Хроника Великой Отечественной войны/Сентябрь 1942 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Содержание

1 сентября 1942 года. 437-й день войны

Юго-Восточный фронт. 1 сентября (вторник) противник перешёл в наступление в направлении на разъезд Басаргино, ст. Воропоново. На участке Карповская — Нариман противник прорвал оборону Юго-Восточного фронта, продвинулся на север в направлении разъезда Басаргино — Яблочный, расположенного в 3 км западнее Сталинграда . Немцы заняли Басаргино.

1 сентября правый фланг 6-й армии Паулюса соединился с левым флангом 4-й танковой армии Гота на реке Червленая в районе Старый Рогачик. К этому времени главные силы 62-й и 64-й армий уже были отведены на восток и занимали оборону по рекам Россошка и Червленая. Противнику удалось замкнуть клещи не по берегу Волги с захватом всего Сталинграда, а западнее его. Но в замкнутых клещах наших войск уже не было. С этого времени главные силы 6-й армии Паулюса и 4-й танковой армии Гота были нацелены в основном на центральную часть города, вдоль железных дорог: Калач—Сталинград и Сталинград—Котельниково.

Военный совет Сталинградского и Юго-восточного фронтов обратился с приказом к бойцам, командирам и политработникам — защитникам Сталинграда, призывая их не допустить врага к Волге, защитить город Сталинград.

Закавказский фронт. В ночь войска 1-й немецкой ТА группы армий «А» нанесли отвлекающие удары восточнее Моздока. Началась Моздокско-Малгобекская оборонительная операция Северной группы войск (37, 9, 44 и 58-я армии, 11-й гвард. ск, 4-я ВА) Закавказского фронта. Главный удар враг обрушил на соединения 9-й армии. К началу этого наступления общее соотношение сил на грозненском направлении было в пользу советских войск. Но так как командование Северной группы продолжало держать свои силы распределёнными равномерно по всему фронту, противник имел на направлении главного удара значительное количественное превосходство не только в танках и авиации, но и в пехоте и артиллерии.

1 сентября Ставка преобразовала войска Северо-Кавказского фронта в Черноморскую группу и передала её в состав Закавказского фронта. В группу вошли войска 12, 18, 47 и 56-й армий, 4-й гвардейский кавалерийский корпус. В связи с выходом немецко-румынских войск к внешнему обводу оборонительного района, командующий фронтом приказал главные силы 47-й армии сосредоточить на направлении Неберджаевской и Верхне-Баканского. Из резерва фронта в армию передавалась 318-я стрелковая дивизия под командованием полковника В. А. Вруцкого.

Гальдер Франц[1] Группа армий «А». Успехи под Новороссийском. В остальном — без изменений. Группа армий «Б». Хорошие успехи под Сталинградом и улучшение обстановки на правом фланге у итальянцев благодаря контрудару немецких войск. На остальных участках — спокойно. Группа армий «Центр». На всем фронте поразительная тишина. Отмечается усиленное эшелонирование противника в глубину. Группа армий «Север». На участке прорыва у Ладоги снова нажим противника в северном направлении.

Совинформбюро[2]. В течение 1 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда.

2 сентября 1942 года. 438-й день войны

Западный фронт . Утром 2 сентября (среда) после короткой артподготовки войска 20-й армии пошли в наступление в направлении на Гжатск. В 2-дневных боях танкисты прорвали первую и вторую позиции обороны. Однако затем танковые бригады оторвались от пехоты и не смогли закрепиться на достигнутом рубеже. В то же время бригады подвергались непрерывным ударам вражеской авиации и понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Оказавшись не в состоянии развить успех и преодолеть всю оборону противника (8-10 км), наши командиры были вынуждены 4 сентября отвести части на исходные позиции.

Обнаружив перегруппировку главных сил танковой армии юго-западнее Козельска, немецкая авиация стала наносить непрерывные массированные удары. Поэтому советские войска перешли в наступление только в 13 часов. Наиболее ожесточённые бои развернулись на направлении главного удара в районе Ожигово. 264-я стрелковая дивизия не смогла сломить сопротивление врага, форсировать реку, овладеть Ожигово и создать 15-му танковому корпусу условия для ввода в прорыв. Поэтому в середине дня комкор ввёл в бой 17-ю мотострелковую бригаду и 2 моторизованных батальона автоматчиков. После короткой артподготовки они форсировали реку и к исходу дня овладели Ожигово.[3] (стр. 353)

Юго-Восточный фронт . Войска 62-й и 64-й армий 2 сентября вынуждены были отойти на внутренний обвод сталинградских укреплений, 62-я армия заняла оборону на участке Рынок, Орловка, Гумрак, Песчанка (2 км южнее ст. Воропоново) и на этом рубеже сдерживала натиск вражеских войск. Оперативная группа полковника Горохова получила задачу: опираясь на противотанковые районы Спартановка, посёлок СТЗ, не допустить продвижения противника к Сталинграду с севера. 64-я армия отошла на рубеж Старо-Дубовка — Елхи — Ивановка, прикрывая Сталинград с юго-запада. Войска 57-й и 51-й армий обороняли Сталинград с юга и юго-востока.

