Христианство

Христиа́нство (от греч. Χριστός — «пома́занник», «месси́я») — авраамическая мировая религия, основанная на жизни и учении Иисуса Христа, описанных в Новом Завете. Христиане верят, что Иисус из Назарета есть Мессия, Сын Божий и Спаситель человечества. Христиане не сомневаются в историчности Иисуса Христа.

Христианство — самая крупная мировая религия как по численности приверженцев, которых около 2,3 млрд, так и по географической распространённости — в каждой стране мира есть хотя бы одна христианская община.

Наиболее крупные течения в христианстве — католицизм, православие и протестантизм. В 1054 г. произошёл раскол христианской церкви на западную (католическую) и восточную (православную). Появление протестантизма стало результатом реформационного движения в Католической церкви в XVI веке.

Христианство возникло в I веке в Палестине, находившейся на тот момент под властью Римской империи, первоначально в среде арамеоязычного населения Междуречья и уже в первые десятилетия своего существования получило распространение и в других провинциях и среди других этнических групп.

В качестве государственной религии христианство впервые было принято в Великой Армении в 301 году. При императоре Константине I, начиная с эдикта 313 года о свободе вероисповедания (см. Миланский эдикт), христианство стало обретать статус государственной религии и в Римской империи.

Возникновение христианства

Христианство зародилось в I веке в Палестине, в иудейской среде в контексте мессианских движений ветхозаветного иудаизма. Уже во времена Нерона христианство было известно во многих провинциях Римской империи.

Корни христианского вероучения связаны с ветхозаветным иудаизмом. Согласно Священному Писанию, Иисус был обрезан, воспитывался как иудей, соблюдал Тору, посещал синагогу в Шаббат (субботу), соблюдал праздники. Апостолы и другие первые последователи Иисуса были евреями. Уже через три с половиной года (с момента побиения Стефана) после распятия Христа христианство начало распространяться среди других народов.

По свидетельству новозаветного текста Деяния апостолов (Деян. 11:26), существительное «Χριστιανοί» — христиане, приверженцы (или последователи) Христа, впервые вошло в употребление для обозначения сторонников новой веры в сирийско-эллинистическом городе Антиохии в I веке.

Первоначально христианство распространялось в среде еврейства Палестины и средиземноморской диаспоры, но уже начиная с первых десятилетий, особенно благодаря деятельности апостола Павла, оно приобрело множество последователей среди других народов («язычников»). До V века распространение христианства происходило главным образом в географических пределах Римской империи, а также в сфере её культурного влияния (Армения, вост. Сирия, Эфиопия), в дальнейшем (в основном во 2-й половине 1-го тысячелетия) — среди германских и славянских народов, позднее (к XIII—XIV вв.) — также среди балтийских и финских народов. В новое и новейшее время распространение христианства вне Европы происходило за счёт колониальной экспансии и деятельности миссионеров.

Численность

В настоящее время число приверженцев христианства во всём мире около 2,35 млрд, в том числе:

• в Европе — по различным оценкам от 400 до 550 млн,
• в Латинской Америке — около 543 млн,
• в Северной Америке — 231 млн:
  • США — 160—225 млн,
  • Канада — 25 млн,
• в Азии — около 350 млн,
• в Африке — 475 млн,
• в Австралии и Океании — 24 млн.

Приблизительное число приверженцев различных христианских конфессий:

• католиков — около 1,2 млрд, в том числе:
  • около 17 млн католиков восточных обрядов;
• протестантов — по данным Британники около 420 млн. (эксперты Британники не включают в протестантизм англикан (86 млн) и независимые церкви (371 млн)), по данным Pew Research Center, включающего в протестантизм англикан и так называемые «независимые церкви», — около 800 млн, в том числе:
  • 279 млн пятидесятников;
  • около 88 млн англикан;
  • около 75 млн пресвитериан и близких к ним течений;
  • 70 млн методистов;
  • 70 млн баптистов;
  • 64 млн лютеран;
  • 16 млн адвентистов седьмого дня;
• православных около 300 млн;
• приверженцев древневосточных церквей («нехалкидонские» церкви и Ассирийская церковь Востока) — около 70-80 млн, в том числе:
  • последователей Армянской апостольской церкви — около 9 млн.

