Христианская демократия

Христианская демократия

Идеи

Социальный консерватизм

Социально-рыночная экономика

Персонализм · Популяризм

Солидарность (в Католицизме)· Субсидиарность (в Католицизме)

Корпоративизм · Дистрибутизм

Католическое социальное учение

Коммунитаризм · Демократия

Неокальвинизм · Неотомизм

Персоналии

Фома Аквинский · Жан Кальвин

Лев XIII · Абрахам Кёйпер

Жак Маритен · Конрад Аденауэр

Альчиде Де Гаспери · Луиджи Стурцо

Робер Шуман · Пий XI

Эдуардо Фрей Монтальва

Иоанн Павел II · Альдо Моро

Гельмут Коль · Джулио Андреотти

Документы

Rerum Novarum

Graves de Communi Re

Quadragesimo Anno

Mater et Magistra

Centesimus Annus

Партии

Список христианско-демократических партий

Центристский демократический интернационал

История

История христианской демократии

Христианская демократия по странам

Портал:Политика

Христиа́нская демокра́тия (христианские демократы) — автономное от церкви политическое движение, выступающее за решение социальных и экономических проблем при соблюдении христианских принципов.

Исторически ведущим идеологом была Римско-католическая церковь. Основные цели движения состояли в том, чтобы религиозное сообщество стало организованным, защитило свою идентичность, завоевало территорию в общественном пространстве и вырвалось в лидеры. Согласно изначальной доктрине, христианская демократия призывала к гармонии между взаимопомощью и требованием справедливости, избегая крайностей как индивидуализма, так и коммунизма. В дальнейшем сторонники движения добавили в его идеологию ряд новых концепций: субсидиарность, персонализм, солидаризм, популяризм, социально-ориентированная рыночная экономика.

В послевоенные годы движение сыграло важную роль в распространении в Западной Европе взгляда на либеральную демократию как единственно легитимную политическую систему. Христианско-демократические партии (демохристиане) пришли к власти на смену диктаторским режимам в Италии, где они активно участвовали в Сопротивлении, и Германии, а впоследствии также в ряде стран Восточной Европы и в Чили. В настоящее время христианские демократы проявляют консерватизм в нравственных понятиях и приверженность принципам правового государства. Они рассматривают частную собственность как одну из основ общества, но полагают, что собственность должна использоваться этически приемлемым образом. Они также выступают за социальное государство при условии сохранения автономии личности и общественных организаций. В политическом спектре движение стремится к центризму.

Идеология

Сторонники христианской демократии полагают, что ни индивидуализм, характерный для либерализма и либерального консерватизма, ни технократичная социал-демократия не могут решить насущные проблемы общества. С их точки зрения, политические реалии изменчивы, жизнь несовершенна, и общественных конфликтов избежать принципиально невозможно. Поэтому политика должна быть основана на принципах интегрального гуманизма, чтобы способствовать усилению солидарности и ответственности за благополучие народа.

Идеология современной христианской демократии включает следующие положения:

