Хромая судьба

Хромая судьба
Обложка первого издания (1989 г.)
Автор:	А. Стругацкий, Б. Стругацкий
Жанр:	драма, фантастика
Язык оригинала:	русский
Оригинал издан:	1986
[www.lib.ru/STRUGACKIE/hromaqsudx.txt Электронная версия]

«Хрома́я судьба́» — роман Аркадия и Бориса Стругацких (1986). Написан в период с 1971 по 1982 год. Впервые опубликован (в сокращённом виде) в журнале «Нева» в 1986 году.

Сюжет

Сюжет романа состоит из двух сюжетных линий.

Время действия первой: пять дней в январе 1982 года, место действия: Москва, СССР. Главный герой — немолодой писатель Феликс Александрович Сорокин, член Союза писателей СССР. К нему, в числе других членов этой организации, обратился секретариат Союза писателей с просьбой сдать для научных исследований образец их литературного творчества — несколько страниц любого текста — с целью исследования в области теории информации. Какими бы ни были цели научных изысканий — это оценка творчества Феликса Сорокина и ответственный момент в писательской жизни.

Феликс Сорокин начинает разбирать свой архив, желая подобрать что-либо подходящее для запроса. Перечитывая архив, писатель погружается в воспоминания, разбирая давно заброшенные и полузабытые рукописи. Дело доходит и до Синей Папки. Так Сорокин называет своё сокровенное произведение, которое пишет много лет «в стол».

Дилемма для Сорокина — не отдать ли исследователям Синюю Папку? Дело в том, что среди его коллег уже прошёл слух, что под исследованием в области теории информации скрываются испытания уникальной компьютерной программы, которая якобы может беспристрастно оценить степень талантливости произведения. Здесь Феликс Сорокин вспоминает рассказ Акутагавы Рюноске «Мензура Зоили», навеявший подобный сюжет.

Феликс Сорокин боится за свою Синюю Папку — а вдруг главный труд его жизни на поверку окажется заурядной писаниной графомана — и несёт на исследования какие-то проходные переводы технических текстов.

Испытания программы происходят в «Институте лингвистических исследований АН СССР» (вымышленном авторами). Как выясняется, программа, которая оценивает текст писателей, на самом деле оценивает так называемое НКЧТ (наивероятнейшее количество читателей текста), которое, вообще говоря, к художественной ценности текста имеет косвенное отношение. В качестве примера авторы программы дают ей на вход передовицу «Правды» и, как результат, получают семизначное число.

В лаборатории Феликс сталкивается с безымянным учёным, который намекает, что знает о существовании Синей Папки (хотя Сорокин хранит существование произведения в тайне).

На следующий день после посещения института Сорокин опять сталкивается с этим учёным, но уже в ресторане Союза писателей. Концовка романа метафорична. Загадочный учёный принимает облик и имя Михаила Афанасьевича (Булгакова), любимого писателя Сорокина, словно наблюдающего свыше за судьбой писателя. Михаил Афанасьевич объясняет Сорокину, что же главное в творчестве.

Поймите, Феликс Александрович, нет мне никакого дела ни до ваших внутренних борений, ни до вашего душевного смятения, ни до вашего, простите меня, самолюбования. Единственное, что меня интересует, — это ваша Синяя Папка, чтобы роман ваш был написан и закончен. А как вы это сделаете, какой ценой — я не литературовед и не биограф ваш, это, право же, мне не интересно.

Вторая сюжетная линия: история, рассказанная в Синей папке. Главный герой — Виктор Банев, тоже писатель, живёт в абстрактном тоталитарном государстве. Он вернулся в родной город, где происходят таинственные события.

История создания и публикации

Основная идея, связанная с Мензурой Зоили, возникла у авторов в 1971 году. Но роман «Хромая судьба» (главы о Сорокине) был написан только в 1982 году. Тогда же авторы решили, что в роман следует включить текст рукописи главного героя (Синюю Папку). Сначала это должен был быть уже написанный и неопубликованный роман «Град обрече́нный», но тогда получалось, что объём Синей Папки превышает объём основного повествования. В «Хромой судьбе» остался фрагмент, связывающий её с «Градом…», — описание картины Николая Рериха, которая, собственно, и называется «Град обрече́нный»:

И была наклеена на титульный лист дрянная фоторепродукция: под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме, а вокруг города и вокруг холма обвился исполинский спящий змей с мокро отсвечивающей гладкой кожей.

Было решено, что Синей Папкой станет повесть «Гадкие лебеди», тоже неопубликованная и расходившаяся в самиздате. Главы о писателе Сорокине и главы о писателе Баневе из Синей Папки чередовались друг с другом — здесь был использован популярный приём «роман в романе». «Для того чтобы читатель поверил Ф. Сорокину, — пишет критик О. Шестопалов, — Стругацкие отдают ему одну из лучших своих книг. (То же и, вероятно, по сходным причинам сделал в „Мастере и Маргарите“ Михаил Булгаков)».

Роман был опубликован в 1986 году, в восьмом номере журнала «Нева», в сокращённом виде — без Синей Папки. В 1987 году повесть «Гадкие лебеди» была опубликована как самостоятельное произведение, и после этого в 1989 году в издательстве «Советский писатель» вышел полный авторский вариант «Хромой судьбы».

Прообразом для Сорокина стал герой «Театрального романа» Булгакова Максудов и сам Аркадий Натанович Стругацкий. Феликса Сорокина многое объединяет с Аркадием Стругацким. Оба они служили в армии военными переводчиками, в совершенстве владели английским и японским языками, любили детективы Дэшила Хэммета (известно, что Борис Стругацкий предпочитал Рекса Стаута и Эда Макбейна), занимались переводами и писали сценарии. Как и Стругацкие, Сорокин долгое время не печатался, перебиваясь переводами, и писал в стол, хорошо понимая, что, вероятнее всего, при жизни он не сможет опубликовать Синюю Папку. Аркадий Натанович даже говорил, что хотел бы сыграть этого персонажа в кино.

Многие фрагменты романа отсылают к другим произведениям Стругацких. Сборник фантастических рассказов Сорокина «Современные сказки» во многом схож с повестью «Понедельник начинается в субботу». В обеих книгах упоминаются Упанишады и сказочные герои в качестве персонажей книги. В качестве ненаписанного Сорокиным сюжета фигурирует история, позже использованная Стругацкими в качестве основы для сценария «Пять ложек эликсира» и фильма «Искушение Б.» (1990).

Проблематика

Борис Натанович Стругацкий в своих воспоминаниях писал:

…"Хромая судьба" это — прежде всего — роман о беспощадно надвигающейся старости, от которой нет нам ни радости, ни спасения — «признание в старости», если угодно.

Непростые взаимоотношения с коллегами по писательскому цеху, когда приходилось думать одно, а на официальных собраниях говорить совершенно другое, также нашли своё отражение в романе.

Ссылки

• [rusf.ru/abs/books/hs_gl00.htm Роман «Хромая судьба»]
• [rusf.ru/abs/books/bns-08.htm Б. Стругацкий. «Комментарии к пройденному. 1974—1984 годы»]
• [rusf.ru/abs/rec/rec14.htm О. В. Шестопалов. «Тридцать лет спустя»]

Отрывок, характеризующий Хромая судьба

В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.