Христианство и права ЛГБТ

В данной статье рассматриваются проблемы отношения современных христианских церквей, движений и верующих к гражданским правам сексуальных и гендерных меньшинств в государстве и обществе.

РПЦ и церкви постсоветского пространства

Достаточно консервативную позицию в отношении гомосексуальности и прав гомосексуалов в обществе занимает Русская Православная Церковь. В «Основах социальной концепции РПЦ» прямо заявлено, что церковь не согласна с движением мирового сообщества в сторону нормализации гомосексуальности:

«Дискуссии о положении так называемых сексуальных меньшинств в современном обществе клонятся к признанию гомосексуализма не половым извращением, но лишь одной из „сексуальных ориентаций“, имеющих равное право на публичное проявление и уважение. Утверждается также, что гомосексуальное влечение обусловлено индивидуальной природной предрасположенностью. Православная Церковь исходит из неизменного убеждения, что богоустановленный брачный союз мужчины и женщины не может быть сопоставлен с извращёнными проявлениями сексуальности».

Церковь «решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как „норму“», «осуждает всякую пропаганду гомосексуализма», «полагает, что лица, пропагандирующие гомосексуальный образ жизни, не должны допускаться к преподавательской, воспитательной и иной работе среди детей и молодежи, а также занимать начальственное положение в армии и исправительных учреждениях».

Критику западного общества за процессы нормализации гомосексуальности иерархия РПЦ МП, а также отдельные представители православия нередко связывают с критикой принципов либерализма и института прав человека в целом, размывающих, по их мнению, границы между добром и злом. Осуществление принципов прав человека, как в отношении прав гомосексуалов, так и в других случаях, предполагает, что граждане могут не придерживаться убеждений и ценностей, которые проповедуются церковью. Это обстоятельство нередко приводит консервативных верующих на постсоветском пространстве к неприятию данных принципов в качестве абсолютных. Так, в «Основах учения РПЦ о достоинстве, свободе и правах человека» провозглашаются приоритеты традиционной морали и религиозных ценностей, которым, по мысли авторов документа, должны быть подчинены принципы прав человека:

«Слабость института прав человека — в том, что он, защищая свободу выбора, всё менее и менее учитывает нравственное измерение жизни и свободу от греха». Архиереи полагают, что «реализация прав человека не должна вступать в противоречие с богоустановленными нравственными нормами и основанной на них традиционной моралью. Индивидуальные права человека не могут противопоставляться ценностям и интересам Отечества, общины, семьи. Осуществление прав человека не должно быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные ценности, самобытность народа».

Аналогичную точку зрения разделяют также некоторые церкви на постсоветском пространстве.

В западных странах существует иное отношение христиан к принципам прав человека. В июне 2009 года Президиум Сообщества Евангелических Церквей Европы выступил с заявлением, в котором говорилось, что Архиерейский собор РПЦ неверно трактует принципы прав человека, подчиняя их интересам родины, общества и семьи. Авторы заявления отмечают, что в евангелическом понимании права человека — это права, которыми обладают все люди на основании достоинства, которым их наделил Бог, и поэтому ни одна инстанция не может оспорить эти права. Православные фундаменталисты называют такие заявления западных христиан «подготовкой диктатуры содомитов», утверждая, что «они цинично попирают не только Евангельскую, но и Ветхозаветную нравственность, строя из Европы новый Содом». Одновременно критике подвергается и принцип светскости государства.

Осмыслению принципов либерализма и прав человека в свете христианства, как соответствующих христианским ценностям, уделяют внимание и отдельные православные верующие. Священники неканонических православных церквей Глеб Якунин и Яков Кротов, известные своей общественной деятельностью, считают позицию иерархии РПЦ МП не соответствующей евангельским основам и Всеобщей Декларации прав человека, которая является, по их мнению, «воплощением в гражданском праве одного из важнейших принципов, содержащихся в Евангелии».