• Популяризм. Чтобы интересы различных сегментов общества могли быть согласованы, необходимо цельное видение общества. Проводимая политика должна охватывать интересы как можно более широкого круга людей, что как правило предполагает центризм.
• Персонализм. У человека есть данное ему свыше предназначение, следствием которого являются его достоинство и его права — политические, гражданские и социальные. У человека также есть потребности — материальные и духовные. Жизнь включает как то, что дано человеку от природы, так и взаимоотношения с другими людьми. Поэтому для своей полноценной реализации ему нужны свобода и вовлечённость в сообщество. Общество и государство служат человеку и существуют ради создания условий, необходимых для его самореализации. Общество и человек должны находиться в состоянии органического баланса и взаимного дополнения. Залогом здорового общества является культура взаимного уважения и взаимной ответственности.
• Коммунитаризм. Земная миссия человека состоит не в личной конкуренции с другими людьми или в исполнении механической функции под наблюдением всевластного государства, а в том, чтобы реализовать себя как члена естественных ячеек общества: семьи, профессии, региона. К ним также относятся органы, объединяющие представителей работников и собственников частных предприятий (корпоратизм). Эти ячейки способствуют развитию горизонтальных связей между людьми и росту их осведомлённости о жизни общества. Необходимо защищать свободу, автономию и целостность этих образований (социальный плюрализм). Они категорически не должны становиться инструментами государственного контроля.
• Общее благо. Общее благо является целью политической системы, государственной власти и практического применения своих прав каждым человеком. Оно предполагает справедливое перераспределение во имя всеобщего развития. Человек отвечает перед обществом за то, как он распоряжается правом быть творцом собственной судьбы.
• Солидаризм. Для достижения интеграции и координации действий в обществе необходима готовность любых людей, групп и классов проявить уступчивость. Это стремление к согласию мотивируется уважением друг к другу и взаимной зависимостью. Меры подавления должны применяться только для предотвращения конкретных случаев насилия, а не системно. Солидарность необходима как на общенациональном, так и международном уровне: богатые страны должны способствовать поступательному развитию бедных стран.
• Единство человечества. Христианская демократия выступает за честную международную торговлю, за справедливый мир и за сохранение окружающей среды. Земля является общественным достоянием. Путь к согласию в мире лежит через диалог культур и международное сотрудничество в рамках транснациональных организаций (как, например, Европейское сообщество).
• Субсидиарность. Власть должна быть как можно ближе к гражданам: к ответственности структур верхнего уровня должны относиться только те вопросы, которые невозможно решить на более нижнем уровне. Общество и государство должны брать на себя решение только тех вопросов, с которыми отдельный человек справиться не в состоянии. Этот принцип относится ко всем власть имущим: правительствам, партиям, корпорациям, профсоюзам, лидерам политических блоков, крупным собственникам и финансистам. В частности, транснациональные органы должны уважать суверенитет отдельных государств.

Не человек существует для государства;
наоборот — государство существует для человека.

Ж. Маритен

• Пределы власти государства. Государство не вправе накладывать ограничения на справедливые требования личности, однако оно должно защищать одних членов общества от вреда, связанного с частными интересами других. Оно может использовать свою власть только в той мере, в какой это необходимо для общего блага. Оно также не должно решать задачи, ответственность за решение которых лежит на семье, церковном приходе и других общественных структурах.
• Демократия. Существует связь между христианскими ценностями и демократией (политической и социальной). Граждане должны иметь возможность сменить власть правовым путём и оказывать влияние на процесс принятия политических решений. Для этого необходимы выборы в представительные органы власти, полноценный надзор одних ветвей власти над другими, политические партии, общественные дискуссии и действующая в русле закона оппозиция. На сегодняшний день наиболее предпочитаемой политической системой является либеральная демократия.
• Социальная справедливость. Все люди от природы равны и поэтому имеют равное право на уважение и на участие в жизни общества. Особое внимание должно уделяться тем, кто страдает и бессилен: малоимущим, беженцам, инвалидам. Чрезмерная эксплуатация недопустима. Христианские демократы выступают за социальное государство. Однако они против длительных пособий по безработице и считают, что люди обязаны вносить, по мере их возможностей, вклад в экономику.
• Социально-рыночная экономика. Частная собственность необходима и должна охраняться законом. Полноценное развитие личности невозможно без свободы выбора рабочего места и свободы предпринимательской деятельности. Однако ни государство, ни частный бизнес не вправе иметь полный контроль над экономикой. Экономическая деятельность должна служить людям, а не подчинять их. Демократическое требование подотчётности распространяется на частных лиц, которые сконцентрировали в своих руках власть и богатство. В обязанности государства входит развитие чувства взаимной ответственности всех участников на рынке (в том числе, перед будущим поколением) и корректировка несправедливых тенденций в торговле, конкуренции и распределении.
• Христианство как одна из основ политического порядка. Религия так или иначе касается всех сторон жизни, включая политику. Христианство лежит в фундаменте западной цивилизации, оно дало начало стремлению к справедливости и свободе. Хотя Библия не содержит политической программы, она даёт представление о принципах справедливого правления, основанного на примате духовности над материальными ценностями.
• Христианская этика. Стремление к согласию, смирение, покаяние, терпимость и прощение являются не только личными, но и политическими ценностями. Политика должна иметь моральный фундамент. Общественным преобразованиям должно предшествовать нравственное усовершенствование людей. В частности, христианское понимание любви и милосердия предполагает не только отстранённое сочувствие к бедам других, но и великодушную щедрость.
• Неприемлемость фундаментализма в вопросах веры. Христианские демократы осуждают лаицизм и посягательства секуляризма на статус общественной идеологии. Однако они также не стремятся к тому, чтобы какая-то одна церковь стала играть руководящую роль в государстве. Государство должно защищать свободу вероисповедания и уважать права культурных меньшинств.

