Раковский, Христиан Георгиевич

Христиан Георгиевич Раковский по официальной версии Кръстьо Георгиев Станчев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель СНК УССР
29 января 1919 — 17 декабря 1919
Предшественник:	он же, как председатель Временного рабоче-крестьянского правительства Украины (с 24 января 1919 г.)
Преемник:	Григорий Иванович Петровский
Председатель СНК УССР
19 февраля 1920 — 15 июля 1923
Предшественник:	Григорий Иванович Петровский
Преемник:	Влас Яковлевич Чубарь
Рождение:	1 (13) августа 1873(1873-08-13) Котел, Османская империя ныне Болгария
Смерть:	11 сентября 1941(1941-09-11) (68 лет) Орловская область, РСФСР
Автограф:

Христиа́н Гео́ргиевич Рако́вский (псевдоним Инсаров, наст. фамилия Ста́нчев, урождённый болг. Кръстьо Георгиев Раковски; рум. C[h]ristian Racovschi, укр. Християн Георгійович Раковський; 1 августа 1873 года, Котел, Османская империя — 11 сентября 1941, Орловская область, СССР), советский политический, государственный и дипломатический деятель. Участвовал в революционном движении на Балканах, во Франции, в Германии, России и Украине.

Биография

Молодые годы

Внук известного революционера Георги Раковского. Будучи этническим болгарином, имел румынский паспорт. Учился в болгарской гимназии, откуда был дважды (в 1886 и 1890) исключён за революционную агитацию. В 1887 году изменил собственное имя Кристя Станчев на более звучное Христиан Раковский. Примерно с 1889 становится убеждённым марксистом.

Вовлечение в революционную деятельность

В 1890 Христиан Раковский эмигрировал в Женеву (Швейцария), где поступил на медицинский факультет Женевского университета. В Женеве Раковский познакомился через российских эмигрантов с российским социал-демократическим движением. В частности, Раковский близко познакомился с основателем марксистского движения в Российской империи Георгием Валентиновичем Плехановым. Участвовал в организации международного съезда студентов-социалистов в Женеве. В 1893 г. в качестве делегата от Болгарии присутствовал на Социалистическом международном съезде в Цюрихе. Сотрудничал в первом болгарском марксистском журнале «День» и социал-демократических газетах «Работник» и «Другар» («Товарищ»). По собственной автобиографии Раковского это было время усиления его ненависти к русскому царизму. Ещё находясь студентом в Женеве, он ездил в Болгарию, где прочел ряд докладов, направленных против царского правительства.

Осенью 1893 поступил в медицинскую школу в Берлине, однако из-за тесных связей с революционерами из России был исключён оттуда уже через шесть месяцев. В Германии Раковский сотрудничал с Вильгельмом Либкнехтом в «Vorwärts», центральном печатном органе немецких социал-демократов. В 1896 году окончил медицинский факультет университета в Монпелье во Франции, где получил степень доктора медицины. Диссертация «Этиология преступности и вырождения».

С осени 1898 года служил в румынской армии. Демобилизован весной 1899 года.

После раскола РСДРП на большевиков и меньшевиков на II съезде в 1903 занимал промежуточную позицию, пытаясь примирить обе группы на основании выработанного консенсуса. Между 1903 и 1917 наряду с Максимом Горьким Раковский был одним из связующих звеньев между большевиками, которым он симпатизировал в плане экономической программы, и меньшевиками, в деятельности которых он находил позитивные политические моменты. Кроме русских революционеров, в Женеве Раковский некоторое время работал совместно с Розой Люксембург.

После завершения учёбы во Франции Раковский прибыл в Санкт-Петербург, чтобы предложить свои услуги в координации действий рабочих и марскистских кружков в России и за границей, однако вскоре был выслан из страны и выехал в Париж. В Петербурге Раковский бывал у Милюкова и Струве. В 1900—1902 он опять пребывал в российской столице, а в 1902 вернулся во Францию.

Хотя революционная деятельность Раковского в этот период затрагивала большинство стран Европы, его основные усилия были направлены на организацию социалистического движения на Балканах, в первую очередь в Болгарии и Румынии. По этому поводу он основал в Женеве левую румынскую газету «Sotsial-Demokrat» и ряд болгарских марксистских изданий — «День», «Работник» и «Другар» («Товарищ»). В 1907—1914 годах член МСБ.