Соотношение сил 62-й армии и противника[4] (стр. 93):

62-я армия Войска противника Соотношение
Люди 45000 80000 1:1,8
Орудия калибра 76-мм и крупнее 85 630 1:7,5
Орудия ПТО 260 490 1:1,9
Миномёты калибра 82-мм и крупнее 150 760 1:5
Танки 108 390 1:3,6

В станице Нижне-Чирская (оккупированная территория Сталинградской области) отделением Харьковской зондеркоманды были расстреляны 47 воспитанников Нижне-Чирского детского дома для умственно отсталых детей в возрасте от 3 до 12 лет. Младшие и наиболее ослабленные дети были закопаны заживо.

Закавказский фронт. 2 сентября войска 1-й танковой армии противника форсировали Терек южнее Моздока и силами двух танковых и двух пехотных дивизий вклинились в оборону советских войск на глубину до 12 км. Переправа основных сил противника была сорвана фланговой атакой 11-го гвардейского корпуса.

В ночь на 2 сентября войска 46-й немецкой пехотной дивизии и 3-й румынской горной дивизии начали форсирование Керченского пролива. Высадке пытались противодействовать береговая артиллерия, подразделения морской пехоты и авиация Черноморского флота. Вышедшие из Новороссийска в южную часть Керченского пролива торпедные катера не нашли десантные суда, так как противник действовал в северной части пролива.

Гальдер Франц .Переправа на Тамань удалась; успешные действия под Сталинградом. Войска 2-й танковой, 9-й и 18-й армий отразили удары, которые противник снова пытался нанести частью своих сил.

Совинформбюро . В течение 2 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районе северо-западнее Новороссийска.

3 сентября 1942 года. 439-й день войны

Западный фронт . Бои юго-западнее Козельска. Сломив сопротивление противника, 3-й танковый корпус совместно с 342-й стрелковой дивизией к исходу 3 сентября (четверг) овладел Волосово, а 1-я гвардейская мотострелковая дивизия форсировала Вытебеть и освободила Жуково. 3 сентября через Вытебеть переправилась 195-я танковая бригада и устремилась на Перестряж. Однако овладеть им не смогла, так как наткнулась на большой овраг, который прикрывался огнём немецкой противотанковой артиллерии, а вскоре противник атаковал танками с левого фланга. Хотя контратаку удалось отбить, наступление 195-й танковой бригады приостановилось. Не смогли развить успех на запад и остальные войска 3-й танковой армии, а также и ударная группа 16-й армии, наступавшая с севера. Вечером 3 сентября из-за отсутствия танков в резерв Ставки был выведен 3-й танковый корпус. ([3] стр. 354)

Сталинградский фронт . 3 сентября 1-я гвардейская армия перешла в наступление. Она начала его без достаточной артиллерийской и авиационной подготовки и поддержки, не успев подтянуть к исходным позициям всех своих сил. Паулюс заблаговременно укрепил свой левый фланг, создавая здесь мощную огневую систему и эшелонированную оборону. Германское командование отслеживало сосредоточение советских войск. Перед самым началом советской атаки немцы нанести артиллерийский удар по сосредоточившимся на рубежах атаки дивизиям, причинив им большой урон, а с переходом частей в наступление бросили против них авиацию. В результате, продвинувшись на 5-6 км, армия Москаленко была остановлена противником. На следующий день советские войска, введя в бой второй эшелон, продолжали атаковать на тех же направлениях и с тем же результатом. Снова в момент начала атаки заговорила германская артиллерия и полтора часа наносила удары по рубежам сосредоточения, и вновь в воздухе господствовала германская авиация. ([3] стр. 530)

Юго-Восточный фронт . Утром 3 сентября немцы повели наступление по всему фронту. К полудню на левом фланге 64-й армии им удалось переправиться через реку Червленую и прорвать оборону у посёлков Цыбино и Нариман. На участке 62-й армии, преодолев советские позиции на реке Россошка, противник вышел на линию разъезда Басаргино. Советские войска с тяжёлыми боями отходили на последние позиции, к Сталинграду. Армии понесли большие потери, в некоторых дивизиях оставалось по 500—1000 человек, в десяти танковых бригадах, действовавших в полосе 62-й и 64-й армий, имелось всего 146 танков. ([3] стр. 527)

В директиве от 3 сентября Ставка указала своему представителю в штабе Сталинградского фронта генералу армии Г. К. Жукову: «Положение со Сталинградом ухудшилось Противник находится в трёх верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось мало».[5](стр. 438)

Закавказский фронт. 3 сентября противник южнее Моздока был отброшен подошедшими соединениями 11-го гвардейского стрелкового корпуса на 9 километров в северном направлении. Однако враг не отказался от своего замысла прорваться в долину Алхан-Чурт. Более двух недель шли упорные бои в районе Малгобека.

Начались наступательная операции 46-й армии Закавказского фронта на Клухорском перевале.

Гальдер Франц. Успехи под Новороссийском, на Тереке и под Сталинградом. В остальном без перемен. Атаки противника на фронте 9-й и 18-й армий отражены…

Совинформбюро. В течение 3 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также северо-западнее Новороссийска.