Наряду с перечисленными основными положениями, региональные течения христианской демократии могут включать и другие принципы. Например, христианские демократы часто выступают против абортов и эвтаназии, обосновывая это неприкосновенностью права на жизнь. В силу их взгляда на семью как на угловой камень общества, они негативно рассматривают любые нетрадиционные формы брачных и родительских отношений. Они также настаивают, что государство не должно лишать детей возможности получить религиозное воспитание в школах, если этого желают их родители.

Христианские демократы разделяют ряд ценностей консерватизма: уважение к традициям, признание несовершенства человека и общества, авторитет, нравственность, частную собственность, акцент на правовых процедурах и порядке. В последнее время экономическая политика христианских демократов стала проявлять элементы неолиберализма. Однако они часто расходятся с консерваторами по таким вопросам, как национализм, социальное государство, возможность структурных изменений в обществе.

Христианские демократы также сходятся с социалистами в отношении необходимости социального государства и ограничения стихии рынка, однако они поддерживают капитализм и не приемлют идею классовой борьбы. В странах Латинской Америки христианские демократы уделяют больше внимания социальной политике, чем их европейские единомышленники.

Истоки

Многие противники авторитаризма утверждают, что согласно Библии наиболее предпочитаемой формой правления является конституционная монархия. С их точки зрения, Библия даёт обоснование или упоминает про естественные права, разделение ветвей власти, суверенитет, верховенство закона, правление с согласия и на благо управляемых.

Вскоре после начала Реформации на Западе стали появляться богословские работы, в которых говорилось о важности материального и секулярного. Одним из ведущих философов этого направления был Гоббс, который считал, что нравственность основана на «естественном законе» — осознании правил, позволяющих человеку уберечь себя от поступков с негативными для него самого последствиями.

В 1879 году появилась доктрина неотомизма, которая толковала «естественный закон» в свете Рим. 2:14–15. Согласно неотомизму, мир предрасположен к добру благодаря данному человеку от природы разуму. Хотя человек обладает свободой выбирать грех, он может вести себя нравственно, и поэтому вне церкви тоже есть духовность. В частности, Бог действует через внешний мир в случаях, когда верующие не оправдывают свой избранный статус. В то же время лишь духовенство способно оценить правильность выводов людей о содержании естественного закона.

В соответствии с официальным взглядом католической церкви, христианская демократия берёт своё начало в природе христианства и исторической миссии духовенства. Роль эталонной общественной модели играет средневековье, когда существовало сообщество орденов и общественных корпораций, а под эгидой церкви создавались приюты для сирот, для престарелых и для бездомных. Согласно официальному учению, тем самым обеспечивалось политическое и социальное единство духовенства и мирян, а церковь сыграла важную роль в создании правовой основы для улучшения благополучия народа (например, предоставляя право убежища в храме).

История

Великая французская революция разрушила феодальную структуру общества, в которую была тесно вплетена Римско-католическая церковь. Церковь была низведена до общественного института, и её положение усугублялось атаками со стороны якобинцев. После падения Наполеона часть духовенства примкнула к контрреволюционному движению, которое стремилось к восстановлению старого режима. В результате массы отвернулись от католицизма. В 1870 было ликвидировано Папское государство, а папа римский лишён светской власти. В то же время, несмотря на враждебное отношение Ватикана к либеральной системе, католические партии в преимущественно протестантских странах научились использовать инструменты правового государства и стали наращивать свой политический вес.

