Храм I (Тикаль)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Достопримечательность
Храм I

Вид на храм с центральной площади
Страна Гватемала
Основатель Хасав-Чан-Кавиль I
Дата основания 732 год
Высота 47 метров
Материал известняк
Координаты: 17°13′20″ с. ш. 89°37′27″ з. д. / 17.22222° с. ш. 89.62417° з. д. / 17.22222; -89.62417 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=17.22222&mlon=-89.62417&zoom=12 (O)] (Я)

Храм I — майяский пирамидальный храм, расположенный в древней столице Мутульского царства Тикале на территории современной Гватемалы. Другие названия этого здания — Храм Великого Ягуара (благодаря изображению на деревянной притолоке правителя, восседающего на ягуаре)[1] и Храм Ах-Какао (Ах-Какао — прозвище похороненного в храме Хасав-Чан-Кавиля I). Пирамида выстроена из известняка в типичном для Тикаля стиле.

Венчает храм характерный для архитектуры майя кровельный гребень. Расположение храма необычно: он стоит у восточной стороны главной площади, а по традиции погребальные храмы строили к северу от Северного акрополя[2].





Структура здания

Погребальный храм посвящён Хасав-Чан-Кавилю I, правителю Тикаля 682–734 годов[3]. Могила Хасав-Чан-Кавиля была обнаружена в процессе раскопок в глубине храма[4], причём храм построили вокруг могилы. Строительством руководил сын и наследник Хасав-Чан-Кавиля Икин-Чан-Кавиль[5]. Строительство храма, вероятно, было запланировано ещё при жизни правителя[2]. Храм имеет девять ступеней, возможно они символизируют девять подземных миров[6]. У храма резные обломы и вставки в углах. Крутая лестница идёт от земли до святилища наверху храма[7].

Высота Храма Великого Ягуара — 47 метров[8]. На самом верху расположено святилище, в котором находятся деревянные притолоки с искусной резьбой. Возможно их украшением руководил сам Хасав-Чан-Кавиль в рамках подготовки к созданию данного памятника[2]. Притолоки вырезаны из дерева саподиллы, одна из них (№ 3) изначально был выкрашен в красный цвет[9][10]. Древесина, избранная для притолок, очень твёрдая и тяжёлая, саподиллы произрастают в округе[10]. Притолоки сделаны из досок, установленных в небольшие ниши. Они обрамляют три дверных косяка. Внешняя притолока оставлена без украшений, однако следующие имеют тонкую резьбу. Две из досок были сняты со своих мест в XIX веке и их иестоположение неизвестно[10]. Ещё две снял Альфред Модсли[en], отправивший их в Британский музей, где они находятся до сих пор[11][12]. На одной из притолок вырезано изображение сидящего человека, над которым находится огромная змея[10].

На святилище установлен кровельный гребень, на котором установлена скульптура сидящего правителя Хасав-Чан-Кавиля (трудноразличима)[8][13]. Кровельный гребень состоит из двух параллельных частей, между которыми находится пустое пространство, снижающее вес строения[14]. Вес кровельного гребня держат несущие стены[8]. В передней части гребень покрывали каменные блоки, на которых вырезали гигантскую фигуру правителя, а по бокам от него располагались свитки и змеи[14]. Кроме этого там же располагалась лепнина[15]. В святилище находятся три узких тёмных комнаты, куда можно попасть через единственный дверной проход[10][13]. Помещения расположены одно за другим в ряд, они имеют высокие ложносводчатые потолки, подпёртые деревянными брусьями из саподиллы[16].

В постклассический период, судя по всему, погребальное помещение открыли и сделали там новое захоронение. Туда, среди прочего, поместили кадильницы майяпанского типа, а также керамические кадильницы типа, распространённого в Петене в постклассический период. При этом после XV века такие разновидности не использовались[17].

Захоронение

Могилу Хасав-Чан-Кавиля обнаружили в 1962 году[18]. Археологи проникли в неё через крышу по туннелю от основания лестницы храма[8][5][19]. Могила имеет официальное название «Захоронение № 116». Она представляет собой просторную комнату в глубине пирамиды, ниже уровня главной площади города. Более половины помещения занимает скамья, на которой на плетёном коврике лежит тело Хасав-Чан-Кавиля вместе с украшениями. Захоронение содержит богатые подношения: шкуры ягуаров, предметы из жадеита, раскрашенную керамику, редкие раковины, жемчужины, зеркала и другие произведения искусства[8][5][20]. Тело правителя покрывало множество жадеитовых украшений, включая огромное четырёхкилограммовое ожерелье, состоящее из 114 очень крупных бусин, изображённое на скульптурных портретах Хасав-Чан-Кавиля[8][5].

Среди прочих подношений следует отметить декоративный мозаичный сосуд из жадеита, на крышке которого находится скульптурный портрет правителя. Вместе с ним в захоронении обнаружены 37 человеческих костей с искусной резьбой письмом майя, сложенных у правой ноги Хасав-Чан-Кавиля[8][5][21]. На одной из них написано о союзниках Тикаля, включая Копан и Паленке, на других содержится имя и генеалогия правителя. На одной из костей находится резной портрет пленника Ош-Ха-Те-Ишиля, вассала главного соперника Тикаля, Калакмуля. На костях имеются изображения божества кукурузы[en], которое несут в подземный мир в каноэ. Также на одной из костей содержится длинный список дат смерти знатных жителей соседних государств[5].

