Хрисанф (Щетковский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Хрисанф
Епископ Елисаветградский,
викарий Херсонской епархии
27 августа 1905 — 22 октября 1906
Предшественник: Алексий (Дородницын)
Преемник: Анатолий (Каменский)
Епископ Чебоксарский,
викарий Казанской епархии
17 мая 1904 — 27 августа 1905
Предшественник: Иоанн (Смирнов)
Преемник: Митрофан (Симашкевич)
2-й начальник Русской Духовной Миссии в Корее
7 сентября 1899 — 1904
Предшественник: Амвросий (Гудко)
Преемник: Павел (Ивановский)
 
Имя при рождении: Христофор Петрович Щетковский
Рождение: 19 апреля (1 мая) 1869(1869-05-01)
станица Великокняжеская, Земля Войска Донского, Российская империя
Смерть: 22 октября (4 ноября) 1906(1906-11-04) (37 лет)
Одесса, Одесский уезд, Херсонская губерния, Российская империя
Принятие монашества: 1898

Епископ Хрисанф (в миру Христофор Петрович Щетковский; 19 апреля 1869, станица Великокняжеская, Земля Войска Донского — 22 октября 1906, Одесса) — епископ Русской православной церкви, епископ Елисаветградский, викарий Херсонской епархии. Духовный писатель.





Биография

С детства был знаком с буддизмом, так как большую часть населения станицы Великокняжеской составляли калмыки[1].

В 1890 году окончил Донскую духовную семинарию по 2-му разряду и назначен псаломщиком.

В 1891 году рукоположен в сан иерея, служил в родной станице[1].

Овдовев, в 1895 году поступил в Казанскую духовную академию будучи ещё студентом, в 1898 году постригся в монашество.

В 1899 году окончил Казанскую духовную академию со степенью кандидата богословия и назначен начальником Российской Духовной Миссии в Корее с возведением в сан архимандрита.

Стал по сути основателем духовной миссии в Корее, так как его предшественнику архимандриту Амвросию (Гудко) власти запретили възжать в страну.

Несколько лет проведённых архимандритом Хрисанфом в Корее стали временем становления миссии. Им была проделана огромная работа по организации школ, началу перевода богослужебных текстов (Священное Писание к этому времени уже давно было переведено на корейский язык протестантскими миссионерами). Он переводит на корейский язык «Краткий молитвослов», краткое изложение веры и выдержки из «Простых речей о великих делах Божьих» преосвященного Макария Томского. Был воздвигнут первый в Корее православный храм, освящённый в 1903 году.

В 1904 году, с началом Русско-японской войны, был вынужден покинуть Корею, оккупированную японцами, и прибыл в Санкт-Петербург[1].

Находясь в Петербурге, он познакомился и подружился с ректором Санкт-Петербургской духовной академии епископом Сергием (Страгородским)[1].

17 мая 1904 года хиротонисан в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии. Хиротонию совершали: митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), архиепископ Финляндский Николай (Налимов), архиепископ Казанский Димитрий (Ковальницкий), епископ Самарский Константин (Булычёв), епископ Ямбургский Сергий (Страгородский) и епископ Нарвский Антонин (Грановский).

С 27 августа 1905 года — епископ Елисаветградский, викарий Херсонской епархии. На Елисаветградскую был перемещён по болезни.

22 октября 1906 года скончался от скоротечной чахотки в Одессе, прожив всего 37 лет. Погребен там же.

Труды

  • «Миссионерская деятельность Высокопр. Вениамина, архп. Иркутского и Нерчинского». «Прав. Собес.» 1900, январь, с. 23.
  • «Из писем Корейского миссионера». Казань, 1904.
  • «От Сеула до Владивостока» — путевые заметки миссионера. Москва, 1905.
  • «Речь при наречении во епископа Чебоксарского». «Изв. Каз. Еп.» 1904, № 22, с. 698—701.
  • «К вопросу о переводах на инородные языки». Казань, 1904, «Церк. Вестн.» 1904, № 50, с. 1590, «Изв. Каз. Еп.» 1904, № 41, с. 1379—1384, № 47, с. 1570—1582.

Напишите отзыв о статье "Хрисанф (Щетковский)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [kds.eparhia.ru/bibliot/istoriakazeparhii/arhipastyri/arhipast_19/ Казанская Духовная Семинария РПЦ / Электронная библиотека Казанской Духовной Семинарии / История Казанской Епархии / Архипастыри Казанские 1555—2011 / Викарные архипастыри: СВ…]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хрисанф (Щетковский)

– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.