Христианские конфессии и учения

Христианство в истории </br>

Протестантизм

Реставрационизм

Анабаптизм

Кальвинизм

Англиканство

Лютеранство

(Римско-католическая церковь)

Католическая церковь

(Восточнокатолические церкви)

Православие

Древневосточные церкви

Ассирийская церковь

Реформация

(XVI век)

Великий раскол

(XI век)

Эфесский собор 431

Халкидонский собор 451

Раннее христианство

Уния

Изображение основных христианских учений. Не все христианские течения показаны.

В наши дни в христианстве существуют следующие основные направления:

• Католицизм
• Православие
• Протестантизм

Католицизм

• Католическая церковь
  • Римско-католическая церковь
  • Восточнокатолические церкви
• Старокатолицизм

Православие

• Православная церковь
  • Автокефальные православные церкви
• Старообрядчество
  • Поповство
  • Беспоповство
  • Беглопоповство

Древневосточное православие

Церкви, не принявшие исповедание веры, утвержденное на Халкидонском соборе 451 г. (IV Вселенском), называются сегодня древневосточными (ориентальными) православными или нехалкидонскими (см. неполный список ниже); Они не имеют евхаристического общения с православными церквями византийской традиции.

• Армянская апостольская церковь
• Коптская православная церковь
• Эфиопская православная церковь
• Сиро-яковитская православная церковь
• Маланкарская православная церковь
• Ассирийская церковь Востока

Протестантизм

Основные конфессии (более 10 млн. членов церкви)

• Адвентисты седьмого дня
• Англиканство
• Баптизм
• Кальвинизм и Реформатство
  • Кальвинизм
  • Пресвитерианство
• Лютеранство
• Методизм
• Пятидесятничество
  • Пятидесятнические деноминации

Другие конфессии

• Адвентисты-реформисты
• Квакеры
• Меннонитство

Течения в протестантизме

• Евангельские христиане
• Харизматические течения

Вероучение

Христианство есть вера во Христа, Сына Божия, Господа нашего, Спасителя и Искупителя, это есть «победа, победившая мир, сия есть вера наша» (I Ио. 5, 4-5).

Теология

См. также: Троица

Христианство принимает ветхозаветную, восходящую к Аврааму, традицию почитания единого Бога (монотеизм), творца Вселенной и человека. Вместе с тем основные направления христианства привносят в монотеизм идею Троицы: трёх ипостасей (Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух), единых по своей божественной природе.

Основные черты христианской религии

1. Единобожие, углублённое учением о троичности Ипостасей (Лиц) в существе одного Бога. Это учение дало и даёт повод к философским и религиозным спекуляциям, обнаруживая глубину своего содержания в течение веков всё с новых и новых сторон (см. Троица)
2. Понятие о Боге как абсолютно совершенном Духе, не только абсолютном разуме и всемогуществе, но и абсолютной благости и любви (Бог есть любовь)
3. Учение об абсолютной ценности человеческой личности как бессмертного, духовного существа, созданного Богом по своему образу и подобию, и учение о равенстве всех людей в их отношениях к Богу: все равно возлюблены Отцом Небесным, как Его дети, все предназначены к вечному блаженному бытию в соединении с Богом, всем подаются средства к достижению этого предназначения — свободная воля и божественная благодать.
4. Учение об идеальном назначении человека, заключающемся в бесконечном, всестороннем, духовном усовершенствовании («..будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный»)
5. Учение о полном господстве духовного начала над материей: Бог — безусловный владыка материи, как её творец: человеку Им вручено господство над материальным миром, чтобы через материальное тело и в материальном мире осуществить своё идеальное назначение. Таким образом, христианство, дуалистическое в метафизике (так как оно принимает две инородные субстанции — дух и материю), монистично как религия, ибо ставит материю в безусловную зависимость от духа, как творение и среду деятельности духа.
6. Одинаковая отдалённость как от метафизического и морального материализма, так и от ненависти к материи и материальному миру. Зло считается коренящимся не в материи, а в извращённой свободной воле духовных существ (ангелов и людей), от которых оно переходит на материю («Проклята земля в делах твоих», — говорит Бог Адаму. При творении же всё было «добро зело»).
7. Учение о воскресении плоти и о блаженстве воскресшей плоти праведников вместе с их душами в просветлённом, вечном, материальном мире
8. Учение о Богочеловеке — воплотившемся и вочеловечившемся для спасения людей от греха, проклятия и смерти Предвечном Сыне Божием, отождествляемом христианской церковью с её основателем — Иисусом Христом. «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился» (св. Афанасий Великий).

