (позднее русское педучилище). С ноября 1924 года во флигеле монастырского подворья располагалась радиостанция[2].
6 июня 1925 года церковь была возвращена православным. Насельниц зачислили в певчие и сторожа, что давало, наряду с продукцией подсобного сельского хозяйства, средства к существованию. В сентябре 1928 года, по согласованию с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским), епископ Евсевий (Рождественский) преобразовал Заудинское подворье Посольского монастыря в Заудинскую Михайло-Архангельскую женскую общину, которую возглавила монахиня Дорофея. Подворье было закрыто в июне 1929 года[3].
Возрождение прихода
Приход Михаило-Архангельской церкви был вновь образован 15 сентября 1997 года. Прилегающий участок земли был передан в ведение прихожан постановлением № 172 администрации города Улан-Удэ от 27 апреля 1999 года, на котором водружён поклонный крест.
В настоящее время в здании Михаило-Архангельской церкви находится Республиканский центр народного творчества.
Напишите отзыв о статье "Храм во имя Архангела Михаила (Улан-Удэ)"
Примечания
- ↑ Забайкальские епархиальные ведомости, 1907, № 22, 489, цит. по Жалсараев А. Д., Монастыри в Бурятии
- ↑ Кузнецов В. Н. Верхнеудинск 1923—1929. Красноярск, из-во Тренд, 2013
- ↑ Д. В. Саввин. Монашество в Забайкалье в 1923-1929 годах. // Вестник церковной истории. Выпуск 1 (5). Православная энциклопедия. 2007.
Отрывок, характеризующий Храм во имя Архангела Михаила (Улан-Удэ)
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