Публичная поддержка прав гомосексуалов религиозными деятелями на территории стран бывшего Советского Союза является большой редкостью, в то время как нередкими являются заявления дискриминирующего характера. Так, например, протестантские лидеры на постсоветском пространстве точно так же, как и иерархия РПЦ, выступают против осуществления права гомосексуалов на свободу собраний в форме проведения публичных акций и в особенности отрицая их права на создание семьи.

Либеральные верующие, как, например, священник УАПЦ(о) Яков Кротов, считают, что осуществление гражданских прав сексуальных меньшинств должно защищаться так же, как и права всех граждан. Несмотря на достаточно консервативную позицию РПЦ, выраженную в её социальной доктрине, в 2009 году Патриарх РПЦ МП Кирилл на встрече с генеральным секретарём Совета Европы также высказался против репрессий и дискриминации гомосексуалов:

«Мы принимаем любой выбор человека, в том числе в сфере сексуальной ориентации. Это личное дело человека. Но признание этого факта ни в коем случае не меняет нашей позиции в отношении к самому явлению… религиозные традиции всех народов свидетельствует, что гомосексуализм является грехом, как и потеря нравственной ориентации личности…» Однако «совершающийся грех не должен наказываться». «Поэтому мы всегда выступали категорически против любых репрессий и дискриминации людей иной сексуальной ориентации».

За это заявление Патриарх Кирилл подвергся критике со стороны Екатеринбургского городского родительского комитета, который выразил желание продолжать борьбу с «пропагандой педерастии в школах», открытием гей-клубов и проведением «гей-парадов», высказав тревогу по поводу возможного неодобрения такой борьбы со стороны Патриарха. Некоторые религиозные новостные ресурсы по этому поводу констатировали, что «„антигомофобные“ высказывания Патриарха РПЦ МП входят в резкое противоречие с преобладающими в церковной среде „гомофобными“ настроениями».

Впоследствии иерархи РПЦ ПМ активно выступали против вердикта Европейского суда по правам человека о необходимости соблюдения прав гомосексуалов на свободу собраний в форме гей-парадов, рассматривая их в качестве «пропаганды гомосексуализма», поддержали законопроекты против «пропаганды гомосексуализма» на региональном уровне и выразили надежду на утверждение подобного законопроекта на федеральном уровне. На сайте представительства РПЦ в Страсбурге был опубликован доклад трёх юристов, направленный против решения ЕСПЧ о гей-парадах, «О праве на критическую оценку гомосексуализма и о законных ограничениях навязывания гомосексуализма». В докладе защита прав ЛГБТ рассматривается в качестве «откровенной дискриминации гетеросексуалов, необоснованного и незаконного ограничения свободы мысли и слова лиц, которые критически относятся к идеологии гомосексуализма по религиозным, нравственным и иным убеждениям». С докладом выразил солидарность Российский объединённый Союз Христиан Веры Евангельской (пятидесятников).

Позиции в мире

Отношение к правам гомосексуалов в обществе среди христиан в мире в основном связано с различными социальными концепциями церквей.

Консервативные церкви

Фундаменталисты, особенно на территории государств, где гомосексуальные отношения преследуются законом, категорически отрицают любые права гомосексуалов, приравнивая их к преступникам.

В странах Европы и Америки некоторые христиане считают эти права основанными на евангельских истинах. Вследствие этого не только в либеральных, но и в консервативных церквях этих стран признаётся ряд гражданских прав гомосексуалов: как правило, это поддержка борьбы против дискриминации, исключая проблемы однополых браков и усыновления детей.

К примеру, одна из наиболее консервативных церквей США — церковь мормонов выступила в декабре 2009 года с поддержкой законов, запрещающих дискриминацию гомосексуалов в жилищных вопросах и трудовой сфере. По словам директора по связям с общественностью Церкви Иисуса Христа святых последних дней Майкла Оттерсона, «церковь поддерживает эти законы, поскольку они справедливы и разумны и не наносят ущерба институту брака».