Стремясь вернуть доверие масс, папа Лев XIII приступил к реформам. Он выпустил энциклику «Rerum Novarum» (1891), в которой объявил о политически нейтральной позиции церкви. При этом он провозгласил новую социальную доктрину и учредил «народное католическое действие». Движение должно было опираться на католическую организацию, но фокусировать свою активность в области социальных вопросов. Тем самым Ватикан рассчитывал восстановить своё влияние посредством контроля над мирянами в тех областях, куда иерархию не пускали. Папа римский осудил нищету рабочих, возложив ответственность за неё на экономический либерализм. При этом он также осудил социализм, материализм и доктрину о классовой борьбе как ложный путь.

В 1901 Лев XIII опубликовал энциклику «Graves de Communi Re», в которой доктрина получила название «христианская демократия». Следует отметить, что Лев XIII не одобрял демократию, а стремился предоставить возможность демократически настроенным католикам сгладить конфликт между своими убеждениями и верой. В «Graves de Communi» Лев XIII осудил демократические тенденции в церкви, ограничил деятельность общественных организаций социальной помощью под наблюдением епископов и запретил им создавать политические партии. Это отражало взгляды крупных собственников, значительной части среднего класса и большинства духовенства. Тем не менее, левое крыло католичества приступило к организации профсоюзов. В 1919 была основана Международная конфедерация христианских профсоюзов со штаб-квартирой в Утрехте.

После Первой мировой войны Ватикан дал согласие на создание католических партий. Их возникло множество. Однако на практике эти партии больше стремились к защите демократических свобод, чем религиозных интересов. Многие из них стали открыты для представителей других конфессий.

В 1931 папа Пий XI выпустил «Quadragesimo Anno». Энциклика подтвердила ценность достоинства личности и право на частную собственность. При этом в ней подчёркивалось, что это право должно соотноситься с нуждами общего блага и что экономика должна основываться на принципе социальной солидарности, а не на безудержной конкуренции и эксплуатации. Взамен либеральному тезису о свободе личности церковь провозгласила «принцип субсидиарности». Одновременно католические философы Маритен и Мунье в своих работах призвали к сбалансированному обществу, основанном на идее общего блага и персонализма. Однако в свете Латеранских соглашений между Муссолини и Ватиканом, энциклика прозвучала как осуждение парламентаризма.

К концу Второй мировой войны отношение к католичеству стало двойственным. Многие не могли простить католикам поддержку фашистских режимов, тем более, что в Португалии и Испании у власти по-прежнему оставались диктаторы. С другой стороны, левые католики пользовались большим престижем благодаря их борьбе с фашизмом. В этих условиях папа Пий XII стал сторонником концентрации власти посредством политических партий и в качестве опоры выбрал именно левых. Ватикан также увидел, что либеральная демократия в ряде отношений выгодна для церкви. В своём рождественском обращении 1944 года Пий XII провозгласил либеральную демократию формой власти, наиболее близкой христианским идеалам.

Римско-католическая церковь отказалась от требований привилегий для себя и вместо этого стала призывать к уважению гражданских свобод, терпимости и широкой коалиции всех демократических сил против тоталитаризма. Существенное влияние на идеологию оказала теория социального конфликта Дарендорфа и Козера, а также концепция социально-рыночной экономики Эрхарда. Хотя на словах доктрина по-прежнему противопоставляла себя классическому либерализму, она вобрала себя важнейшие положения политического либерализма: разделение властей, правовое государство и т. д. При этом идеологи подчёркивали, что они опираются на культурные ценности общества в целом, а не только католиков.

Христианские демократы добились впечатляющих результатов на первых послевоенных выборах в Западной Европе. Их принципы нашли отражение в конституциях Франции, Италии и ФРГ, которые были приняты в 1946-1949. Христианско-демократические партии доминировали в Италии и ФРГ до 1970-х и играли важную роль в других странах. Проводимая политика на практике оказалась правоцентристской: именно демохристиане оказались крупнейшей силой, выступавшей против полной национализации. Значительным событием в политической истории христианской демократии в 1978 году стало похищение и убийство в Риме экс-премьер-министра Италии, лидера итальянской ХДП Альдо Моро, первым в послевоенной Европе выдвинувшего идею правительственного альянса демохристиан и коммунистов. В 1980-е влияние христианских демократов вновь усилилось благодаря вкладу в создание Европейского союза и в связи с международной консолидацией. В конце 1980-х христианские демократы стали играть заметную роль в странах Восточной Европы. Они добились успеха на выборах в Восточной Германии, Словении, Венгрии, Словакии.