4 сентября 1942 года. 440-й день войны

Группа армий «Север». Манштейн Эрих : «4 сентября вечером мне позвонил Гитлер. Он заявил, что необходимо моё немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы… Севернее дороги, идущей из Ленинграда через Мгу на восток, противнику удалось захватить участок фронта 18 армии шириной 8 км и продвинуться примерно на 12 км в западном направлении, до района севернее Мги… В последующие дни в ходе тяжёлых боёв нам удалось остановить противника.»[6] (стр. 301)

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: « После 4 сентября мы не смогли продвинуться ни на один метр. Противник отбивал все атаки наших войск. Тогда Военный совет фронта решил ввести в бой третий эшелон. Одновременно наносила встречный удар Невская оперативная группа Ленинградского фронта. На этот раз она начала действовать более активно. Но и это не помогло изменить ход событий. 2-й ударной армии удалось ликвидировать несколько огневых точек врага и местами улучшить занимаемое войсками положение. Однако для развития наступления сил оказалось недостаточно.»[7] (стр. 311)

Западный фронт. Бои юго-западнее Козельска. С подходом в район Ожигово главных сил 254-й стрелковой дивизии 113-я танковая бригада полковника А. С. Свиридова и 17-я мотострелковая бригада 15-го танкового корпуса 4 сентября (пятница) были перегруппированы в район Волосово, получив задачу совместно с 342-й стрелковой дивизией наступать на Тростянку. В течение последующих пяти суток советские войска несколько раз пытались возобновить наступление, но из-за упорного сопротивления противника, недостатка сил и средств, а также нехватки боеприпасов успеха не имели. Наши войска в эти дни не столько наступали, сколько отражали контратаки подошедших 9-й и 17-й танковых дивизий противника.

Сталинградский фронт . С 4 сентября в составе Сталинградского фронта стала действовать вновь созданная 16-я воздушная армия под командованием генерал-майора авиации С. И. Руденко.

Юго-Восточный фронт . Противник в течение дня пытался ударами с запада и северо-запада овладеть Сталинградом. К исходу дня занял Елхи и продвинулся вглубь обороны советских войск на 1,5 км.

3 — 4 сентября Военный совет и штаб фронта передислоцировались за Волгу в район хутора Ямы Краснослободского района. Самым большим воинским начальником в Сталинграде остался комендант гарнизона полковник А. А. Сараев.

Командующий войсками Юго-Восточного фронта генерал-полковник Еременко приказал командующему 62-й армией нанести удар в направлении Опытная станция — Таловой — Ежовка — Верхняя Ельшанка — Песчанка.

Закавказский фронт. В ночь на 4 сентября войска Клейста нанесли сильный удар из районов Предмостного и Кизляра на Вознесенское. Наступление велось группами танков (около 100 машин 3-й дивизии) с десантом на броне, поддерживаемых двумя дивизионами штурмовых орудий. В полосе 9-й армии им удалось продвинуться на 12 км южнее Предмостного. Во второй половине дня генерал Коротеев ввёл в бой 62-ю морскую стрелковую бригаду с 249-м танковым батальоном, 47-й гвардейский истребительно-противотанковый дивизион и остановил противника у подножия Терского хребта. Большую помощь советским наземным войскам оказывала в это время авиация 4-й воздушной армии, работая по неприятельским плацдармам, переправам и непосредственно над полем боя.

С утра 4 сентября немцы попытались прорваться к Новороссийску со стороны Неберджаевской. В контратаку совместно с 1-й сводной бригадой был брошен полк морской пехоты. Их активно поддерживала береговая и корабельная артиллерия. Лидер «Харьков» и эсминец «Сообразительный» произвели огневой налет по скоплениям вражеских войск.

Гальдер Франц. Потери с 22.6. 1941 года по 31.8. 1942 года: ранено — 1 189 928 человек, из них 33 590 офицеров; убито — 326 791 человек, из них 12 072 офицера; пропало без вести — 72 363 человека, из них 1033 офицера. Всего 1 589 082 человека, из них 46 701 офицер.

Обстановка на фронте: Успехи на Тамани. Новороссийск и Терек — тоже. Успешное продвижение в Сталинграде. Упорные оборонительные бои на фронте 2-й и 3-й танковых и 9-й армий. Менее отрадное положение на участке прорыва у 26-го армейского корпуса. 24-я дивизия также вынуждена была перейти к обороне…

Совинформбюро. В течение 4 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, северо-западнее Новороссийска, в районе Моздок и ожесточённые бои в районе Ржева.