Католическая церковь

Католическая церковь после лишения её статуса государственной также сумела выработать такую социальную концепцию, в которой признаются основные принципы прав человека. В катехизисе Католической церкви после традиционного осуждения гомосексуальных актов говорится следующее:

«Довольно значительное число мужчин и женщин имеют врождённую тенденцию к гомосексуализму. Эти люди не сделали сознательного выбора в пользу гомосексуализма; для большинства из них это состояние является трудным испытанием. К ним нужно относиться с уважением, состраданием и тактичностью. Надо избегать по отношению к ним всяких проявлений несправедливой дискриминации».

В 2008 году Католическая церковь выступила с заявлением, в котором «настоятельно призывает государства покончить с уголовным преследованием [гомосексуальных лиц]», назвав это «грубым нарушением прав человека». В декабре 2009 года Католическая церковь выступила против всех форм насилия в отношении лиц гомосексуальной ориентации и заявила, что с этим необходимо бороться на всех уровнях и в особенности на уровне государственном.

Либеральные церкви

Либеральные церкви выражают свою позицию о недопустимости дискриминации сексуальных меньшинств гораздо более радикально, чем традиционные. Например, Генеральный Синод Объединённой Церкви Христа ещё в 1985 году сделал заявление:

«Лесбиянки, геи и бисексуалы часто презирались церквями, были девальвированы и дискриминируемы как в церкви, так и в обществе. Мы обязуемся проявлять заботу и участие в отношении наших братьев и сестёр геев, лесбиянок и бисексуалов, утверждая, что: Мы верим, что лесбиянки, геи и бисексуалы обладают вместе со всеми другими [людьми] ценностью, которая происходит из уникальной индивидуальности человека. … Мы признаём присутствие невежества, страха и ненависти в церкви и в нашей культуре, и обязуемся не допускать дискриминации по признаку сексуальной ориентации, … и мы стремимся включать [в наши общины] и оказывать поддержку тем, кто из-за этого страха и предрассудка находится в изгнании из духовного сообщества. Мы стремимся удовлетворять потребности и защищать интересы лесбиянок, геев и бисексуальных людей в нашей церкви и в обществе, активно поощряя церкви, содействующие [стороны] и светские государственные органы утверждать и претворять политику недискриминации».

Оригинальный текст (англ.)  

«Lesbian, gay and bisexual people are often scorned by the church, and devalued and discriminated against both in the church and in society. We commit ourselves to caring and concern for lesbian, gay and bisexual sisters and brothers by affirming that: We believe that lesbian, gay and bisexual people share with all others the worth that comes from being unique individuals; … We recognize the presence of ignorance, fear and hatred in the church and in our culture, and covenant to not discriminate on the basis of sexual orientation, nor any other irrelevant factor, and we seek to include and support those who, because of this fear and prejudice, find themselves in exile from a spiritual community; We seek to address the needs and advocate the concerns of lesbian, gay and bisexual people in our church and in society by actively encouraging churches, instrumentalities and secular governmental bodies to adopt and implement policies of non-discrimination.»

Либеральные христиане идут существенно дальше по пути борьбы с дискриминацией гомосексуалов, нежели традиционные, поддерживая весь пакет требований движения за права сексуальных меньшинств, включая усыновление детей и равенство брака.

Наиболее острые разногласия

Однополые браки остаются источником наиболее серьёзных разногласий между традиционными и либеральными христианами. В то время как консервативные церкви выступают с категоричным осуждением практики заключения однополых браков, либеральные церкви сами освящают однополые браки и выступают за брачное равноправие в обществе.

Борьбу против любых форм дискриминации, включая проявления гомофобии, либеральные христиане считают неразрывно связанной с ценностями христианской веры, в то время как консервативные верующие считают христианскими ценностями лишь те представления о морали, которые являются традиционными.

См. также

• Гомосексуальность и христианство
• Гомосексуальность и религия
• Движение за права сексуальных и гендерных меньшинств
• Отношение общества к гомосексуальности
• Джонс против Дерби

Отрывок, характеризующий Христианство и права ЛГБТ

– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.