Новейшая история

Тикаль был обнаружен в 1848 году, в 1877-м из многих храмов, включая Храм I, было вынесено значительное количество предметов[1]. Альфред Модсли составил карту центральной части города в 1881–1882 годах, отметив и пять главных храмов (однако он присвоил им названия по буквам алфавита). Теоберт Малер провёл первое топографическое исследование Тикаля и назвал Храм Великого Ягуара «Первым великим храмом». Альфред Тоззер[en] провёл второе исследование в 1911 году и в целом повторил именование Малера; именно Тоззер назвал этот храм «Храмом I»[1].

В 1955 году Пенсильванский университет начал «Проект „Тикаль“», в рамках которого провёл архерологические раскопки в руинах храмов I и II и подготовил их к открытию для туристов[22]. Работа над Храмом I продолжалась до 1964 года[22]. В 1986 году «Национальный проект „Тикаль“» (исп. Proyecto Nacional Tikal) провёл реставрацию крыши храма[23].

В рамках празднования «конца света» 2012 года современные майя провели огненную церемонию перед храмом на главной площади города 21 декабря. Церемонию посетило около 3000 человек[24][25].

Напишите отзыв о статье "Храм I (Тикаль)"

Примечания

  1. 1 2 3 Muñoz&Samayoa, 1996, p. 302.
  2. 1 2 3 Sharer&Traxler, 2006, p. 400.
  3. Sharer&Traxler, 2006, p. 313, 397.
  4. Martin&Grube, 2000, p. 45—47.
  5. 1 2 3 4 5 6 Sharer&Traxler, 2006, p. 397—400.
  6. Miller, 2001, p. 132—133.
  7. Fuente, 1999, p. 145.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 Martin&Grube, 2000, p. 47.
  9. Coe, 1962, p. 494.
  10. 1 2 3 4 5 Coe, 1967, p. 29.
  11. [www.britishmuseum.org/research/collection_online/search.aspx?people=41468&peoA=41468-3-9 Британский музей]
  12. [www.britishmuseum.org/research/collection_online/collection_object_details.aspx?objectId=3333142&partId=1&searchText=Am,Maud,G.T.2786&page=1 Британский музей]
  13. 1 2 Miller, 2001, p. 134.
  14. 1 2 Coe, 1967, p. 28.
  15. Fuente, 1999.
  16. Coe, 1999, p. 29.
  17. Coe, 1967, p. 482—483.
  18. Coe, 1999, p. 124.
  19. Drew, 1999, p. 277.
  20. Drew, 1999, p. 277, 278.
  21. Drew, 1999, p. 278.
  22. 1 2 Muñoz&Samayoa, 1996, p. 302—303.
  23. Muñoz&Samayoa, 1996, p. 303.
  24. Fuego.
  25. Calendar.

Литература

  • [www.nacion.com/2012-12-21/Mundo/Celebraciones-marcan-el-cambio-de-era-del-calendario-maya.aspx Celebraciones marcan el cambio de era del calendario maya] (исп.), La Nación (Costa Rica) (21 December 2012). Проверено 22 декабря 2012.
  • Coe, Michael D. The Maya. — 6th, fully revised and expanded. — London and New York: Thames & Hudson, 1999. — ISBN 0-500-28066-5.
  • Coe, William R. (1962). «A Summary of Excavation and Research at Tikal, Guatemala: 1956–61». American Antiquity (Society for American Archaeology) 27 (4): pp. 479–507. DOI:10.2307/277674. Проверено 2009-11-17.
  • Coe, William R. Tikal: Guía de las Antiguas Ruinas Mayas. — Guatemala: Piedra Santa, 1988. — ISBN 84-8377-246-9.
  • Drew, David. The Lost Chronicles of the Maya Kings. — London: Weidenfeld & Nicolson, 1999. — ISBN 0-297-81699-3.
  • Martin, Simon. Chronicle of the Maya Kings and Queens: Deciphering the Dynasties of the Ancient Maya. — London and New York: Thames & Hudson, 2000. — ISBN 0-500-05103-8.
  • [www.nacion.com/2012-12-21/AldeaGlobal/mayas-guatemaltecos-inician-ceremonia-de-fuego-para-recibir-nueva-era.aspx Mayas guatemaltecos inician ceremonia de fuego para recibir nueva era] (исп.), La Nación (Costa Rica) (21 December 2012). Проверено 22 декабря 2012.
  • Miller, Mary Ellen. The Art of Mesoamerica: From Olmec to Aztec. — 3rd. — London: Thames & Hudson, 2001. — ISBN 0-500-20345-8.
  • Muñoz Cosme, Gaspar (1996). «[www.asociaciontikal.com/pdf/21.95_-_Gaspar.pdf Intervenciones de restauración en el Templo I de Tikal, 1992–1994]» (es) (versión digital). IX Simposio de Investigaciones Arqueológicas en Guatemala, 1995 (edited by J.P. Laporte and H. Escobedo) (Museo Nacional de Arqueología y Etnología): 302–308. Проверено 2009-11-15.
  • Sharer, Robert J. The Ancient Maya. — 6th (fully revised). — Stanford, CA: Stanford University Press, 2006. — ISBN 0-8047-4817-9.
  • Fuente, Beatriz de la; Leticia Staines Cicero, Alfonso Arellano Hernández. The Mayas of the Classic Period. — Mexico City, Mexico: Consejo Nacional para la Cultura y las Artes, 1999. — ISBN 970-18-3005-9.

Отрывок, характеризующий Храм I (Тикаль)

– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.