5 сентября 1942 года. 441-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: « К 5 сентября наибольшая глубина прорыва составила девять километров. К этому времени нашим войскам противостояло пять пехотных, три горно-егерские и одна танковая немецкие дивизии. Фашистское командование подтянуло к участку прорыва большое количество артиллерии, в том числе тяжёлой, а также особой мощности, переброшенной из Крыма или снятой непосредственно из-под Ленинграда, и нацелило на место прорыва большую часть авиации 1-го воздушного флота.» ([7] стр. 311)

Сталинградский фронт . 5 сентября (суббота) Жуков ввёл в бой 24-ю и 66-ю армии — справа и слева от 1-й гвардейской. Цель: мощным фланговым ударом разгромить продвинувшуюся к Волге вражескую группировку, соединиться с войсками 62-й армии и восстановить общую с Юго-Восточным фронтом линию обороны. Войска вступали в сражение прямо с 50-километрового марша, разведка не выявила группировку и огневую систему противника, артиллерия не смогла её подавить, поэтому сбить немцев с позиций не получилось.

Жуков Георгий Константинович : «На рассвете 5 сентября по всему фронту 24, 1-й гвардейской и 66-й армий началась артиллерийская и авиационная подготовка. Однако плотность артиллерийского огня даже на направлениях главных ударов армий была небольшой и не дала необходимого результата. После залпов „катюш“ началась атака. Я следил за ней с наблюдательного пункта командующего 1-й гвардейской армией. По мощности огня, которым встретил противник наши атакующие войска, было видно, что артиллерийская подготовка не дала нужных результатов и что глубокого продвижения наших наступающих частей ожидать не следует. Примерно через полтора-два часа из докладов командующих войсками стало известно, что на ряде участков противник своим огнём остановил наше продвижение и контратакует пехотой и танками. Авиационная разведка установила, что из района Гумрак—Орловка—Большая Россошка на север движутся большие группы танков, артиллерии и мотопехоты противника. Появившаяся авиация противника начала бомбардировку наших боевых порядков. Во второй половине дня вступили в бой новые части противника и на некоторых участках оттеснили наши войска на исходные рубежи. Продолжавшийся весь день напряжённый огневой бой к вечеру почти затих. Мы подвели итоги. За день сражения наши части продвинулись всего лишь на 2—4 километра, 24-я армия осталась почти на исходных позициях. К вечеру войскам дополнительно подвезли снаряды, мины и другие боеприпасы. С учётом выявленных за день боя данных о противнике было решено в течение ночи подготовить новую атаку, произведя в пределах возможного необходимую перегруппировку.»[8](стр. 76)

Юго-Восточный фронт . 5 сентября противник захватил станцию Воропоново и, подтягивая резервы, пытался развивать безостановочное наступление через станцию Садовая. Опасность удара противника в этом направлении усугублялась тем, что здесь проходил стык 62-й и 64-й армий. После упорных боёв у станции Котлубань и села Малые Россошки 101-й гвардейский стрелковый полк 35-й гвардейской стрелковой дивизии получил приказ отойти к Сталинграду. Всю ночь подразделения полка с боями отходили, пробиваясь через боевые порядки противника, который мелкими группами вышел в тыл нашим частям. Выйдя к утру 5 сентября на окраину Сталинграда, полк получил приказ срочно выдвинуться в район станции Воропоново и задержать там прорвавшиеся танки противника. Хотя и с большими потерями с нашей стороны, особенно в стрелковых подразделениях, но все атаки противника были отбиты.

Закавказский фронт. К 5 сентября советские части на катерах, тральщиках и сейнерах покинули Таманский полуостров, в Новороссийск и Геленджик было вывезено около 6000 человек, которые включились в боевые порядки защитников Новороссийска.

Гальдер Франц. Новые успехи на Таманском полуострове и под Новороссийском; в остальном ничего существенного…

Совинформбюро. В течение 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

6 сентября 1942 года. 442-й день войны

6 сентября (воскресенье) ГКО назначил Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова Главнокомандующим партизанским движением.

Сталинградский фронт . Жуков Георгий Константинович : «Наша авиация всю ночь на 6 сентября бомбила противника. Кроме фронтовой авиации, была введена в бой авиация дальнего действия под командованием генерал-лейтенанта А. Е. Голованова. Днём мы повторили атаку, но и на этот раз она была отбита. В течение 6 сентября противник подвел из района Сталинграда новые части. На ряде господствующих высот враг зарыл в землю танки, штурмовые орудия и основательно организовал опорные пункты, которые можно было разбить только мощным огнём артиллерии. Но её у нас тогда было очень мало.» ([8] стр. 77)

Юго-Восточный фронт . За отвод частей 23-го танкового корпуса с рубежа обороны отстранён от должности командующего 62-й армией генерал-лейтенант Лопатин. Временно эту должность занимает генерал-майор Крылов.

Закавказский фронт. Немцам удалось захватить перевал Волчьи Ворота, Абрау-Дюрсо и Южную Озерейку, а с рассветом 6 сентября выйти на дорогу Неберджаевская — Мефодиевский и прорваться к северо-западным окраинам Новороссийска.

Гальдер Франц. Новороссийск взят. У Сталинграда отражаются усиленные атаки. На остальных участках фронта относительно спокойно.

