Хребет России

«Хребет России» (метафорическое название Уральских гор) — российский телевизионный и литературный проект. Состоит из иллюстрированной книги (автор — Алексей Иванов) и четырёхсерийного документального фильма (проект Леонида Парфёнова и Алексея Иванова), снятого в 2008 — 2009 и показанного на Первом канале в марте 2010 года. Проект посвящён природе, истории и культуре Урала.

Алексей Иванов задумал создать проект, который послужил бы визитной карточкой Урала, в 2006 году. Реализация проекта началась в феврале 2007 года, когда проекту оказали поддержку Анатолий Чубайс и РАО «ЕЭС России». Спонсорами проекта также стали Дмитрий Рыболовлев (ОАО Уралкалий), Андрей Кузяев (GAG-группа) и Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям.

Книга

Хребет России
Автор:	Алексей Иванов
Жанр:	иденти
Язык оригинала:	русский
Издатель:	Издательская Группа «Азбука-классика». СПб
Страниц:	272
Предыдущая:	Блуда и МУДО
Электронная версия в Викитеке

Эта книга является следующей у Алексея Иванова после «Блуда и МУДО».

При подготовке книги А. Иванов много путешествовал по Уралу, изучая горы и реки, города и заводы, историю и мифологию.
Презентация книги состоялась 10 марта 2010 года на ярмарке «Книги России» в Москве.

Книга Алексея Иванова «Хребет России» выпущена издательской группой «Азбука-классика». И содержит около 600 фотографий, 100 очерков и путеводитель по Уралу. Жанр книги называют новым словом «иденти» («идентификации региона»), и говорят, что она находится в русле постмодернизма, который однако не деконструирует известное, а реконструирует утраченное.

«На примере новой книги Алексея Иванова „Хребет России“ становятся поразительно очевидными возможности перенесения реального пространства в пространство литературного произведения, наложения рельефа местности на рельеф текста. Пожалуй, самым уникальным и, одновременно, всё объясняющим здесь выступает оригинальность художественного метода, определившая новизну жанровой формы. <…> Иванов выразил Урал в пятнадцати наиболее общих цивилизационных универсалиях: „ландшафт“, „язычество“, „ресурс“, „подземность“, „(по)рождение“, „преображение“, „Мастер“, „фарт“, „неволя“, „милитаризация“, „место встречи“, „милость государя“, „культ совершенства“, „держава в державе“, „дикое счастье“».

По Иванову, концептуализация того или иного свойства жизни Урала и ментальности уральца возможна прежде всего потому, что данное свойство объясняет феноменологию существования региона и иллюстрирует репрезентативную выборку фактов его истории и культуры. В результате обнаруженные свойства и поименованные смыслы обретают статус идентити — объектов, логически отождествленных с уже знакомыми, известными. Оперируя набором идентити в качестве объясняющих и описательных понятий, Иванов раскрывает в «Хребте России» принципы организации локальной системы мира, которую он назвал Уральской Матрицей и определил как «набор оправданных опытом стратегий поведения, личного и общественного», «неписаный свод правил жизни», «набор параметров местной идентичности» (Ю. Щербинина, журнал «Волга»).

Для Алексея Иванова сам Урал воплощает постмодернистскую модель России: «„Горнозаводская цивилизация“ по отношению к крестьянской русской цивилизации всегда „постмодернистская“, — полагает автор „Хребта“. — Потому что Россия была сельской и феодальной, а Урал — заводским и капиталистическим. Вот этот старинный „постмодернизм“ — ноу-хау. Постмодерн „горнозаводской цивилизации“ и есть ключ к новому прочтению Урала».

«Урал заснят анфас и в профиль, снаружи и изнутри, с воды и с воздуха. В результате в книгу вошли фотосъёмки не только широко известных по глянцевым путеводителям, но самых отдалённых, труднодоступных и мало освоенных туристами мест Уральского края». Специальное внимание уделено широко известному городищу Аркаим.