Вернувшись в Румынию, Раковский поселился в Добрудже, где работал рядовым доктором (в 1913 он принимал у себя Льва Троцкого). В 1910 был одним из инициаторов восстановления под названием Социал-демократической партии Румынии существовавшей до 1899 Социалистической партии Румынии, фактически прекратившей своё существование после выхода из её состава «благодушных», согласившихся на компромисс с королевской властью. СДПР фактически стала основой для создания в 1910 Балканской социал-демократической федерации, объединившей социалистические партии Болгарии, Сербии, Румынии и Греции. Сам факт существования объединённой федерации левых партий был протестом против политики агрессии и недоверия, установившейся на Балканах в результате Балканских войн. Христиан Раковский, бывший первым секретарём БКФ, параллельно продолжал принимать активное участие в общеевропейском социалистическом движении, за что неоднократно высылался из Болгарии, Германии, Франции и России.

Первая мировая война

Во время Первой мировой войны Раковский, как и некоторые другие социалисты, первоначально занимавшие центристскую позицию в дискуссиях относительно методов политической борьбы, поддержал левое крыло международной социал-демократии, осудившее империалистический характер войны. Раковский наряду с лидерами левых социалистов был одним из организаторов международной антивоенной Циммервальдской конференции в сентябре 1915 года.

Агент Центральных держав, работавший на поражение России?

Уже во время пребывания Раковского в Петербурге в начале XX века о нём ходили слухи, что он являлся австрийским агентом.

Сама Первая мировая война рассматривалась рядом общественных и политических деятелей как борьба между прогрессом и демократией (Германия) и реакцией и самодержавием (Россия), исходя из чего делалась ставка на поражение России в войне. Этих взглядов придерживался в частности Израиль Гельфанд (Александр Парвус), предпринимавший практические шаги по организации военного поражения России. Как «специалист по Балканам и Турции», он прибыл в Бухарест в январе 1915 г., где Раковский руководил местной социал-демократической организацией и редактировал ежедневную газету. Целями визита Гельфанда в Румынию были изменение румынской политики на прогерманскую, в частности — соответствующей политики румынских социал-демократов и организация в Румынии центра по дестабилизации положения на Украине, Кавказе и в черноморских портах России — Одессе и Николаеве. Последующее развитие событий указывало на то, что Раковский согласился с планами Гельфанда в отношении России и изъявил готовность принять от Гельфанда финансовую помощь для румынской партии. Сохранилось сообщение представителя германского МИДа в Румынии фон Буше-Хадденхаузена, посланное в Берлин через три дня после прибытия Гельфанда в Бухарест, сообщающего о том, что у него появилась возможность «незаметным образом» передать румынским социалистам 100 тысяч лей на «антивоенную пропаганду». Согласие из Берлина было получено. Правда, позднее, на съезде партии Раковский сообщал о том, что Гельфанд был единственным, кто пожертвовал 300 лей на социалистическую газету. На этом же съезде Раковский призывал к массовой социалистической демонстрации за мир, и его, как писал Буше, поддерживали «я и австро-венгерский министр».

Через Раковского финансировалась русскоязычная ежедневная газета «Наше слово», издававшаяся в Париже в 1914—1916 гг. Мартовым и Троцким, стоящая на антивоенных позициях. Газета была закрыта французскими властями за антивоенную пропаганду. Сам Троцкий позже, находясь в Нью-Йорке, вспоминал, что деньги на издание газеты «были в основном от Раковского» (хотя сама газета в феврале 1915 года порвала с Гельфандом). По мнению Д. Ф. Бредли, за этим стояли австрийцы. Историк Збинек Земан полагал, что деньги у Раковского появились от Гельфанда — в конце марта 1915 г. тот получил первый миллион германских марок на ведение «мирной пропаганды» в России, часть из которых была переведена в Бухарест, куда в начале апреля прибыл и сам Гельфанд для встречи с фон Буше и Раковским. Гельфанду, по всей видимости, удалось убедить Раковского воспользоваться частью из этой суммы на помощь газете Троцкого.