Совинформбюро. В течение 6 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

8 сентября 1942 года. 444-й день войны

Юго-Восточный фронт . 8 сентября (вторник) 6-я полевая армия и 4-я танковая армия вермахта вели наступление по всему фронту — на северных, западных и южных подступах к Сталинграду, главный удар нанося в направлении Воропоново — Купоросное, и к исходу дня овладели Садовой — Поляковкой, прервав сообщение штаба Юго-Восточного фронта с 64-й и 57-й армиями. Левый фланг наносящих удар войск достиг Волги в районе Купоросное и соединился там с южным флангом 6-й армии, но правый фланг и центр достигли лишь высот в районе радиовышки и санатория.

Гальдер Франц. Войска ударного крыла на Тереке лишь незначительно продвинулись вперёд. Успехи под Сталинградом, где атаки противника на наш северный фланг стали ослабевать. На остальном фронте никаких особых событий. Противник заметно успокоился.

Совинформбюро. В течение 8 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

9 сентября 1942 года. 445-й день войны

Западный фронт . 29-я и 31-я армии начали наступательную операцию с целью разгрома всей ржевской группировки противника. Боевой приказ фронта требовал от них совместными ударами окружить и уничтожить её, освободив при этом Ржев. Наступление началось 9 сентября (среда) на рассвете после получасовой артиллерийской подготовки. Так как стрелковым дивизиям не удалось полностью осуществить прорыв вражеской обороны, то для его завершения в то же утро в бой были введены части 6-го танкового корпуса. Танкисты одним броском ворвались на немецкие позиции у Белогурово и Зубарево и к 10 часам овладели обеими деревнями. В тот же день войска корпуса завязали бои за Михеево. Немцы особенно яростно цеплялись за Михеево, овладение которым открывало возможность для удара на Ржев с юго-востока. Деревню Михеево танкисты взяли, но наступление в целом провалилось. Корпус Гетмана 12 сентября был выведен в резерв, ввиду больших потерь. ([3] стр. 342)

Гальдер Франц. У Сталинграда медленное продвижение вперёд. На остальных участках фронта спокойно, за исключением 9-й армии, где западнее Зубцова противник добился нескольких вклинений, и за исключением участка фронта на Неве, где отражались усиленные атаки противника.

Совинформбюро. НОВАЯ ЛОЖЬ НЕМЕЦКИХ ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИКОВ. Гитлеровцы на весь мир прославились как первостепенные брехуны. Но впоследнее время немцы настолько заврались и запутались в своих лживых «военныхсообщениях», что перестали даже называть какие-либо цифры потерь противника, а просто перечисляют десятки взбрёвших им в голову номеров дивизий Красной Армии, якобы уничтоженных в боях на советско-германском фронте. Так, например, 8 сентября немецкое командование разразилось сногсшибательной вестью — оно оповестило мир о том, что с 1 мая по 31 августа немецко-фашистскимивойсками якобы уничтожено «56 дивизий и 39 бригад Красной Армии»… Публикуем фактические данные о потерях воюющих сторон с 1 мая по 31 августа с. г. За указанный период боёв на советско-германском фронте понесли значительные потери 42 стрелковые советские дивизии и 25 бригад, из них 14 танковых. За это же время частями Красной Армии были полностью разгромлены (уничтожено более 70 процентов боевого состава) … 73 вражеские дивизии… Таковы факты. В прошедших боях Красная Армия перемолола, таким образом, существенную часть вражеских войск. Пройдёт немного времени, и остальную массу дивизий Гитлера и его вассалов постигнет такой же бесславный конец. Советский народ, Красная Армия найдут каждому немцу, венгру, румыну, итальянцу, словаку, финну, ворвавшемуся в советскую страну, — пулю и два аршина земли!

В течение 9 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

10 сентября 1942 года. 446-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: «Отразив наступление 2-й ударной армии, немецкие войска, в свою очередь, сами нанесли 10 сентября удар по нашим флангам у основания прорыва. Завязалось упорное встречное сражение, вынудившее 2-ю ударную армию перейти к обороне. В последний раз эта армия сумела вклиниться в расположение врага 17 сентября.» ([7] стр. 313)

Группа армий «Север». Манштейн Эрих : «После сосредоточения прибывших к этому времени остальных дивизий армии штаб мог начать решающее контрнаступление. Контрнаступление было организовано с севера и юга, из опорных пунктов уцелевшего фронта, чтобы отрезать вклинившиеся войска противника прямо у основания клина. С юга наступал 30 ак в составе 24, 132, 170 пехотных и 3 горнострелковой дивизий, с севера — занимавший и ранее этот участок фронта 26 корпус с 3 дивизиями: 121 пехотной, 5 и 28 горнострелковыми дивизиями.» ([6] стр. 301)

Западный фронт . 10 сентября (четверг) советские войска юго-западнее Козельска перешли к обороне, а 3-я танковая армия, передав 1-ю мотострелковую дивизию и части усиления Белову и Баграмяну, была выведена в резерв. Наступление велось в условиях господства в воздухе германской авиации и в исключительно тяжёлых условиях местности. В результате, потеряв практически все танки и около 60 тыс. человек убитыми и ранеными, советские войска продвинулись на 8-10 км. Немецкие потери были оценены в 5 тыс. убитыми и 12 тыс. ранеными, более 80 танков и САУ, 150 орудий. ([3] стр. 354)