В книгу входит множество новелл:

• «Место встречи изменить нельзя»
• «Слово „слобода“ — от слова „свобода“»
• «Клады Биармии»
• «Страшнее сказки»
• «Король прибыл»
• «Уральское как российское»
• «Против Солнца первая застава»
• «Копьё Пересвета»
• «Былина»
• «Русские в Сибири»
• «Горный завод»
• «Артиллеристы-капиталисты»
• «Канава»
• «Царство за полконя»
• «Железный пояс Урала»
• «Роман с камнем»
• «Чугунная муза»
• «Здесь и ненадолго»
• «Последний герой»
• «Тени воевод»
• «Яма глубокая»
• «Несбывшийся подвиг»
• «Весна рукотворная»
• «Полёт павлинов над горами»
• «Портал в небо»
• «Точно так же на том же месте»
• «Приходящие на Акзират»
• «Из армии в Биармию»
• «Истинные арийцы»
• «Коренная ханская земля»

Она состоит из 4 частей:

1. Герои
2. Заводы (1699—1864)
3. Мастера
4. Матрица (1864—2009)

В четырёх основных частях ивановской книги чередуются пространство и время — как понятия, организующие и структурирующие всё повествование. Первая («Герои») и третья («Мастера») части организованы с пространственных позиций: и Герои, и Мастера «ходят» — осваивают земли, завоёвывают территории, добывают знания. Вторая («Заводы», 1699—1864) и четвёртая («Матрица», 1864—2009) части «Хребта» организованы хронологически: здесь отражается динамика и раскрываются причинно-следственные взаимосвязи культурно-исторических смыслов Урала.

Фильм

Хребет России
Жанр	краеведческий
Режиссёр	Сергей Нурмамед, Иван Скворцов, Андрей Лазарев
В главных ролях	ведущие: Леонид Парфёнов, Алексей Иванов и Юлия Зайцева
Оператор	Владимир Каптур
Длительность	4х40 мин
Бюджет	10 тыс. евро
Страна	Россия
Язык	русский
Год	2010
Выход фильма «Хребет России»

К:Фильмы 2010 года

Проект Леонида Парфёнова и Алексея Иванова «Хребет России» (2010), представляет собой историко-географическое путешествие по Уралу. Одновременно, по заказу правительства Пермского края, Леонид Парфёнов и Алексей Иванов сняли презентационный фильм, посвященный всему Уральскому региону. За один год телеведущий Леонид Парфёнов и пермский писатель Алексей Иванов приняли участие в восьми экспедициях, преодолев 20 тысяч километров и посетив 112 городов и поселков всего Урала.

Лента спродюсирована продюсерским центром «ИЮЛЬ», съёмки ведет студия Леонида Парфенова «Намедни». Документальная лента «Хребет России» представлена как путешествие трех ведущих — Алексея Иванова, Леонида Парфенова и Юлии Зайцевой по достопримечательностям Урала. Режиссёры Сергей Нурмамед, Иван Скворцов, Андрей Лазарев. Оператор-постановщик — Владимир Каптур. Автор идеи и сценария — Алексей Иванов. Фильм снят с элементами «Роуд-муви» и экстремальных видов туризма.

Фильм повествует об истории покорения и освоения русскими Урала и Сибири в XV—XIX веках. Основной акцент авторы сделали на истории освоения предгорий и гор Уральского горного хребта на территории современного Пермского края, однако, съёмки фильма также проходили на территории Свердловской, Челябинской, Тюменской областей и республики Башкортостан. Фильм состоит из четырёх серий и выходил по вторникам.. Премьера первой серии фильма состоялась на Первом канале российского телевидения 9 марта 2010 года.

Повествование в фильме охватывает четыре с лишним столетия и завершается эпохой советских первых пятилеток и ГУЛАГа.

Литература

• Дьякова Е. Огонь, вода и трубы Урала. Алексей Иванов — о проекте «Хребет России» и фильме «Иоанн Грозный и митрополит Филипп»//«Новая газета», Москва, 14 августа 2008.

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=NFFqQgLsjsU Презентационный ролик "Хребет России"] на YouTube

Отрывок, характеризующий Хребет России

Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.