Отсюда можно видеть, что христианство стремится к гармонии материи и духа. Оно не отрицает ни одной из сфер жизни, но стремится облагородить их все, считая, однако, лишь средствами к достижению человеком духовного богоподобного совершенства.

Кроме перечисленных черт, христианской религии свойственны:

1. Существенная метафизичность её содержания
2. Учение о непогрешимости Церкви в вопросах догмата, в силу действующего в Ней во все времена Духа Святого.

Христология

Христология — это учение об Иисусе Христе. В христианстве Иисус рассматривается как предсказанный библейскими пророчествами Ветхого Завета Мессия. Ортодоксальная (католики, православные и протестанты) точка зрения утверждает, что Иисус Христос — это Богочеловек — не полубог и не получеловек, но существо, соединяющее в себе во всей полноте как божественную, так и человеческую природу, воплощенный Сын Божий, существовавший вечно на Небе до своего рождения на Земле, единосущный своему Отцу (одной природы с Ним). Арианство считало Иисуса Христа совершенным творением Бога, созданным прежде мира. Несторианство разделяло божественную природу Логоса и человеческую природу Иисуса. Монофизитство, напротив, говорит о поглощении человеческой природы Иисуса божественной природой Логоса.

Христианская антропология

Согласно христианскому вероучению, человек создан по образу и подобию Божьему. Он был совершенен изначально, но пал вследствие грехопадения. Падший человек обладает грубым, видимым телом, исполненной страстей душой и духом, устремленным к Богу. Между тем, человек един, посему спасению (воскресению и обожению) подлежит не только душа, но весь человек, включая тело. Совершенным человеком, неслиянно соединенным с божественной природой, является Иисус Христос. Однако христианство подразумевает и иные формы посмертного существования: в аду, раю и в чистилище (только у католиков).

Учение о таинствах

С концепцией непостижимо высокого замысла Бога относительно человека связано чуждое другим религиям понятие таинства как совершенно особого действия, выходящего за пределы ритуала, обряда; если обряды символически соотносят человеческий быт с божественным бытием и этим гарантируют стабильность равновесия в мире и человеке, то таинства, по традиционному христианскому пониманию, реально вводят божественное присутствие в жизнь человека и служат залогом грядущего «обожения», прорыва эсхатологического времени.

Важнейшие из таинств, признаваемые всеми вероисповеданиями, крещение (инициация, вводящая в христианскую жизнь и символизирующая соединение с Богом, покаяние) и Евхаристия, или причащение (вкушение хлеба и вина, по церковной вере незримо пресуществленных в тело и кровь Христа ради сущностного соединения верующего со Христом, чтобы Христос «жил в нём»). Православие и католицизм признают ещё 5 таинств, сакраментальный статус которых отрицается протестантизмом: миропомазание, имеющее целью сообщить верующему мистические дары Святого Духа и как бы увенчивающее Крещение; покаяние (исповедь перед Богом в присутствии священника и отпущение грехов); рукоположение или ординацию (возведение в духовный сан, дающий не только полномочия учить и «пасторски» вести верующих, но также в отличие от чисто юридического статуса раввина в иудаизме или муллы в исламе, прежде всего власть совершать таинства); брак, понимаемый как соучастие в мистическом браке Христа и церкви (Еф. 5:22,5:32); соборование (сопровождающееся молитвами помазание елеем тела больного). Понятие таинства, всегда телесно-конкретного, и этика аскетизма соподчинены в христианстве представлению о высоком назначении всего человеческого естества, включая телесное начало, которое должно быть подготовлено к эсхатологическому просветлению и аскетизмом, и действием таинств.

История христианской церкви

Доникейский период (I — начало IV века)

Ранний период церковной истории охватывает три века — до Никейского (I Вселенского) Собора.