После вступления Румынии в войну на стороне Антанты в августе 1916 г. Раковский был арестован по обвинениям в распространении пораженческих настроений и шпионаже в пользу Австрии и Германии. В заключении пребывал в Яссах до 1 мая 1917 года, когда был освобождён демократизированным русским гарнизоном. После поражения Румынии в войне Раковский появился в нейтральном Стокгольме и обратился к немецкому представителю в Швеции с просьбой разрешить проезд в Швецию через территорию Германии его жене. Уже упомянутый фон Буше, в тот момент работавший заместителем государственного секретаря министерства иностранных дел Германии, ответил на просьбу Раковского положительно, отметив: «в прошлом Раковский работал на нас в Румынии».

В 1917 году французский генерал Ниссель называл Раковского в своём рапорте «известным австро-болгарским агентом».

Революция в России

После освобождения из румынской тюрьмы Раковский прибыл в Россию Во время корниловских дней Раковского скрывала большевистская организация на Сестрорецком патронном заводе. Оттуда он перебрался в Кронштадт. Затем Раковский решил поехать в Стокгольм, где должна была быть созвана конференция циммервальдцев. В Стокгольме его застала Октябрьская революция. В ноябре 1917 года вступил в РСДРП(б), вёл партийную работу в Одессе и Петрограде.

Гражданская война

Приехав в декабре 1917 в Россию, в начале января 1918 Раковский уехал в качестве комиссара-организатора Совнаркома РСФСР на юг вместе с экспедицией матросов во главе с Железняковым. Пробыв известное время в Севастополе и организовав там экспедицию на Дунай против румынских властей, занявших уже Бессарабию, он отправился с экспедицией в Одессу. Здесь была организована «Верховная автономная коллегия по борьбе с контрреволюцией в Румынии и на Украине» (местный аналог Всероссийской ЧК), и в качестве председателя этой коллегии и члена Румчерода Раковский оставался в Одессе до занятия города немцами. Из Одессы Раковский приехал в Николаев, оттуда в Крым, потом в Екатеринослав, где участвовал на втором съезде Советов Украины, потом в Полтаву и Харьков.

Дипломатическая миссия на Украине

После прибытия в Москву, где он оставался в общем не больше месяца, в апреле 1918 Раковский отправился в Курск с делегацией, которая должна была вести мирные переговоры с Украинской Центральной Радой. Кроме Раковского, полномочными делегатами были Сталин и Мануильский.

Главным двигателем всех этих переговоров был Раковский. Без него двое других были бы совершенно беспомощны. У него был план государственного раздела России. Осуществление и выработку подробностей он предпочитал передавать другим. Для этой цели и был послан Мануильский. Сталин же по-видимому был только наблюдателем.

В Курске делегаты получили сообщение о перевороте Скоропадского в Киеве. Было заключено перемирие с немцами, продолжавшими своё наступление. Правительство Скоропадского предложило большевистской делегации приехать в Киев. В период Украинской Державы вёл в Киеве тайные переговоры с отстраненными от власти деятелями Центральной Рады относительно легализации коммунистической партии на Украине.

Дипломатическая миссия в Германии

Говорил одинаково хорошо и на румынском, и на болгарском, и на русском языке, и ещё на нескольких европейских. И неизвестно, какой язык для него родной. Помню, я спросила его однажды - на каком языке он думает? Раковский подумал и сказал: "Наверное, на том, на котором в настоящий момент говорю."

Из мемуаров дочери Адольфа Иоффе

В сентябре 1918 Раковский был отправлен с дипломатической миссией в Германию, но вскоре вместе с советским послом в Берлине Иоффе, Бухариным и другими товарищами был выслан из Германии. По дороге из Германии советскую делегацию догнало известие о ноябрьской революции в Берлине. Попытавшись вернуться в Берлин, Раковский вместе с другими был задержан немецкими военными властями в Ковно и отправлен в Смоленск.

