Христианство в Китае

В Китае проживает около 70 миллионов христиан, что составляет 5,1% от общего населения страны.

В издании Operation World от 2001 года оценочное число христиан в Китае составляет 91,575 млн человек, из которых 23 млн относятся к «движению трёх» и 11,7 млн являются католиками. В конце 2006 года руководитель государственного религиозного бюро Йе Сяовэнь сообщил информационному агентству, что число христиан в Китае достигло 130 млн человек.

История

Легендарная история

Существует легенда, появившаяся в XIII веке о том, что апостол Фома пробыл несколько дней в Китае. Однако, увидев, что его деятельность не дает плодов, апостол вернулся назад, оставив в Китае трех или четырех учеников.

Несториане

Первое документально подтвержденное свидетельство о знакомстве китайцев с христианством относится к VII веку, времени правления династии Тан (618—907). Первыми прибывшими в Китай христианами были несториане. В 635 году небольшая группа несторианских миссионеров во главе с епископом Алобэнем (в китайской транскрипции) прибыла из Персии в Чанъань, в то время — столицу Китая. Они были радушно приняты при императорском дворе, и им было поручено перевести несторианские тексты для дворцовой библиотеки. В китайском языке их учение получило название «цзинцзяо», что можно перевести как «сияющая религия».

В 638 году император Тайцзун впервые в истории Китая издал указ о веротерпимости, которой отныне могли пользоваться несториане. Указ гласил, что «не существует дао с постоянным именем, не существует мудреца с постоянным обликом» и оценивал религию несториан как «благоприятную для вещей и людей». Император также дал распоряжение о строительстве в столице монастыря с двадцатью одним монахом. В последующем несторианские монастыри появились во всех округах страны, которых тогда было около четырёхсот. Епископ Алобэнь получил титулы «хранителя царства» и «властителя великого закона».

По мнению Саэки, Канон Иисуса Мессии, называемый иногда также по имени владельца «документом Такакусу», был создан между 635 и 638 гг.. В этом случае «Канон Иисуса Мессии» является наиболее ранним несторианским текстом на китайском языке.

«Канон» состоит из двух частей — изложения основ вероучения и пересказа евангельского повествования.

Три основных заповеди, постулируемых в этом тексте несторианскими миссионерами, — «служить Богу, служить императору и служить родителям». В тексте был приведен ряд дополнительных моральных поучений — не обижать слабого, не убегать от сильного, накормить и напоить калек, одеть и дать денег бедному, хорошо обращаться со слугами и ремесленниками, не лжесвидетельствовать, не искажать истину и ложь, развивать доброе сердце, не делать зла, не убивать живого и не обманывать Бога и т. д.

Вторая часть «Канона», обрывающаяся на описании смерти распятого Иисуса Христа, стала первой евангельской композицией-переводом на китайском языке.

В 845 году император Уцзун издал указ о роспуске несторианских монастырей, также как и буддийских и даосских. После этого несторианская церковь в Китае прекратила своё существование.

Собственно, вероучение, которого придерживался Несторий, не было создано им самим, вероучение начинается гораздо ранее появления самого Нестория, но фактически является учением Антиохийской богословской школы, которой он принадлежал. Антиохийская христология развита в трудах предшественников и учителей Нестория — Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуэстийского (IV век). Сами несториане всегда протестовали против наименования их несторианами. Интересно наблюдение В. Бартольда, который, говоря о несторианах, отмечает, что в Средней Азии несториане не называли себя христианами. Он пишет, что имя «христиане» «не перешло в восточные языки и не встречается ни в семиреченских надписях, ни в сиро-китайском памятнике».

В 2014 году китайские археологи обнаружили ранне-христианское захоронение с останками несторианских христиан в китайской провинции Хэнань, в одной из скальных ниш, расположенных в пещерном комплексе Лунмэнь недалеко от города Лоян, что подтвержает факт распространения христианства в Китае в VII веке.