Апостольский век

I век обычно называют апостольским. По преданию, в течение 12 лет после Пятидесятницы апостолы оставались в окрестностях Иерусалима, а затем отправились на всемирную проповедь.

После разрушения Иерусалима значение церковного центра переходит к столице империи — Риму, освященному мученичеством апостолов Петра и Павла. С правления Нерона начинается период гонений. Последний апостол Иоанн Богослов умирает ок. 100 года, и с ним заканчивается апостольский век.

«Апостольские мужи»

Время первохристианства I—II вв. отмечено деятельностью т. н. «апостольских мужей», то есть первохристианских писателей, бывших учениками самих апостолов. К числу наиболее известных из них относят^[кто?] священномученика Игнатия Богоносца, осужденного на смерть во времена гонений императора Траяна, и священномученика Поликарпа Смирнского, который был сожжён на костре в гонение императора Марка Аврелия († 167 г). Имеется собрание текстов, которое называется «Писания мужей Апостольских»: Послания Климента и Варнавы, Пастырь Ермы и другие книги учеников Апостолов Иисуса. Эти тексты имеют огромную ценность из-за сведений о самой ранней Апостольской церквиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

«Апологеты»

Апостольские мужи явились переходной группой от самих апостолов к т. н. апологетам. Апология (от др.-греч. ἀπολογία — оправдание) — это слово о заступничестве, направляемое к императорам-гонителям. Оправдывая христианство как справедливую и разумную религию, апологеты вольно или невольно переводили истины веры на язык разума, и так рождалось христианское богословие. Первым из подобных апологетов-богословов был мч. Иустин Философ из Самарии, философ-платоник, после своего обращения (ок. 133 г.) прибывший в Рим, где основал богословскую школу для борьбы с еретиками-гностиками. Иустин Философ погиб в гонение имп. Марка Аврелия в 166 г.

Доникейский период завершился крупнейшим за всю историю христианства «Диоклетиановым гонением» (302—311 гг.), целью которого было полное уничтожение Церкви. Однако гонение только способствовало утверждению и распространению христианства.

Христианизация Армении

Основателями Армянской церкви считаются апостолы Иисуса Христа Фаддей и Варфоломей, проповедавшие христианство в Армении в I веке.

В начале IV в. (традиционная дата - 301 г.) Великая Армения стала первой страной, принявшей христианство в качестве государственной религии, что связано с именами святого Григория Просветителя и армянского царя Тиридата III Великого.

Политика гонений на христиан императора Диоклетиана заставляет общину девичьего аскетерия бежать из Рима в Армению. Однако святые девы были замучены армянским царём Тиридатом III (тогда ещё язычником). Но впоследствии эти события способствовали обращению его царства в христианство через проповедь святого Григория Просветителя, крестившего Армению в 301 году и ставшего первым епископом царства. Таким образом, Армения стала первым в истории христианским государством.

Христианизация Грузии

Грузинская христианская церковь основана, по преданию, в I веке апостолом Андреем Первозванным. В 324 году трудами святой равноапостольной Нины христианство стало государственной религией Грузии. Церковная организация находилась в пределах Антиохийской Церкви. Грузинская церковь считается одной из древнейших христианских церквей в мире.

IV—VIII вв.

См. также: Арианский спор

При Константине Великом и его преемниках христианство быстро становится государственной религией в Риме. Этот процесс имеет ряд особенностей. Обращение огромных масс вчерашних язычников резко понижает духовно-нравственный уровень Церкви, способствует возникновению массовых еретических движений. Вмешиваясь в дела Церкви, императоры часто становятся покровителями и даже инициаторами ересей (напр., монофелитство — типичная императорская ересь). Аскетически настроенные христиане скрываются от этих смут в пустынях. Именно в IV в. быстро расцветает монашество и появляются первые монастыри. Процесс преодоления ересей происходит через формирование и раскрытие догматов общепризнанного вероучения на семи Вселенских Соборах.