В 1961 был основан Всемирный христианско-демократический союз. В 1982 организация была переименована в Интернационал христианской демократии, а в 1999 в Центристский демократический интернационал, чтобы отразить растущее участие представителей различных религий. На сегодня в интернационал входит свыше 70 партий.

Как отмечают политологи, христианская демократия по-прежнему находится в развитии. Одни полагают, что она носила переходный характер и ассимилируется в социал-демократию. Другие считают, что она движется в сторону секулярного консерватизма.

Критика

По мнению многих политологов, процесс формирования теории христианской демократии до сих пор не завершён. Критики обращают внимание на принципиальные трудности в теории. Они утверждают, что христианские ценности не только варьируются между различными конфессиями, но также зависят от территории и исторического периода. Например, на протяжении длительного периода христианство не осуждало рабство. Поэтому, с точки зрения критиков, вывести политическую модель из христианства невозможно.

Некоторые христиане полагают, что согласно Евангелию участие в политике неугодно Богу. Совместимость христианства и демократии также вызывает богословские возражения, на тех основаниях, что вся власть от Бога, паства должна смиренно повиноваться пастырям, и только монарх подотчётен Богу как помазанник. Сторонники демократии находят эти аргументы спорными.

В связи с центристским характером идеологии, демохристиан часто обвиняли в оппортунизме.

Предметом жёсткой критики, в особенности до Второй мировой войны, было противопоставление христианской демократии либерализму. Неприятие Ватиканом либеральных ценностей и принципов правового государства привело к тому, что он не видел особого вреда в фашистских переворотах. Хотя в 1931 папа римский опубликовал энциклику против фашизма, а в 1937 против нацизма, это сопровождалось осуждением Второй Испанской Республики, коммунизма и правительства Мексики.

Многих настораживала предполагаемая зависимость движения от католической церкви. Приводились аргументы, что сама организационная структура католической церкви несёт в себе элементы авторитаризма. Концепции общего блага и солидаризма могут служить оправданием учреждению авторитарного режима для защиты общественных интересов и духовных ценностей. Корпоратизм также допускал различные толкования, некоторые из которых привели к обоснованию диктаторских режимов Салазара в Португалии, Дольфуса в Австрии и др. Наконец, в годы Второй мировой войны Ватикан сотрудничал с фашистами. Подобные подозрения оказались ошибочными, так как христианско-демократические партии сыграли ведущую роль в становлении западной демократии в послевоенной Италии и Германии.

Одним из распространённых упрёков был уклон в популизм. Критики указывали, что для христиан выбор политической системы и пути социальных реформ является лишь средством спасения душ. Однако на практике партии были в значительной степени автономными от церкви структурами.

Сторонников движения также подозревали в клерикализме. Согласно христианскому учению, церковь претендует на знание истины и стремится, чтобы все люди познали эту истину. При этом закон не должен предоставлять равную защиту для истины и лжи, и долг государства состоит в том, чтобы охранять истину и её носителя — церковь. Это предполагает наказание тех, кто клевещет на церковь, и церковный надзор над образованием. Однако в реальности демохристиане не претендуют на монополию какой-то одной конфессии и стремятся находить решения демократическими методами.

Христианская демократия в мире

Германия Германия. После объединения Германии католики стали в Германии меньшинством, которое стало искать пути для защиты своей идентичности от преобладающего влияния протестантов. В 1870 для этой цели была создана Немецкая партия Центра, которая наращивала политический вес и стала одним из важнейших элементов в Веймарской коалиции. В 1919 году баварское отделение партии Центра создало независимую Баварскую народную партию, как правило, выступавшую с более консервативных позиций. Обе партии самораспустились в июле 1933. В послевоенной ФРГ христианская демократия приняла межконфессиональный характер. Это привело к созданию партий ХДС и ХСС, которые доминировали в политике на протяжении 1949—1966 и продолжают оставаться одной из ведущих политических сил Германии.

