Кристиан II (король Дании)

Кристиан II Christian II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Копия с портрета кисти Зиттова</td></tr>
король Дании, Норвегии и Швеции
1513 (Дания, Норвегия) 1520 (Швеция) — 1523 (Дания, Норвегия) 1521 (Швеция)
Коронация:	11 июня 1514, Копенгаген (король Дании) 20 июля 1514, Осло (король Норвегии) 4 ноября 1520, Стокгольм (король Швеции)
Предшественник:	Иоганн (Дания, Норвегия) Стен Стуре младший (регент) (Швеция)
Преемник:	Фредерик I (Дания, Норвегия) Густав I Васа (Швеция)
Рождение:	1 июля 1481(1481-07-01) Нюборг
Смерть:	25 января 1559(1559-01-25) (77 лет) Калуннборг
Род:	Ольденбурги
Отец:	Иоганн (король Дании)
Мать:	Кристина Саксонская
Супруга:	Изабелла Габсбургская
Автограф:
Награды:

Кристиан II (дат. Christian 2.; 1 июля 1481, Нюборг — 25 января 1559, Калунборг) — король Дании и Норвегии с 1513 по 1523 годы, король Швеции с 1520 по 1521 годы, из династии Ольденбургов. Сын короля Иоганна и Кристины Саксонской (1461—1521).

Ранние годы

Шести лет от роду он был помещён отцом в дом именитого копенгагенского бюргера Ганса Переплетчика, жена которого слыла одной из самых достойнейших женщин Дании, и рос некоторое время в обществе двух сыновей названной четы.

Затем Кристиана отдали на воспитание к Юргену Гинце, который в числе прочих мер для укрощения необузданного нрава своего питомца брал его с собой в церковь и заставлял петь на клиросе с мальчиками-певчими. Гинце, однако, оказался не в силах справиться с мальчиком, и король взял сына обратно к себе, поручив его воспитание немцу Конраду Бранденбургу, человеку очень гуманному, который и сумел благотворно повлиять на Кристиана. Впрочем, и этот воспитатель не мог удержать молодого принца от бесшабашных ночных прогулок по городу, во время которых он часто приходил в столкновение с городской стражей.

Правление

Похождения эти не мешали, однако, Кристиану живо интересоваться общественными делами и политикой. Ещё ребёнком Кристиан был признан наследником датской короны, в 1494 году утверждён наследником норвежской, а в 1497 году — и шведской короны. Достигнув 18 лет, Кристиан лично принял присягу от депутатов всех областей Швеции и предпринял в сопровождении наместника Швеции Стена Стуре Старшего поездку по стране, чтобы завоевать себе симпатии населения. Он с жаром воспринимал гуманитарные идеи своего века; низшие сословия рано нашли в нём заступника и покровителя.

Необузданно пылкий, своевольный нрав его, однако, не смягчился с годами; все должно было преклоняться перед его волей. При встрече с затруднениями, которых нельзя было сломить сразу, Кристиан часто изменял свои планы; ему недоставало устойчивости и выдержки. Главной его целью была неограниченная власть, и он стремился к ней, не разбирая путей. Все свои свойства, и хорошие, и дурные, Кристиан проявил в полной мере ещё в течение своего 6-летнего наместничества в Норвегии (1506—1512). Непокорные норвежские дворяне были удалены от управления страной и заменены более податливыми датчанами; возмущения подавлены с неумолимой жестокостью; притязания ганзейских городов сурово отвергнуты; путём быстрых энергичных набегов восстановлено спокойствие в Швеции. Епископа Гаммера он по одному подозрению в измене заключил в тюрьму, не обращая ни малейшего внимания ни на папу, ни на все духовенство, ни даже на собственного отца и короля. «Епископам, — говорил он, — не след проживать в каменных крепостях-замках; пусть живут в простых помещичьих усадьбах».

Высшие сословия скоро поняли, какого сурового господина приобретут в будущем короле. Когда умер король Иоганн (в 1513 году), Кристиану пришлось для получения короны подписать очень стеснительную капитуляцию. В 1514 году он короновался в Копенгагене, а год спустя сочетался браком с Изабеллой Габсбургской (1501—1526), сестрой императора Карла V. И после брака, однако, продолжалась его связь с дочерью голландской мещанки Сигбритты, нежно любимой им Дивеке, которая оказывала на него благотворное, сдерживающее влияние. В 1517 году Дивеке умерла, и в Кристиане произошёл крутой поворот к худшему. Он окончательно ожесточился, особенно против дворян, которых подозревал в отравлении Дивеке, и в то же время все больше и больше подпадал влиянию Сигбритты, матери Дивеке, около которой сгруппировались разные тёмные личности.