Расцвет монашества в Египте, Сирии и Палестине

Во всех трёх названных областях монашество возникло независимо друг от друга. Но египетское монашество считается древнейшим. Его основатель преподобный Антоний Великий ещё в 285 г. удалился в глубину пустыни на гору Колизму. Его ученик преподобный Макарий Египетский положил начало подвижничеству в Скитской пустыне, а преподобный Пахомий Великий основал ок. 330 г. первый египетский монастырь в Тавенисси.

В Палестине основателями монашества были преподобный Харитон Исповедник — строитель Фаранской Лавры (330-е гг.) и преподобный Иларион Великий — строитель Лавры у Маюма (ок. 338 г.).

В Сирии — преподобный Иаков Низибийский († 340-е гг.) и его ученик преподобный Ефрем Сирин (373 г.), который также известен как родоначальник Эдесско-Низибийской богословской школы.

IX—XI вв.

В начале VIII века во всём христианском мире произошли крупные изменения, связанные с экспансией ислама. В 711 г. арабы переправились через Гибралтарский пролив, быстро захватили Испанию и двинулись вглубь современной Франции.

Разделение церквей (формально 1054 г.)

Поводом Великой схизмы 1054 года послужил спор из-за земель в Южной Италии, формально принадлежавших Византии. Узнав, что греческий обряд там вытесняется и забывается, Константинопольский патриарх Михаил Керуларий закрыл все храмы латинского обряда в Константинополе. Одновременно он требовал от Рима признать себя равным по чести Вселенским патриархом. Лев IX отказал ему в этом и вскоре умер. Между тем в Константинополь прибыли папские послы во главе с кардиналом Гумбертом. Обиженный патриарх не принимал их, а лишь предъявлял письменные обличения латинских обрядов. Гумберт, в свою очередь, обвинил патриарха в нескольких ересях, а 16 июля 1054 года самовольно объявил анафему патриарху и его последователям. Михаил Керуларий ответил Соборным постановлением (воспроизводящим все обвинения Фотия в 867 году) и анафемой на всё посольство. Таким образом, по жанру это была очередная схизма, далеко не сразу осознанная как окончательный разрыв между Востоком и Западом. В действительности разделение церквей было длительным процессом, проходившим на протяжении четырёх столетий (с IX по XII в.), а его причина коренилась в возраставшем различии экклезиологических традиций.

Святые

Более 150 тысяч человек причислены христианами к лику святых (см. Канонизация). Святые, канонизированные до разделения церквей, почитаются как католиками, так и православными.

См. также

• Категории
  • Общехристианские святые
  • Католические святые
  • Православные святые
• Статьи
  • Богослужение
  • Евхаристия
  • Ересь
  • Икона
  • История христианства
  • Криптохристианство
  • Инквизиция
  • Христианизация
  • Иудаизм и христианство
  • Народное христианство

Литература

Научная литература

• Болотов В. В. [www.sedmitza.ru/text/538329.html Лекции по истории древней Церкви]. — СПб., 1907 1918. Т. 1-4; То же (репринт). М., 1994.
• Браницкий А. Г., Корнилов А. А. [www.fmo.unn.ru/files/2013/01/Religii-regiona.pdf Религии региона]. — Н. Новгород: ННГУ имени Н. И. Лобачевского, 2013. — 305 с.
• Густерин П. На родине христианства // Азия и Африка сегодня. — 2006. — № 5.
• Донини Амброджо. [www.krotov.info/libr_min/d/donini/donini0.html У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана)]: Пер. с итал. / Под общ. редакцией проф. И. С. Свенцицкой. — М., 1979. — 341 с.
• Зелинский Ф. Ф., Мелиоранский Б. М. Христианство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Карташев А. В. [www.magister.msk.ru/library/bible/history/kartsh01.htm Вселенские Соборы]. — М., 1994.
• Поснов М. Э. [www.krotov.info/history/00/posnov/00_posn.html История христианской церкви (до разделения Церквей — 1054 г.)]
• Свенцицкая И. С. [www.krotov.info/history/01/sventits/svent_00.html Раннее христианство: страницы истории]. — М.:Политиздат, 1987; М., 1988; М., 1989
• Свенцицкая И. С. Первые христиане и Римская империя. — М., 2003.
• Свенцицкая И. С. Судьбы апостолов: мифы и реальность. — М.: Вече, 2006.
• Фрэзер Джеймс Джордж. [www.lib.ru/HRISTIAN/ATH/folklore.txt Фольклор в ветхом завете]. — М.: АСТ, 2003. — 650 с.
• Христианство. Энциклопедический словарь / Под ред. С. С. Аверинцева и др. — М., 1993-95. Т. 1-3. (Т. 3. С. 489—526 обширная библиография).