Председатель СНК и нарком иностранных дел Украины

В телеграмме в Москву, отправленной 10 января 1919 года, члены ЦК КП(б)У Квиринг, Фёдор Сергеев, Яковлев (Эпштейн) просили «немедленно прислать Христиана Георгиевича», чтобы предотвратить перерастание кризиса главы правительства в правительственный кризис. С января 1919 по июль 1923 года Раковский — председатель СНК и нарком иностранных дел Украины. Одновременно с января 1919 года по май 1920 года нарком внутренних дел, НКВД уделял «минимальное внимание». Один из организаторов советской власти на Украине. С 1919 по 1927 год — член ЦК РКП(б) — ВКП(б). В 1919—1920 — член Оргбюро ЦК. В конце 1919 года вся территория Украины находилась под контролем Вооружённых сил Юга России, Украинской народной республики и Польши. В этих условиях был создан Всеукраинский революционный комитет, который с 17 декабря 1919 по 19 февраля 1920 года являлся высшим законодательным и исполнительным органом власти Украины, его возглавлял Г. И. Петровский. С 19 февраля 1920 г., после освобождения большей части Украины, деятельность СНК Украины возобновилась. Возглавляя правительство в то время, Раковский являлся верховным политическим лидером в стране.

Когда в начале 1922 г. возник вопрос о возможном переходе Раковского на другую работу, пленум ЦК КП(б)У 23 марта 1922 г. принял решение «категорически требовать не снимать с Украины т. Раковського».

В составе советской делегации участвовал в работе Генуэзской конференции (1922).

В июне 1923 года по инициативе Раковского принято постановление ЦК Компартии Украины, по которому иностранные компании могли открывать свои филиалы на Украине только получив разрешения её властей. Все коммерческие договора, заключённые в Москве, аннулировались. Через месяц это решение ЦК КПУ было отменено.

Назначение на дипломатическую работу

На XII съезде РКП(б) решительно выступал против национальной политики Сталина. Тогда Раковский заявил, что «нужно отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам». В июне 1923 года на IV совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей Сталин обвинил Раковского и его единомышленников в конфедерализме, национал-уклонизме и сепаратизме. Спустя месяц после завершения этого совещания Раковский был снят с поста председателя Совнаркома Украины и направлен послом в Англию (1923—1925). 18 июля Раковский направил Сталину и в копии — всем членам ЦК и ЦКК РКП(б), членам Политбюро ЦК КП Украины письмо, в котором указывал: «Мое назначение в Лондон является для меня, и не только для меня одного, лишь предлогом для моего снятия с работы на Украине».

С октября 1925 по октябрь 1927 — полпред во Франции.

Оппозиция и капитуляция

С 1923 года принадлежал к Левой оппозиции, хотя во внутрипартийной дискуссии 1923-1924 гг. принять участия не мог. Вскоре стал одним из идейных лидеров оппозиции. В 1927 году был снят со всех должностей, исключен из ЦК и на XV съезде ВКП(б) исключён из партии в числе 75-ти «активных деятелей оппозиции». Особым совещанием при ОГПУ приговорён к 4 годам ссылки и выслан в Кустанай, а в 1931 году вновь приговорён к 4 годам ссылки и выслан в Барнаул.

Долгое время отрицательно относился к «капитулянтам», возвращавшимся в партию для продолжения борьбы, но 1935 году вместе с другим упорным оппозиционером, Л. С. Сосновским, заявил о своём разрыве с оппозицией. Н. А. Иоффе по этому поводу писала: «Он считал, что в партии, несомненно, есть определённая прослойка, которая в душе разделяет наши взгляды, но не решается их высказать. И мы могли бы стать каким-то здравомыслящим ядром и что-то предпринять. А поодиночке, говорил он, нас передавят, как кур». Дочь А. К. Воронского Галина Воронская вспоминала, что в 1929 году на встрече со Сталиным её отец «пытался заступиться за Раковского, который находился тогда как деятель оппозиции в ссылке в Астрахани: „Слишком большая роскошь для партии держать таких высокообразованных людей в провинции“». Был возвращён в Москву и в ноябре 1935 года восстановлен в ВКП(б).

В 1934 году его приютил на управленческой должности в наркомате здравоохранения РСФСР Г. Н. Каминский.