Враждебные отношения к датскому дворянству все обострялись и до крайних мер со стороны Кристиана не дошли только потому, что его отвлекала борьба со Швецией. В 1520 году он короновался в Стокгольме и целым рядом беззаконных мер, в том числе и знаменитой «Стокгольмской кровавой баней», попытался закрепить за собой и своим потомством полную верховную власть над Швецией, объявив себя наследственным её королём. В 1521 году Кристиан отправился в Нидерланды, где добился от императора Карла V поддержки против Любека и уступки ленных прав на Гольштейн. Эразм Роттердамский и Альбрехт Дюрер часто бывали гостями Кристиана.

Возвратившись на родину, Кристиан стал вводить у себя новые порядки по образцу нидерландских. Издавались законы, свидетельствовавшие о стремлении Кристиана к просвещению, к улучшению положения среднего и низшего классов.

«Не должно быть продажи людей крестьянского звания; такой злой, нехристианский обычай, что держался доселе в Зеландии, Фольстере и др., чтобы продавать и дарить бедных мужиков и христиан по исповеданию, подобно скоту бессмысленному, должен отныне исчезнуть»
Из указа короля Кристиана II

Новшества встретили ожесточенный отпор со стороны дворян и духовенства, видевших в каждом шаге Кристиана стремление ослабить их значение и достигнуть самодержавной власти. Более всего утверждали их в этом мнении его попытки добиться того, чтобы корона Дании с неотделимой от неё норвежской стала наследственной в его роде, как и корона Швеции. Сначала возмутились против Кристиана несколько ютландских епископов и членов государственного совета.

Время в изгнании

Кристиан вступил с ними в переговоры и дождался того, что к возмутившимся присоединилась вся Ютландия. Даже крестьяне и горожане объединились с дворянами, испуганные чрезмерными налогами. Кристиан с женой, детьми и группой преданных людей отплыл в Германию за помощью. Император был в это время вовлечен в войну с Францией; нечего было и думать о получении с него остававшейся за ним части приданого жены Кристиана.

Целый год Кристиан пробыл в Германии, тщетно ища средств для снаряжения войска на выручку остававшейся ему верной столицы Дании, осажденной войсками его дяди Фредерика, которого датское дворянство избрало в короли. В подавленном состоянии духа Кристиан искал утешения в проповедях Мартина Лютера. До тех пор Кристиан видел в Реформации лишь политическое орудие и пользовался ею для достижения личных целей; теперь он, по-видимому, стал искренним лютеранином, долго жил в Виттенберге у художника Лукаса Кранаха, часто виделся с самим Лютером, поручил двум своим спутникам Гансу Миккельсену и Кристиану Винтеру перевод с немецкого на датский язык Нового Завета, а сам занялся переводом Ветхого.

Сближение с Лютером расстроило его отношения с императором. Кристиану пришлось вместе с семьей переселиться в Люттих. На прожитие ему с семьей и свитой отпускалось, по приказанию императора, по 500 гульденов в месяц; этого не хватало, и королевской семье приходилось, терпя нужду, закладывать не только драгоценности, но даже игрушки детей. После смерти королевы в 1526 году у Кристиана отобрали детей из опасения, чтобы он не воспитал их еретиками.

По окончании войны Карла V с Францией виды Кристиана на будущее улучшились, но в видах обеспечения за собой поддержки императора и успешной борьбы с Фредериком I и Густавом Вазой, действовавшими в качестве покровителей лютеранства, Кристиану пришлось опять стать католиком и гарантировать в своих государствах неприкосновенность и первенство католической церкви. Обещанная ему императором денежная помощь не была оказана; тем не менее он собрал войско в 10000 человек и, произведя внезапное нападение на голландские города, служившие гарантией в уплате ему приданого, вынудил у них помощь, несмотря на тайное и явное противодействие императора.

Последние годы жизни

В октябре 1531 года был снаряжен флот, и Кристиан отплыл на завоевание утраченных корон. Флот был разбит бурей, и ему удалось лишь с небольшой частью войска достигнуть Норвегии, откуда он предполагал действовать, заручившись сочувствием некоторых католических епископов. Силы его, однако, были уже не прежние; он скоро убедился в бесплодности борьбы и решился вступить в личные переговоры со своим дядей и врагом Фредериком I, для чего прибыл в Данию, положившись на то, что ему был гарантирован свободный пропуск, но был вероломно схвачен и заточен в Сённерборгский замок. Фредерик I заранее связал себя обещанием перед датским и гольштейнским высшим дворянством считать Кристиана государственным пленником.

8 лет он провёл в самом строгом заключении; в 1540 году королю Кристиану III удалось несколько облегчить его положение, а в 1549 году перевести его в замок Калунборг, где он и провёл остаток дней своих в сравнительно сносных условиях. Похоронен король Кристиан II был в королевской часовне францисканского монастыря в городе Оденсе. В XIX веке останки короля были перезахоронены и теперь покоятся в соборе Святого Кнуда.

Литература

Христиан II, датский король // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Кристиан II (король Дании)

– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.