Христианская литература

• Афанасьев, прот. Николай. Вступление в Церковь. — М., 1993.
• Афанасьев, прот. Николай. Церковь Духа Святого. — Рига, 1994.
• [www.alexandrmen.ru/books/isagogik/isagogik.html Исагогика. Курс по изучению Священного Писания Ветхого Завета]
• Зубов А. Б. Всеволод Семенцов в моей жизни // [orientproject.ru/sites/default/files/library/130989200-shohin-semencov.pdf Всеволод Сергеевич Семенцов и российская индология] / Сост. В. К. Шохин; ред. коллегия: A. M. Дубянский и др.; Ин-т философии РАН. — М.: Вост. лит., 2008. — 352 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-02-036333-5.
• О. Сергий (Лепин). [slovari.yandex.ru/dict/religion/article/rel/rel-1597.htm?text=%D1%85%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%B0%D0%BD%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE&encid=religion Христианство](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2725 дней)) // Религия: Энциклопедия / Сост. и общ. ред. А. А. Грицанов, Г. В. Синило. — Мн.: Книжный Дом, 2007.— 960 с.
• Келлог, С. Г. [relig-library.pstu.ru/modules.php?name=484 Буддизм и христианство. Сравнение легендарной истории и учения Будды с евангельской историей и учением нашего господа И. Христа]. Пер. с англ. под ред. Орнатского Ф. — Киев : Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого, 1894. — XI, 292 с. ; 23 см — Б. ц.
• Керн, архим. Киприан. Евхаристия. — Париж, 1947; То же (репринт). М., 1992.
• Кассиан (Безобразов), еп. Христос и первое христианское поколение. 3-е изд. — Париж; Москва, 1996.
• Валентин Асмус. [www.wco.ru/biblio/books/asmus1/Main.htm Прот. Лекции по истории церкви]
• Лосский В. Н. [www.vehi.net/vlossky/index.html Очерк мистического богословия восточной Церкви] Догматическое богословие. — М., 1991.
• Лурье В. М.  История византийской философии. Формативный период. СПб., Axioma, 2006. XX + 553 с. ISBN 5-901410-13-0 [axioma.spb.ru/z_byz_phil/contents.htm Оглавление], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/filos_1_1.htm Раздел 1, гл. 1], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/filos_1_2.htm Раздел 1, гл. 2], [www.hgr.narod.ru/div2ch1.htm Раздел 2, гл. 1], [www.hgr.narod.ru/div2ch2.htm Раздел 2, гл. 2], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/div4ch1.htm Раздел 4, гл. 1], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/div4ch2.htm Раздел 4, гл. 2]^{[неавторитетный источник? 3544 дня]}
• Протопресвитер Иоанн Мейендорф. [krotov.info/library/13_m/mey/patr_00.html Введение в святоотеческое богословие] Нью-Йорк, 1985 (2-е издание — Вильнюс; М., 1992, ISBN 5-900785-14-9; 3-е издание — Клин, 2001, ISBN 5-93313-018-4; 4-е издание — Минск, 2001). Пер. с англ. Ларисы Волохонской.
• Мень А. В. История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни (в 7 томах) (Москва, 1991-92)
• Мень А. В. [www.alexandrmen.ru/books/apostoly/apostoly.html Первые апостолы (не завершена)]
• Мень А. В. [www.alexandrmen.ru/books/histrel/histrel.html История религии (учебник в 2 томах)] (Москва, 1997)
• Мень А. В. [www.alexandrmen.ru/books/dict/dict0.html Библиологический словарь] (в 3 томах) (Москва, 2002)
• Православная богословская энциклопедия / Под ред. А. П. Лопухина и Н. Н. Глубоковского. — СПб., 1900-11. Т. 1-12.
• Спасский А. [www.krotov.info/history/04/kern/spassky00.htm История догматических движений в эпоху Вселенских Соборов]. — Сергиев Посад, 1914. Т. 1.
• Флоровский, прот. Г. [www.vehi.net/florovsky/puti/index.html Пути русского богословия] — Вильнюс, 1991.
• Флоровский, прот. Г. Восточные отцы 4 в. — Париж, 1931; То же (переизд.). М., 1992.
• Флоровский, прот. Г. Византийские отцы 5-8 вв. — Париж, 1933; То же (переизд.). М., 1992.
• H. Denzinger A. Schonmetzer, Enchiridion symbolorum, definitionum et declarationum de rebus fidei et morum, 36 ed. Basileae et Frib., 1976.
• Pelikan J. The Christian Tradition. A History of the Development of Doctrine. Chicago, 1971—78. Bd.1—3.
• [kerigma.ru/church_history/church_history.html Андре Миллер. «История христианской Церкви»]