Италия Италия. В 1919 священник Луиджи Стурцо основал Итальянскую народную партию, которая стремилась проводить политику популяризма и внесла значительный вклад в идеологию христианской демократии. По окончании Второй мировой войны была основана Итальянская христианско-демократическая партия, которая на протяжении 1945—1992 поставляла в правительство большинство министров и премьер-министров. Партия формировала коалиции как с левыми, так и с правыми силами. ХДП состояла из конкурирующих фракций, каждая из которых зависела от внешней поддержки со стороны влиятельных католических организаций. Привлекательность ХДП во многом обеспечивалась популизмом и антикоммунистической риторикой. ХДП официально выступала за национализацию банков и тяжёлой промышленности, за сохранение свободы для малого бизнеса и за кооперативы в сельском хозяйстве. На практике влиятельное правое крыло в партии предотвращало попытки увести экономику в сторону социализма. Середина 1950-х охарактеризовалась значительным наращиванием государственного сектора. В результате некоторые функционеры стали практиковать предоставление помощи местным администрациям в обмен на использование их ресурса на выборах, что вызывало критику со стороны оппозиции. После распада ХДП в 1994 христианская демократия по-прежнему остаётся в Италии ведущей идеологией. Большинство её сторонников поддерживает «Вперёд, Италия», однако есть и другие христианско-демократические партии.

Франция Франция. В первой половине XIX века группа католиков во главе с Ламенне, издававшая журнал «Авенир», начала публично критиковать Ватикан за то, что он встал на сторону контрреволюции и тем самым нанёс ущерб процессу распространения веры. В результате развёрнутой Ватиканом травли Ламенне ушёл из церкви, примкнул к социал-либералам и поддержал революцию 1848 года. Параллельно другие католики считали необходимым оказывать практическую помощь бедным. В 1833 было основано благотворительное Общество Св. Винсента де Поля, опыт которого впоследствии рассматривался Ватиканом как один из показательных примеров христианской демократии. После публикаций энциклик о христианской демократии, во Франции возникло крупное политическое движение «Le Sillon». Это вызывало озабоченность со стороны католической иерархии и по приказу папы Пия X организация была расформирована. Её место впоследствии заняла Народно-демократическая партия (фр. Parti démocrate populaire), а после Второй мировой войны Народно-республиканское движение. Последнее, однако, испытало сильную конкуренцию со стороны правоцентристской партии Объединение французского народа под предводительством де Голля и в Пятой республике утратило влияние в политике. К концу XX века французские демохристиане окончательно слились с правоцентристами.

Россия Россия. В России христианская демократия не является традицией, однако существуют родственные и при этом самобытные течения. В то время как идеология западной христианской демократии сформировалась в результате сотрудничества церкви с политическими движениями, в посткоммунистической России основным идеологическим источником для христианско-демократического движения стали русские философы Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк, Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, Н. О. Лосский, П. И. Новгородцев, Г. П. Федотов и др. В СССР отдельные священники вели борьбу за права человека и свободу вероисповедания. РПЦ сохраняла национальные традиции и культуру в условиях, когда существование автономных этнических институтов стало невозможным. Начиная с конца 1980-х в России стали возникать мелкие организации христианско-демократической направленности. Между этими партиями и РПЦ часто были напряжённые отношения. Интернационал христианской демократии также относился к российским движениям настороженно. На сегодняшний день в Центристском демократическом интернационале официально состоит только одна российская партия, Союз христианских демократов России. СМИ также сообщали, что в июне 2008 в интернационал вошла «Единая Россия». По мнению ряда политологов, в России нет условий для возникновения массового христианско-демократического движения. Среди причин приводятся: отсутствие соответствующей политической традиции; отсутствие у христианских политиков собственной идеологии; малочисленность избирателей, которым важны как евангельские, так и демократические ценности; слабая поддержка со стороны главенствующей церкви. Согласно законодательству, создание партий по религиозному принципу запрещено. Вместе с тем, некоторые аналитики полагают, что христианская демократия имеет потенциал в России, поскольку отрицает как тоталитаризм, так и культурный либерализм, и при этом способна преодолеть противоречия, берущие начало из споров западников со славянофилами. Органом русской христианской демократии как идейного движения и поиска заявляет себя журнал "Континент".