К числу ранних несторианских текстов («писаний Алобэня») относятся:

• «Сюйтин мишисо цзин» (Канон Иисуса Мессии), создан между 635 и 638 годами;
• «Юй ди эр» (Притчи-сравнения, часть вторая);
• «И тянь лунь ди и» (Рассуждения об одном Небе, часть первая);
• «Ши цзунь бу ши лунь ди сань» (Миром почитаемый о милостивом даянии, часть третья), в тексте упоминается дата — 641 год;
• «Дашэн тунчжэнь гуйфа цзань» (Гимн о проникновении в истинное и возвращении к закону Великого Мудреца). Датирован 720 годом, что помещает его после «писаний Алобэня», но до «писаний Цзин-цзина».

К поздним несторианским текстам («писаниям Цзин-цзина») принадлежат:

• «Сань вэй мэн ду цзань» (Гимн Святой Троице);
• «Дацинь цзинцзяо люсин Чжунго бэй» (Памятник распространения сияющей религии [несторианства] из Да-цинь в Китае), стела с надписью была воздвигнута в 781 году;
• «Сюань юань ань лэ цзин» (Канон скрытого-таинственного покоя и радости);
• «Сюань юань бэнь цзин» (Канон об основах изначального). Саэки отнес доступный ему вариант текста к 786—788 годам. Ставший доступным позднее текст «Сюань юань чжи бэнь цзин» (Канон о достижении основ изначального) был датирован 717 годом;
• «Цзунь цзин» (Канон почитания). По мнению Саэки, этот текст был составлен через несколько поколений после смерти Цзин-цзина между 906 и 1036 годами.

Католические миссионеры

Первыми известными католическими миссионерами, прибывшими в Китай, стали члены Ордена Братьев Меньших. В 1234 году францисканец Джованни Монтекорвино основал первую католическую миссию в Пекине. В китайском языке католизизм получил название «еливэнь». К концу XIII века в Китае было уже около 30 тысяч католиков.

Деятельность иезуитов

Новый импульс в развитии католичества в Китае был связан с деятельностью иезуитов. В 1579 году известный иезуит Алессандро Валиньяно основал иезуитскую миссию в Китае. Вскоре в Китай отправляется итальянец Маттео Риччи, ставший другом Сюй Гуанци, министра церемоний при императоре Чжу Ицзюне. Иезуиты знакомили китайцев с достижениями европейской цивилизации. Их авторитет позволил и другим католическим миссионерам в течение столетия беспрепятственно работать на всей территории Китая. Но активность европейских проповедников начала вызывать недовольство как в правительстве, так и среди народных масс. В 1784 году деятельность иезуитов в Китае была запрещена, но они продолжали работать на полулегальной основе. В конце XVIII гонения на католиков усилились, но их влияние сохранялось.

Появление православной церкви в Китае

Первыми православными в Китае стали албазинцы — пленные русские, которые были зачислены в конце XVII века в гвардию императора. Известно также, что уже в 1692 году несколько китайцев, в том числе один мандарин, приняли крещение в русском православии. Заинтересованный в распространении русского православия в Китае, Пётр I направил православных миссионеров в Пекин. Китайское правительство рассматривало их как своих государственных служащих, обязанных обеспечивать духовное окормление состоящих на службе в императорской гвардии православных. На таком положении православные священники в Китае находились до середины XVIII века (подробнее смотри статью Русская духовная миссия в Пекине).

XIX век

В середине XIX века вместе с европейскими торговцами в Китай устремились христианские проповедники из Европы и США, преимущественно протестанты. Силами христианских общин в Китае строились церкви, создавались приюты, образовательные и медицинские учреждения. Однако происходило это на фоне все более усиливающейся конфронтации тех китайцев, которые ориентировались на западную цивилизацию, и тех, кто стремился по мере возможности сохранить самобытность китайской культуры. Отношение основной массы населения Китая к христианству постепенно ухудшалось. На рубеже XIX—XX веков произошло боксёрское восстание, которые стремилось очистить Китай от иностранного засилья. Китайцам-христианам боксёры предлагали выбор: отречься от своей веры или быть убитыми.

