Христианство в Бразилии

Христианство в Бразилии — крупнейшая религия в стране. По данным энциклопедии «Религии мира» Дж. Г. Мелтона в 2010 году в Бразилии проживало 181 млн христиан, которые составляли 90,9 % жителей этой страны.

Справочное издание «Операция мир» насчитало в стране 550 различных христианских деноминаций. По всей стране открыто 241,5 тыс. христианских церквей.

Христианство в Бразилии, помимо бразильцев, исповедуют большинство живущих в стране японцев, португальцев, немцев, цыган, итальянцев, испанцев, поляков, русских, армян, корейцев, американцев, украинцев, венгров, румын, сербов, англичан, греков и др. В христианство перешло и значительное число коренных народов Бразилии — тикуна, кайнганги, кайва, гуажажара, потигуара, шаванте, шукуру, паташо, мундуруку, мура, сатере-маве, гуарани, каяпо, панкарару, вапишана, банива, каража, шеренте, табажара, вайвай и др.

Католицизм

Считается, что первую католическую мессу в Бразилии отслужил на Пасху 1500 года священник, плывший с «первооткрывателем Бразилии» Кабралом. Первые пять иезуитских миссионеров во главе с Мануэлом да Нобрегой высадились в Бразилии в 1549 году. В XVII веке в стране активно работали миссионеры из различных орденов (францисканцы, бенедиктинцы, доминиканцы, капуцины, кармелиты), основывая монастыри и школы для индейцев. После провозглашения независимости Бразилии (1822) была принята первая бразильская конституция. Она объявляла Римско-католическую церковь государственной, гарантируя при этом свободу совести. Провозглашение в 1889 году Бразилии республикой повлекло отделение церкви от государства.

В ходе переписи населения в 2010 году к католической церкви себя отнесли 123 млн бразильцев (64,6 % населения Бразилии), что делает Бразилию крупнейшей в мире католической страной. Это число включает в себя и верующих восточнокатолических церквей. Самые крупные группы восточных католиков представляют марониты (485 тыс.) и мелькиты (433 тыс.). Украинцы-униаты, объединённые в Архиепархию святого Иоанна Крестителя, насчитывают 172 тыс. верующих. Помимо римских католиков, в Бразилии действуют различные церкви т. н. неримских католиков. Самой крупной подобной организацией является Бразильская католическая апостольская церковь (561 тыс. в 2010 году). Церковь откололась от Рима в 1945 году и относится к группе консервативных католиков. В Бразилии также действуют 13 приходов Священнического братства святого Пия X.

Доля католиков в Бразилии неуклонно сокращается; в 1872 году они составляли 99,72 % в населения Бразилии, в 1940 — 95 %; в 1960 — 93 % в 1991 — 83,3 %, в 2000 — 73,5 %. В двух бразильских штатах — Рио-де-Жанейро и Рорайма доля католиков упала ниже 50 %.

Католицизм в Бразилии попал под мощное влияние движения харизматического обновления. И хотя большинство католиков-харизматов остаются верными Римско-католической церкви, в Бразилии существуют и независимые католические церкви — Католическая харизматическая церковь (основана в 1979 году Джозефом Бушером в Канаде), Католическая апостольская обновлённая церковь (основана в 1996 году Жадером Перейрой Рейс), Католическая апостольская харизматическая церковь св. Экспедито, Католическая апостольская харизматическая церковь Бразилии, Католическая харизматическая церковь в Белеме (основана в 2006 году), Старокатолическая харизматическая церковь Бразилии, Старая католическая церковь Бразилии (основана в 2001 году Джоном Уэсли) и др.

Протестантизм

Хотя первые протестанты сходили на берег Бразилии ещё в XVI веке, по настоящему с протестантизмом страна познакомилась в первой половине XIX века, когда эмиграция из Европы приобрела массовый характер. Первую протестантскую церковь открыли английские эмигранты в 1819 году в Сан-Паулу. Первая лютеранская община была основана в Нова-Фрибургу в 1823 году немцами-переселенцами. Первая пресвитерианская церковь была открыта в 1862 году в Рио-де-Жанейро; к концу XIX века пресвитериане стали крупнейшей протестанткой конфессией. Первая баптистская церковь была основана американскими иммигрантами в 1871 году в Санта-Барбаре.

В 1910 году из Аргентины в Бразилию прибыл Луиджи Франческон — американец итальянского происхождения, перешедший в США в пятидесятничество. Служение Франческона положило начало пятидесятническим Христианским конгрегациям Бразилии. В ноябре 1910 года из США в страну приехали два шведа Даниэл Берг и Адольф Гюннар Вингрен. Бывшие баптисты, принявшие пятидесятничество, получили пророчество о необходимости стать миссионерами в городе Пара, о существовании которого они не знали. Служение Берга и Вингрена положило начало Бразильским Ассамблеям Бога (первое богослужение состоялось в 1911 году). В ходе мощного духовного пробуждения, начавшегося в стране в 1930-х годах, пятидесятники становятся крупнейшей протестантской конфессией. Появление новых пятидесятнических церквей, основанных самими бразильцами, таких, как Церковь «Бразилия за Христа» (1956), «Новая жизнь» (1960), Церковь «Бог есть любовь» (1962), Собор благословения (1964), Церковь «Маранафа» (1967) лишь ускорило рост пятидесятнического движения.