Украина Украина. На сегодня, в Украине существует две христианско-демократические партии — Христианско-демократический союз и Христианско-демократическая партия Украины. Из них только ХДС имела до 2012 года регулярное присутствие в Верховной Раде (от 1 до 7 депутатов) благодаря участию партии в избирательном блоке бывшего президента Украины Виктора Ющенко «Наша Украина». Интеллектуальная деятельность христианско-демократического движения осуществляется рядом политиков нового поколения — издается газета «Христианский Демократ» (главный редактор Дмитрий Панько). Идеологической платформа в сжатом виде изложена в «Манифесте христианских демократов Украины», который впервые был опубликован на официальном сайте партии ХДС в 2007 году.

Белоруссия Белоруссия. Белорусская христианская демократия — незарегистрированная политическая партия Республики Беларусь, несколько лет находящаяся в процессе регистрации. БХД стала единственной политической партией, возникшей за 20 лет правления Лукашенко. Придерживается христианско-демократической ориентации, основывая свою деятельность на христианских ценностях и белорусском патриотизме. Выступает за построение общества, основанного на принципах, данных человеку Богом.

Политические партии

См. также: Центристский демократический интернационал

Крупнейшей в мире христианско-демократической партией является Европейская народная партия. Некоторые партии включают представителей других движений (в особенности христианских социалистов), а также нехристианских конфессий.

Родственные течения

В протестантизме

Христианство играло важную роль в становлении демократии, в особенности в США. Раннее американское общество было основано на идее свободы вероисповедания, в нём была конкуренция различных протестантских общин. Эталонной общественной моделью для них служило раннее христианство. Это дало начало формированию демократических традиций.

К концу XIX века в США развилось протестантское понимание социальной активности христиан. Баптистский священник Уолтер Раушенбуш основал движение социального евангелизма. Движение стремилось преобразовать общество в Царство Божье путём самосовершенствования и восстановления человеческих отношений. Основным инструментом предполагалась миссионерская деятельность, которая должна была формировать общественное мнение.

В православии

Мнения теологов и политологов расходятся в отношении возможности сочетания православия и христианской демократии. Проблема осложняется тем, что к концу XX века православная (в частности, русская религиозная) мысль оставила очень мало источников на тему демократии.

Согласно одной из теорий, власть изначально разделена между гражданами. Если народ-суверен предпочитает автократию, то воплощением божественно легитимной власти становится самодержец (так, в частности, утверждал архиепископ Феофан). С другой стороны, граждане также вправе пользоваться своей властью, чтобы оказывать собственное влияние на проводимую политику.

Согласно другому аргументу, евхаристия заключается не только в приобщении мирянина к церкви, но и в изменении всего связанного с ним бытия. Однако в условиях демократии каждый гражданин в какой-то мере вовлечён в политическую жизнь. Поскольку духовенство стремится к воцерковлению секулярного мира, оно должно рассматривать демократию как его часть. Критики такой теории полагают, что православие рассматривает секулярный мир исключительно как внешний по отношению к священному церковному пространству.

Есть точка зрения, что церковь должна воцерковлять людей, а христиане должны освящать мир самостоятельно, являя через свои действия истину. Этот взгляд берёт начало из представления о христианах как о народе Божьем. Его высказывал, в том числе, Вл. Соловьёв, который считал, что задачей христианской политики является реализация христианских начал во всех аспектах жизни человечества через общественные действия.

Многие русские религиозные философы обращали внимание на православную концепцию соборности, которая отчасти схожа с демократией, но имеет ряд существенных отличий. Согласно соборности, единство достигается через поиск консенсуса, основанного на любви и уважении к остальным. Авторитаризм неприемлем, однако также неприемлем и индивидуализм, который приводит к необходимости разрешать противоречия путём демократического голосования и дальнейшего подчинения меньшинства большинству. Исторически идея соборности предполагала неравенство участников, так как в поместных соборах архиереи имели больший вес, чем представители клира и мирян.

Г. Федотов в работе «Республика святой Софии» изложил своё видение православной демократии, основанное на демократических традициях Новгорода и Пскова.