Третий Московский процесс

В 1936 году был вновь исключён из партии. 27 января 1937 г. арестован по спецсообщению Н. И. Ежова И. В. Сталину.

Содержался во внутренней тюрьме НКВД; в течение нескольких месяцев отказывался признать себя виновным в совершении инкриминируемых ему преступлений; но в конечном счёте был сломлен и в марте 1938 года предстал в качестве подсудимого на процессе по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». Признал себя виновным в участии в различных заговорах, а также в том, что был японским и английским шпионом. 13 марта 1938 года оказался в числе трёх подсудимых (наряду с Бессоновым и Плетнёвым), кто был приговорён не к расстрелу, а к 20 годам тюремного заключения с конфискацией имущества. В последнем слове заявил: «Наше несчастье в том, что мы занимали ответственные посты, власть вскружила нам голову. Эта страсть, это честолюбие к власти нас ослепило».

По поводу поведения Раковского на суде другой оппозиционер, Виктор Серж, писал: «Он как будто намеренно компрометировал процесс показаниями, ложность которых для Европы очевидна…». Другое объяснение предлагает ВС СССР в своём Постановлении от 4 февраля 1988 года: «Самооговор же достигался путём обмана, шантажа, психического и физического насилия».

Расстрел

Наказание отбывал в Орловском централе. После начала Великой Отечественной войны Раковский, как и осуждённые вместе с ним Бессонов и Плетнёв, был расстрелян в Медведевском лесу по сталинским спискам 11 сентября 1941 года.

Реабилитация

4 февраля 1988 г. реабилитирован Пленумом Верховного суда СССР и 21 июня 1988 г. решением КПК при ЦК КПСС восстановлен в партии.

Интересные факты

Раковский беспокоился о поэте Сергее Есенине. Так, в письме Раковского к Ф. Э. Дзержинскому от 25 октября 1925 года он просил «спасти жизнь известного поэта Есенина — несомненно самого талантливого в нашем Союзе», предлагая: «Пригласите его к себе, проборите хорошо и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать…». На письме резолюция Дзержинского, адресованная к его секретарю, управляющему делами ГПУ В. Д. Герсону: «М. б., Вы могли бы заняться?» Рядом пометка Герсона: «Звонил неоднократно — найти Есенина не мог». Есенин покончил с собой 25 декабря 1925 г.

Награды

Орден Красного Знамени

Глазами современников

Политический оппонент большевизма П. Б. Струве в 1927 году писал в статье «Арривист большевизма»:

«Я его встречал когда-то на туманно-идеалистической заре русского марксизма, когда Раковский был рабски верным и едва ли не за это самым любимым учеником Плеханова. В нем и тогда была ближневосточная элементарность и переходившая в жестокость грубость, которая в странах, бывших под господством Турции, есть историческое наследие этого поверхностного, но жестокого владычества. Это ближневосточная грубость была у Раковского покрыта лоском французской культуры и смягчена прививкой того русского систематизма, которого в то время из русского интеллигентского обихода не могла вытравить никакая, даже прямолинейная, марксистская идеология»

Сочинения

• [revarchiv.narod.ru/rakovsky/oeuvre/degeneration.html Письмо Х. Г. Раковского о причинах перерождения партии и государственного аппарата.] 1928
• [www.1917.com/Marxism/Trotsky/BO/BO_No_35/BO-0371.html Письмо Троцкому] 1928
• [revarchiv.narod.ru/rakovsky/oeuvre/congress.html На съезде и в стране] 1930
• [scepsis.ru/authors/id_144.html Х. Г. Раковский на] «Скепсисе»

См. также

• Красная Симфония
• Вексель судьбы (роман)

Ссылки

• Лев Седов. [socialism.ru/old/index.php?id=1183 Медленная расправа над Х. Г. Раковским]
• Раковский на сайте «Сталинские списки»: [stalin.memo.ru/spiski/pg02199.htm 1] и [stalin.memo.ru/spiski/pg04130.htm 2].
• [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/60982 Спецсообщение Н. И. Ежова И. В. Сталину о Х. Г. Раковском с приложением выписок из показания по его делу], alexanderyakovlev.org

Отрывок, характеризующий Раковский, Христиан Георгиевич

– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.