Храповицкие

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Храповицкие

Описание герба: см. текст

Том и лист Общего гербовника:

II, 127

Часть родословной книги:

VI


Подданство:
Имения:

Кощино, Муромцево

Храповицкие — старинная дворянская фамилия герба «Гоздава», происходящая от Даниила Храповицкого, жившего в Речи Посполитой во второй четверти XVI столетия.

  • Иван Антоний Храповицкий (умер в 1686 году), подкоморий смоленский, воевода витебский, был комиссаром для переговоров о вечном мире с Россией (1683); оставил «Записки о своей жизни».
  • Дадибог Феофилович Храповицкий принял православие, с именем Феофила, и был государевым стольником (1681—1692).
  • Иван Доминикович Храповицкий (умер в 1808 г.) был ревизором метрики литовской и градским судьей Полоцкого воеводства, а после присоединения Полоцка к России — председателем совестного суда Полоцкого наместничества.
  • Иосиф Храповицкий (умер в 1801 г.) — генерал-майор войск литовских, земский судья Смоленского воеводства и маршал постоянного государственного совета (1784).
  • Казимир Михайлович Храповицкий (1818—1881), генерал-лейтенант, участвовал в Венгерском походе 1849 г. и в крымской кампании.

Род Храповицких был записан в VI части родословной книги Виленской губернии. От этого рода Храповицких отделились две ветви, владевшие Кощиным и иными поместьями в Смоленском воеводстве, после покорения Смоленска оставшиеся в русском подданстве и принявшие православие.

К первой ветви принадлежат: Платон Юрьевич Храповицкий (1738—1794 г.), смоленский губернатор и сенатор; Матвей Евграфович, боевой генерал 1812 года; Степан Семёнович, генерал-майор, партизан 1812 года; Иван Семёнович, тайный советник, нижегородский, потом санкт-петербургский губернатор. Род записан в VI части родословных книг губерний Смоленской, Калужской, Владимирской и Тверской. Герб рода Храповицких внесён в Часть 2 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 126.

Вторая ветвь рода Храповицких ведёт начало от Леонтия Храповицкого, смоленского помещика (второй половины XVII века). Василий Иванович, «лейб-кампанец», участник кампании 1737 г., войны со шведами 1742 г. и Семилетней войны, был первым, возведённым императрицей Елизаветой в дворянское достоинство в «воздаяние верных, полезных и важных заслуг» (1747). Собственноручные записочки императрицы Елизаветы Петровны, заключающие в себе хозяйственные распоряжения и адресованные Василию Ивановичу Храповицкому, были напечатаны в «Русской Старине» (1873, том VIII).

Его сыновья Александр (1749—1801) — сенатор, статс-секретарь императрицы Екатерины II и Михаил (1758—1819) — переводчик, поэт. Антоний (Храповицкий) (1863—1936) — митрополит Русской православной церкви, первоиерарх РПЦЗ. Род этот записан в VI части родословных книг Смоленской и Калужской губерний. Герб этой ветви рода Храповицких внесён в Часть 2 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 127

Есть ещё два рода Храповицких, более позднего происхождения.



Источники

Напишите отзыв о статье "Храповицкие"

Примечания

Отрывок, характеризующий Храповицкие

– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.