Сталинградский фронт . Жуков, Георгий Константинович : «10 сентября, ещё раз объехав части и соединения армии, я окончательно укрепился во мнении, что прорвать боевые порядки противника и ликвидировать его коридор наличными силами и в той же группировке невозможно. В таком же духе высказались и генералы В. Н. Гордов, К. С. Москаленко, Р. Я. Малиновский, Д. Т. Козлов и другие. В тот же день я передал Верховному по ВЧ: — Теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, прорвать коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта в городе нам не удастся. Фронт обороны немецких войск значительно укрепился за счёт вновь подошедших частей из-под Сталинграда. Дальнейшие атаки теми же силами и в той же группировке будут бесцельны, и войска неизбежно понесут большие потери. Нужны дополнительные войска и время на перегруппировку для более концентрированного удара Сталинградского фронта. Армейские удары не в состоянии опрокинуть противника.» ([8] стр. 77)

Юго-Восточный фронт . В течение всего дня противник основные усилия направлял на северо-восток — на Городище, стремясь соединиться со своими частями севернее посёлка Рынок и в направлении Купоросное — Бекетовка с целью выйти к Волге. Авиация противника группами до 60 самолётов бомбила боевые порядки 23-го танкового корпуса и район совхоза «Горная Поляна».

Командующим 62-й армией назначен генерал-лейтенант В. И. Чуйков.

Закавказский фронт. В ночь на 10-е сентября советские войска оставили Новороссийск. Защитники города отошли и закрепились на восточном берегу Цемесской бухты.

Командующий группой армий «А» генерал-фельдмаршал Лист предложил отказаться от попыток выхода к Чёрному морю через Кавказский хребет и отвести части горнострелкового корпуса за перевалы, поскольку 49-й горнопехотный корпус рисковал оказаться в изоляции. Лист также заявил о том, что наступление 1-й танковой армии на Баку близко к своей остановке. 10 сентября генерал-фельдмаршал Лист был снят с поста командующего группой армий «А». Гитлер принял его обязанности на себя.

Гальдер Франц. На Кавказе без существенных изменений. У Сталинграда отрадные успехи в наступлении, на северном участке — успешное отражение атак противника. Группа армий «Центр» (на 9.9). Контрудар с участием дивизии «Великая Германия» ещё не дал результатов. Группа армий «Север». Войска Манштейна, наносящие контрудар, встретили сильное сопротивление. На Неве успешно ведутся оборонительные бои.

11 сентября 1942 года. 447-й день войны

Северный флот. Высажен успешный разведывательно-диверсионный десант на мыс Пикшуев.

Юго-Восточный фронт . 11 сентября (пятница) немцы захватили Песчанку и Зелёную Поляну на южных подступах к Сталинграду. В районе Винновка — Латошинка враг вышел на западный берег Волги и к исходу дня занял кожзавод в районе Купоросного. Перед советскими войсками поставлена задача не допустить форсирования реки на участке Средне-Погромное — Красная Слобода — Павловский — Громки.

11 сентября 1942 г., сожжена деревня Дремлево, во время карательной операции "Треугольник", которая велась на территориях Жабинковского, Кобринского, Брестского, Малоритского, Пинского и некоторых других районов.

Гальдер Франц. Никаких существенных изменений в обстановке. Успехи под Сталинградом. Наступление Манштейна остановилось.

Совинформбюро. В течение 11 сентября наши войска вели упорные бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, в районе Моздок, а также на Волховском участке фронта в районе Синявино. После многодневных ожесточённых боёв наши войска оставили г. Новороссийск.

12 сентября 1942 года. 448-й день войны

Ленинградский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: « Неудачно развивались действия и Невской оперативной группы. Попав под удар артиллерии и авиации, ленинградцы вскоре лишились почти всех переправочных средств. Форсирование Невы затормозилось. Малочисленные подразделения, которым удавалось пересечь реку, сбрасывались противником в воду. Чтобы избежать напрасных потерь, Ставка Верховного главнокомандования в директиве от 12 сентября Военному совету Ленинградского фронта приказала операцию по форсированию Невы временно прекратить.» ([7] стр. 312)

Сталинградский фронт . 12 сентября (суббота) В Ставку ВГК из Сталинграда для обсуждения сложившейся обстановки прибыл Г. К. Жуков. Г. К. Жуков и Г. М. Маленков доносили следующее: «Москва, тов. Сталину. Начатое наступление 1, 24 и 66-й армий мы не прекращаем и проводим его настойчиво. В проводимом наступлении, как об этом мы Вам доносили, участвуют все наличные силы и средства. Соединение со сталинградцами не удалось осуществить потому, что мы оказались слабее противника в артиллерийском и авиационном отношении. Наша 1-я гв. армия, начавшая наступление первой, не имела ни одного артиллерийского полка усиления, ни одного полка НТО и ПВО.