Пятидесятническое пробуждение затронуло ряд протестантских церквей. Так, ещё в 1932 году часть адвентистов, принявших пятидесятнические доктрины, сформировали Адвентистскую церковь обетования. В 1965 году Баптистская конвенция Бразилии исключила из своего состава баптистские общины, признавшие практику говорения на иных языках, что привело к созданию ещё одной (пятидесятнической в вероучении) Национальной баптистской конвенции. В 1955 году пятидесятническое движение в Методистской церкви Бразилии привело к созданию Методистской веслиянской церкви, которая впоследствии вошла в Международную пятидесятническую церковь святости. Аналогичные процессы происходили и у пресвитериан, где возникла Обновлённая пресвитерианская церковь Бразилии.

Численность протестантов и их общая доля в населении Бразилии неуклонно растёт. Так, согласно переписи 1991 года протестанты составляли 9 % населения страны, в 2000 году их доля выросла до 15,4 %. В ходе всеобщей переписи населения в 2010 году к протестантам себя отнесли 42,3 млн бразильцев (22,2 % населения страны).

Крупнейшую протестантскую конфессию в Бразилии представляют пятидесятники (35,092 млн или ок. 85 % всех бразильских протестантов). Самая крупная пятидесятническая церковь — Бразильские ассамблеи Бога открыли по всей стране 116 тыс. церквей, прихожанами которых являются 21,5 млн человек. Немало в Бразилии и баптистов (2,784 млн), адвентистов седьмого дня (1,2 млн членов), лютеран (951,6 тыс.), пресвитериан и др.

Восточные церкви

Православие в Бразилию принесли сирийцы и ливанцы, которые иммигрировали в страну с конца XIX века. Позже, особенно после Первой мировой войны, к ним присоединились православные других национальностей — арабы, русские, украинцы, греки, румыны; а также армяне — представители Армянской апостольской церкви. Считается, что первое православное богослужение было проведено в 1897 году в одном из арендованных залов Сан-Паулу; в том же году члены этой общины провели первый на латиноамериканской земле крестный ход. Там же, в Сан-Паулу в 1903 году (по другим данным — в 1904) православными сирийцами, принадлежащими Антиохийской православной церкви, был построен первый православный храм; второй храм появился в 1915 году в городке Сан-Жоржи (штат Рио-де-Жанейро). К началу ХХ века в Бразилии проживало 26 тыс. православных.

Первый русский православный храм в Бразилии был построен в 1912 году в городе Кампина-дас-Мисойнс прибывшими туда эмигрантами из России. Храм был освящен во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. В период Второй мировой войны он сгорел.

С октября 1925 года в помещении сирийской церкви Сан-Паулу действовал русских приход. В начале 1930-х годов в Сан-Хорхе (штат Сан-Паулу) появился третий православный храм. Вплоть до середины 1980-х годов в разных частях страны были основаны ещё 16 церквей, в том числе Свято-Николаевский собор в Сан-Паулу (в 1938 году). С 1934 года в Бразилии располагается архиерейская кафедра Русской православной церкви заграницей, первым её предстоятелем был епископ Сап-Паульский и всея Бразилии Феодосий (Самойлович). После подписания в 2007 году Акта об общении РПЦЗ и РПЦ ряд русскоязычных приходов перешли в РПЦЗ (Агафангела).

В ходе всеобщей переписи населения в 2010 году к восточным церквам себя отнесли 131,6 тыс. бразильцев. Приходы РПЦ в Бразилии входят в Аргентинскую и Южноамериканскую епархию, приходы РПЦЗ — в Буэнос-Айресскую и Южно-Американскую епархии. В Бразилии находятся епархии Константинопольского патриархата (в Сан-Паулу), Антиохийского патриархата (в Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу), приходы Румынской, Сербской и Польской православных церквей. Среди неканонического православия наиболее крупными являются общины Православной церкви Португалии и Русская православная церковь заграницей под омофором митрополита Агафангела.

Имеются в стране и ряд старообрядческих поселений; первые старообрядцы прибыли в Бразилию в 1958 году из Гонконга и основали колонию близ Понта-Гроса.

Среди других восточных церквей самой крупной является Армянская апостольская церковь (26 тыс. верующих)).

Маргинальное христианство

По разным оценкам от 1,59 млн до 3 млн жителей Бразилии являются сторонниками различных организаций маргинального христианства.

Литература Свидетелей Иеговы поставлялась в Бразилию по почте ещё с 1899 года. В 1920 году в стране проповедовали 8 матросов, обращённых Свидетелями в Нью-Йорке. Первым постоянным миссионером Общества сторожевой башни стал канадец Джордж Янг, направленный в страну в 1923 году. В ходе переписи населения в 2010 году Свидетелями Иеговы себя назвали 1 млн 393 тыс. человек. Сама организация в 2012 году отчиталась о 756 тыс. крещённых возвещателях в 11,1 тыс. собраниях.

Первый новообращённые, пожелавшие присоединиться к Церкви Иисуса Христа святых последних дней, появились в стране в 1929 году; через два года в Бразилии был построен первый молитвенный дом мормонов. Перепись 2010 года выявила в стране 226,5 тыс. мормнонов. Сама церковь заявляет о 1,25 млн последователях (1972 церкви), признавая что значительное число из них являются не активными прихожанами.

Среди других групп маргинальных христиан следует назвать Церковь объединения, Церковь Нового Иерусалима (последователи Сведенборга), сторонников Христианской науки.

См. также

• Протестантизм в Бразилии
• Бразильская католическая апостольская церковь
• Всемирная церковь «Царство Божие»
• Евангелическая пятидесятническая церковь «Бразилия за Христа»
• Пятидесятническая церковь «Бог есть Любовь»
• Христианская церковь «Маранафа»
• Христианские конгрегации Бразилии
• Церковь возрождения во Христе

Отрывок, характеризующий Христианство в Бразилии

На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.