Критическая литература

• Арнольд Готфрид. Беспристрастная история церквей и ересей от начала нового завета до 1688 г. после рождества Христова. — Франкфурт-на-Майне, 1729
• Гарнак Адольф фон. [www.krotov.info/history/04/alymov/harn_00.html История догматов] // Оп.: История догматов, в кн.: Общая история европейской культуры, СПб., 1911, т. 6
• Дешнер Карлхайнц. [www.krotov.info/lib_sec/05_d/desh/ner_00.htm Криминальная история христианства]. В 4 томах / Пер. с нем. В. Хмары. — М.: Terra, 1996. — 464 с. ([narod.ru/disk/7112679000/Kriminalnaia%20istoria%20hristianstva%20tom1.djvu.html в djVu])
• Древс Артур. Происхождение христианства из гностицизма. — М., 1930
• Каутский Карл. [scepsis.ru/library/id_1222.html «Происхождение христианства»]
• Косидовский З. [lib.ru/HRISTIAN/KOSIDOWSKIJ/skazaniya.txt Библейские сказания]. Пер. с польск. Изд. 4-е. — М., 1978. — 455 с. с ил.
• Косидовский З. [lib.ru/HRISTIAN/KOSIDOWSKIJ/ewandelisty.txt Сказания евангелистов]: Пер. с польск. / Послесл. и примеч. И. С. Свенцицкой. — 2-е изд. — М., 1978. — 262 с.
• Ранович А. Б. [jhist.org/lessons10/ranovich01.htm Античные критики христианства]. — М., Политиздат, 1990.
• Таксиль Лео. [lib.ru/HRISTIAN/ATH/TAKSIL/sacredde.txt Священный вертеп]
• Толстой Л. Н. [tolstoy.niv.ru/tolstoy/religiya/issledovanie-bogosloviya/dogmaticheskoe-bogoslovie.htm Исследование догматического богословия] / Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 23, произведения 1879—1884, с. 60-303
• Уайт, Э. Д. [englishatheist.org/white/contents.html A History of the Warfare of Science with Theology in Christendom]. 2 vols. (1896)  (англ.) (на русском языке: Уайт, Э. Д. Борьба религии с наукой / Пер. Д. Л. Вейса. М.—Л., 1932)
• John William Draper. [etext.virginia.edu/etcbin/toccer-new2?id=DraHist.sgm&images=images/modeng&data=/texts/english/modeng/parsed&tag=public&part=2&division=div1 The origin of Christianity. Its transformation on attaining imperial power. Its relations to science] / History of the Conflict Between Religion and Science. — New York: D. Appleton, 1874.  (англ.) («История борьбы между религией и наукой»)
• Walter Richard Cassels. [www.ftarchives.net/cassels/sr/contents.htm Supernatural Religion: An Inquiry into the Reality of Divine Revelation]. — London, 1902. ([www.archive.org/details/supernaturalreli02cassiala в pdf, djVu])  (англ.) («Сверхъестественная религия: исследование реальности божественного откровения»)

Ссылки

• [www.krotov.info/ Библиотека христианской литературы на сайте Якова Кротова]
• [www.vehi.net/istoriya/general/text.html Схематическая история христианства]

Отрывок, характеризующий Христианство

– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.