Обстановка под Сталинградом заставила нас ввести в дело 24-ю и 66-ю армии 5.9, не ожидая их полного сосредоточения и подхода артиллерии усиления. Стрелковые дивизии вступали в бой прямо с пятидесятикилометрового марша. Такое вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы против нашей группировки, чем облегчилось положение защитников города, который без этого удара был бы взят противником. Никаких других и неизвестных Ставке задач мы перед собой не ставили…

Сегодняшний день наши наступающие части, так же как и в предыдущие дни, продвинулись незначительно и имеют большие потери от артиллерийского огня и авиации противника, но мы не считаем возможным останавливать наступление, так как это развяжет руки противнику для действий против Сталинграда. Мы считаем обязательным для себя даже в тяжёлых условиях продолжать наступление, перемалывать противника, который не меньше нас несёт потери, и одновременно будем готовить более организованный и сильный удар. Боем установлено, что против северной группы в первой линии действуют шесть дивизий: три пехотные, две мотодивизии и одна танковая. Во второй линии против северной группы сосредоточено в резерве не менее двух пехотных дивизий и до 150—200 танков».[9]

Чуйков Василий Иванович : «Думаю, что в те дни ни Г. К. Жуков, ни Г. М. Маленков не могли правильно оценить из-за отсутствия полных данных значимость переброшенных Паулюсом войск против нашего наступления с севера. Поэтому в документе могло появиться утверждение, что от Сталинграда переброшены „главные силы“. Теперь нам доподлинно известно и из наших источников и из немецких данных, что Паулюс перебросил всего лишь две дивизии с северо — западных подступов к городу. Против Сталинграда оставались задействованными двенадцать дивизий противника, которые готовились для атаки города.

В книге „Великая победа на Волге“ под редакцией Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского так оцениваются эти события. „Основной причиной неуспеха советских войск, несмотря на их превосходство в силах и средствах к началу наступательных действий, являлось то, что группировка сил левого крыла Сталинградского фронта не отвечала сложившейся обстановке и не имела ярко выраженного направления главного удара для решения важной задачи — соединения с 62-й армией. Армии наступали в полосах шириной до 12 километров, в растянутых боевых порядках, в строго намеченных границах армейских полос. Соединения армий не успели должным образом сориентироваться на открытой местности и организовать взаимодействие и управление. Группировка противника и система его обороны перед началом наступления и в ходе его вскрыты не были. В результате артиллерия и реактивные установки, не имея полных данных, оказались вынужденными во время артиллерийской подготовки атаки подавлять второстепенные цели, оставляя основные объекты без воздействия. Исходное положение пехоты для атаки находилось на большом удалении от переднего края противника“. Безусловно, это наиболее объективная оценка действий нашего командования на левом фланге сталинградской группировки противника.» ([4] стр. 96)

Юго-Восточный фронт . Чуйков Василий Иванович : «Обстановка к исходу дня 12 сентября сложилась так: против войск 62-й армии наступали войска 6-й полевой и несколько дивизий 4-й танковой армии противника. Отдельные его части вышли к Волге севернее посёлка Рынок и южнее города у Купоросного. Наша армия была прижата к Волге с фронта и флангов мощной подковой немецко-фашистских войск…

Вся группировка в составе девяти дивизий противника со средствами усиления и группа „Штахель“, наступавшие против 62-й армии, поддерживались 4-м воздушным флотом, в котором было около тысячи действующих самолётов всех типов. Ближайшая задача всей этой мощной группировки немецко-фашистских войск была проста: взять город и выйти на Волгу, то есть пройти с боем 5— 10 километров и сбросить нас в реку.» ([4] стр. 110)

Оборона Сталинграда с 12 сентября возложена на 62-ю и 64-ю армии. Линия их фронта протяжённостью 65 км стала непрерывной вдоль правого берега Волги. Войска 62-й армии обороняли центр и северную часть города: Ворошиловский, Дзержинский, Ерманский (Центральный), Краснооктябрьский, Баррикадный и Тракторозаводский районы, 64-я армия — Кировский район до Малых Чапурников (Красноармейский район).

12 сентября на совещании, состоявшемся в ставке Гитлера в районе Винницы, обсуждался ход наступления немецко-фашистских войск под Сталинградом. «…Русские на грани истощения своих сил,— заявил Гитлер, закрывая совещание…— К ответным действиям широкого стратегического характера, которые могли бы быть для нас опасными, они больше не способны. Кроме того, северный фланг на Дону получит значительное подкрепление со стороны войск союзников. При этих обстоятельствах я не вижу серьёзной опасности для северного фронта. В остальном надо заботиться о том, чтобы скорее взять город в свои руки, а не допускать его превращения во все пожирающий фокус на длительное время» . ([5] стр. 439)

Совинформбюро. В течение 12 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, в районе Моздок, а также на Волховском участке фронта в районе Синявино.

