Христакис-Зографос, Георгиос
| Георгиос Христакис-Зографос Γεώργιος Χρηστάκης-Ζωγράφος<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 28 февраля — 28 октября 1914 | ||
| ||
| 7 июля — 15 августа 1909 | ||
| Глава правительства: | Димитриос Раллис | |
| ||
| 25 февраля — 10 августа 1915 | ||
| Глава правительства: | Димитриос Гунарис | |
| Рождение: | 8 марта 1863 Париж, Франция | |
| Смерть: | 24 июня 1920 (57 лет) Афины, Греция | |
| Отец: | Христакис Зографос | |
| Образование: | Парижский университет Мюнхенский университет Людвига-Максимилиана | |
Георгиос Христакис-Зографос (греч. Γεώργιος Χρηστάκης-Ζωγράφος; 8 марта 1863, Париж — 24 июня 1920, Афины) — греческий политик, глава самопровозглашённой Автономной Республики Северного Эпира.
Родился в семье османского банкира Христакиса Зографоса из современного албанского округа Гирокастра. Изучал юриспруденцию и политические науки в Париже и Мюнхене, по возвращении в Грецию был вовлечён в процессы земельной реформы, так как его отец владел большим количеством земли в Фессалии. В этот период он придерживался идеи, что крупные феодальные владения региона должны быть разделены среди безземельных крестьян; он сам продал безземельным крестьянам значительную часть своих земель по предельно низким ценам.
В 1905 году был избран в парламент Греции от нома Кардица. В 1909 году стал министром иностранных дел в правительстве Димитриоса Раллиса. Во время Первой Балканской войны стал губернатором освобождённого греческой армией Эпира.
Однако великие державы решили, что Северный Эпир должен отойти новообразованному государству Албания. Это вызвало восстание местных греков. 28 февраля 1914 года «Общеэпирские советы» провозгласили образование Автономной Республики Северного Эпира и избрали Георгиоса Христакиса-Зографоса её президентом.
После вывода греческой армии вспыхнул вооруженный конфликт между албанскими и североэпирскими войсками. В регионах Гирокастра, Химара, Саранда и Дельвина автономистским силам удалось успешно разоружить албанскую жандармерию и албанские иррегулярные формирования. С другой стороны, Христакис-Зографос, понимая, что великие державы не одобрят присоединение Северного Эпира к Греции, предложил три возможные дипломатические решения:
- Полная автономия под номинальным суверенитетом Княжества Албания.
- Административная и кантональная система автономии.
- Прямой контроль и управление европейскими государствами.
17 мая 1914 года был подписан Корфский протокол, зафиксировавший автономию Северного Эпира в составе княжества Албания. Однако после начавшейся вскоре Первой мировой войны на территории Албании начались беспорядки, и в южную Албанию вновь вошли греческие войска, ликвидировав североэпирскую автономию.
После этого Георгиос Христакис-Зографос вернулся в Грецию. До сентября 1917 года он исполнял обязанности управляющего Национальным банком Греции (с коротким перерывом в 1915 году, когда он был министром иностранных дел в правительстве Димитриоса Гунариса). В 1917 году вышел в отставку, и три года спустя скончался от болезни сердца.
Напишите отзыв о статье "Христакис-Зографос, Георгиос"
Отрывок, характеризующий Христакис-Зографос, Георгиос
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