Скептики обращают внимание на то, что православная организация в её российской форме носит феодальный и даже авторитарный характер, и поэтому приходская жизнь, в многих случаях, не способствует формированию демократических традиций. Попытка объединить учение РПЦ с демократией требует реформ в церкви, что вызывает настороженное отношение со стороны значительной части духовенства, в особенности из-за неудач российских государственных реформ. Часть верующих придерживается мнения, что западная демократия является антиподом по отношению к русскому православию. Между миром и церковью отсутствует взаимопонимание. В настоящий момент социальная концепция РПЦ подчёркивает, что у Церкви нет каких-либо предпочтений в отношении государственного строя.

Вместе с тем, часть верующих по-прежнему заинтересована в создании политического движения, которое могло бы предложить обществу христианскую программу его жизнеустройства. В частности, им хотелось бы, чтобы политика исходила из таких ценностей, как совесть, правда, божественное достоинство человека, общественное благо.

Литература

• Папини Р. «Интернационал христианской демократии». СПб.: Изд-во газеты «Невское время», 1992. ISBN 5-88260-001-4
• Мунье Э. «Манифест персонализма». М.: «Республика», 1999. ISBN 5-250-02694-X
• Вениамин (Новик), игумен. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/ortodox/novik/index.php «Православие. Христианство. Демократия»]. — СПб.: "Алетейя, 1999. ISBN 5-89329-162-X  (Проверено 16 июля 2011)
• Маритен Ж. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Mariten/_Index.php «Человек и государство».] — М.: «Идея-Пресс», 2000. ISBN 5-7333-0033-7  (Проверено 16 июля 2011)
• Баллестрем К. Г. [magazines.russ.ru/vestnik/2004/11/ball28.html «Церковь и демократическая культура: проблема адаптации и конфликты»] // «Вестник Европы». 2004. № 11.  (Проверено 16 июля 2011)
• Мезенцев С. Д. [sd.net.ua/2010/03/21/mezencev_sergey_christian_democracy.html «Международное христианско-демократическое движение. Теория и практика»]. М.: «Directmedia», 2004. ISBN 5-94865-059-6
• Щипков А. В. [religare.ru/book11.htm «Христианская демократия в России»]. — М.: «Ключ-С», 2004. ISBN 5-93136-029-3 (ошибоч.)  (Проверено 16 июля 2011)
• Нойхауз Н. «Ценности христианской демократии». М.: «Республика», 2005. ISBN 5-250-01916-1
• Ситников А. В. «Православие и демократия: социокультурный и религиозный факторы демократизации российского общества». МГИМО(У) МИД России, Центр «Церковь и международные отношения». — М.: МГИМО-Университет, 2006. — 235 с. — ISBN 5-9228-0233-X.
• Шмеман А. Д., прот. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/bogoslov/Schmeman/_TainSm.php «Таинство и символ»] // «Литургия и Предание». К.: «Пролог», 2006. ISBN 966-8538-21-8  (Проверено 16 июля 2011)
• Казакевич А. [www.cetbel.info/zip/ideology_Chernov.pdf «Идеология христианской демократии»] // Ровдо В., Чернов В., Казакевич А. «Мировые политические идеологии: классика и современность». Минск: «Тонпик», 2007. Гл. 6. ISBN 985-6730-84-8  (Проверено 16 июля 2011)

См. также

• Коммунитаризм
• Либерализм в христианстве
• Неотомизм
• Христианский социализм
• Центристский демократический интернационал

Ссылки

• Христианская демократия в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).
• Биллингтон Дж. Г. Православие и Демократия / пер. с англ. И. Шин и Вл. Пореша // Русское ревью. Оксфорд: Кестонский институт, февраль 2008. № 26. [www.keston.org.uk/russia/articles/rr26/01Billington.html]  (Проверено 24 мая 2009)
• Бондаренко Н. Православная демократия. Формирование местного православного сообщества как аспект суверенной демократии // Человек и Закон. 2007, № 10. [www.religare.ru/article48449.htm]  (Проверено 24 мая 2009)
• [ronhdd.ru/ Сайт Российского Обще-Национального Христианско-Демократического Движения]
• Иоанн Павел II. Centesimus Annus = Сотый год. Ватикан, 1991.
• «Континент» — российский христианско-демократический журнал

Отрывок, характеризующий Христианская демократия

– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.