После Синьхайской революции

После Синьхайской революции 1911—1912 годов когда рухнула освящённая неоконфуцианством и традиционными нехристианскими религиями Китая монархия, идеологический вакуум по инициативе самих китайцев заполнило христианство. Началось массовое крещение, подготовленное предшествовавшей активной деятельностью европейских миссионеров, в том числе переводом христианской духовной литературы на китайский язык Русской духовной миссией. Пример дали сами руководители нового Китая. Христианином-конгрегационалистом был основатель партии Гоминьдан Сунь Ятсен. В 1930 году методистом стал лидер Китая Чан Кайши. Во время японской агрессии против Китая в 1930-е — 1940-е годы принадлежность китайцев к христианам была неким символом оппозиционности по отношению к японским оккупантам, насаждавшим культ богини Аматэрасу. В 1920-е-1930-е годы в Китае возросло число и православных, преимущественно за счёт иммигрантов из России.

К моменту образования КНР в 1949 году в Китае насчитывалось примерно 1,8 млн христиан, из которых 750 000 были протестантами. Была поставлена цель создания бесклассового общества, для достижения которой декларировалась необходимость отмены религий, на которые впоследствии оказывалось давление. До середины 1950 годов были высланы все иностранные миссионеры, число которых составляло примерно 6200 человек. Церквям в Китае было запрещено поддерживать отношения с учреждениями и объединениями за границей. Во время так называемой Китайской культурной революции (1966—1976) отправление религиозных обрядов было полностью подавлено.

Во время правления Дэн Сяопина начался новый период, и, начиная с 1979 года отправление религиозных обрядов было снова разрешено. Так, уже в 1980 году в Пекине был отреставрирован и открыт для богослужений католический собор святого Иосифа.

Во второй половине XX века в Китае возник ряд подпольных китайских церквей (Церковь «Китай за Христа», Китайское евангельское братство и др.). Данные церкви не были признаны государством, а их деятельность была запрещена.

Современное положение

На сегодняшний день свобода вероисповедания изложена в конституции только для следующих признанных государством религий: католичество и православие, протестантизм, буддизм, даосизм и ислам, образующие так называемое «патриотическое объединение». К этим государственным организациям относятся также "патриотическое «движение трёх» и «патриотическое объединение католической церкви», образованные уже в 1951 году. После культурной революции они вновь стали официально разрешёнными учреждениями для христианского меньшинства в Китае.

При этом католики, сохранившие верность Ватикану (их в Китае около 10 млн против 4 млн «католиков-патриотов»), до сих пор подвергаются репрессиям: арестовываются священники и миряне, закрываются их импровизированные домовые церкви. Правительство КНР постоянно обвиняет Ватикан в связях с «преступным режимом» Тайваня и во вмешательстве во внутренние дела Китая. Канонизация в 2001 году китайских католических мучеников, погибших в период с 1648 по 1930 годы, была названа министерством иностранных дел КНР «оскорбительной». От лица «правительства, народа и Католической Церкви Китая» был выражен решительный протест.

В стране растёт число христиан, посещающих подпольные «домашние» церкви. Самыми крупными из подобных организаций являются Церковь «Китай за Христа» (12 млн) и Китайское евангельское братство (10 млн).

На основании заключений правозащитной ассоциации ChinAid, уровень преследований христиан в 2011 году (по сравнению с 2010) возрос на 42,5 %.

См. также

• Православие в Китае
• Церковь истинного Иисуса
• Церковь «Китай за Христа»
• Китайское евангельское братство
• 120 китайских мучеников
• Три столпа китайского католицизма

Литература

• Лексютина Я. В. [www.asiaafrica.ru/files/201102/Лексютина.%20КНР-США.pdf КНР-США и проблема свободы вероисповедания] // Азия и Африка сегодня. — 2011. — № 2. — С. 16—21.

Ссылки

• [apologia.ru/articles/84 C.Ткач. Христианство в Китае]
• [www.russianshanghai.com/articles/china/post2107 Китайские христианские секты. Поместная церковь Уитнесса Ли]
• [www.asiaharvest.org/pages/Christians%20in%20China/How%20Many%20Christians%20are%20There%20in%20China.pdf www.asiaharvest.org]
• Ломанов А. В. [chinese.orthodoxy.ru/russian/kb1/History1.htm#1 Раннехристианская проповедь в Китае]
• Алексанян А. Г. [www.synologia.ru/a/Несторианство Несторианство] в энциклопедии «Синология»

Отрывок, характеризующий Христианство в Китае

Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.