13 сентября 1942 года. 449-й день войны

Юго-Восточный фронт . 13 сентября (воскресенье) в 6 часов 30 минут, после авиационной и артиллерийской подготовки, противник начал штурм города. Одна группировка вражеских войск (295, 71, 94-я пехотные и 24-я танковая дивизии) наступала из района разъезда Разгуляевка. К концу дня гитлеровцы потеснили 6-ю гвардейскую танковую бригаду 23-го танкового корпуса к посёлкам Баррикады и Красный Октябрь. Вторая группировка (29-я моторизованная и 14-я танковая дивизии) овладела ст. Садовая и вышла к западной окраине пригорода Минина. Противник в этот день захватил также высоту 126,6, Авиагородок, больницу. На левом крыле наш сводный полк оставил МТС восточное станции Садовая. На других участках атаки гитлеровцев были отражены. В обстановке продолжающегося натиска врага командующий Юго-Восточным фронтом поставил перед 62-й и 64-й армиями задачу выбить противника с участков, где ему удалось вклиниться. В. И. Чуйков в 22 часа 30 мин. отдал приказ № 145 о переходе частей 62-й армии в ночь на 14 сентября в контратаку с целью восстановить существовавшее накануне положение.

Гальдер Франц. На Кавказе — успехи в наступлении на Тереке, но одновременно возникает угроза восточному крылу 1-й танковой армии. У Сталинграда успехи. На остальных участках Восточного фронта относительно спокойно, за исключением 9-й армии, где отражаются удары противника, ведущиеся с ограниченными целями.

Совинформбюро. В течение 13 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, в районе Моздок, а также на Волховском участке фронтав районе Синявино.

14 сентября 1942 года. 450-й день войны

Юго-Восточный фронт . Чуйков Василий Иванович : «В три часа утра началась наша артиллерийская подготовка, в три часа тридцать минут — контратака… Хотя 14 сентября мы и наносили армейский контрудар, но этот удар отдельными обескровленными частями не сулил больших надежд… В центре армии наша контратака в первое время имела некоторый успех, но с наступлением дня противник ввёл в действие свою авиацию; группы по 50—60 самолётов непрерывно бомбили и штурмовали боевые порядки наших контратакующих частей, прижимая их к земле. Контратака захлебнулась.» ([4] стр. 118)

В 12 часов гитлеровские войска обрушили на боевые порядки 62-й армии удар с применением большого числа танков и пехоты. Гитлеровцы старались расчленить советскую оборону, изолировать один обороняющийся участок от другого. Во второй половине дня противник прорвался к Сталинграду одновременно в нескольких местах: в районе пос. Купоросного, на Дар-Горе, по оврагу р. Царица и через территорию Авиагородка. В ходе ожесточённых уличных боёв гитлеровцы прорывались по р. Царице к Волге, отрезая от центра города Ворошиловский район, где сражались подразделения 4-й отдельной стрелковой бригады.

Особенно упорные бои велись в районе элеватора и вокзала Сталинград-II. К 17 час. 00 мин. вражеские автоматчики завязали бои у вокзала Сталинград-1 (Центральный вокзал). 14 сентября вокзал пять раз переходил из рук в руки. Ценой больших потерь противник овладел господствующей над Сталинградом высотой 102,0 — Мамаевым курганом. Овладев вокзалом Сталинград-1 и заняв дома специалистов, немцы стали простреливать берег и Волгу на участке центральной переправы, стремясь сорвать переброску подкреплений к 62-й армии на правый берег. По левому берегу ставились дымовые завесы, закрывая его от врага. Катера и паромы, прикрываемые зенитной артиллерией, продолжали ходить по реке. Гитлеровцы находились в 800 м от командного пункта 62-й армии, но самым опасным было то, что они прорывались к центральной переправе. Чтобы отстоять переправу, В. И. Чуйков приказал бросить на усиление оборонявших её воинов несколько танков из состава тяжёлой танковой бригады, последнего своего резерва. Немецкие автоматчики, прорвавшиеся к пристани, были оттеснены от переправы к вокзалу Сталинград-1.

14 сентября противник прорвал оборону на стыке 62-й и 64-й армий (5-километровый участок фронта: Верхняя Ельшанка — совхоз «Горная Поляна»). Отбросив левый фланг 62-й армии — гвардейскую дивизию генерала Глазкова — и правый фланг 64-й армии — гвардейскую дивизию полковника Денисенко, противник овладел Купоросным, ремонтным заводом и вышел к Волге, продолжая теснить части 64-й армии на юг, к Старой Отраде и Бекетовке, а левый фланг 62-й армии — к Ельшанке и зацарицынской части города. Прорыв гитлеровцев к Волге в районе Купоросное изолировал 62-ю армию от остальных сил фронта. Попытки восстановить здесь положение цели не достигли. Контрударом 422-й стрелковой дивизии переданной из 57-и армии в состав 64-й армии, гитлеровцы были выбиты из ремонтного завода и рощи Квадратная, но основные позиции противник удержал.

На усиление 62-й армии прибыла 13-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора А. И. Родимцева. Генерал-лейтенант В. И. Чуйков приказал 14 сентября к 19 час. 00 мин. скрытно и в расчленённых порядках сосредоточить дивизию в пос. Красная Слобода (напротив центральной части Сталинграда) для переправы её на правый берег. [9]

Закавказский фронт. Командующий Северной группой войск приказал ликвидировать вражеский плацдарм и очистить правый берег Терека. С утра 14 сентября 10-й гвардейский стрелковый корпус при поддержке специально созданных трёх армейских групп артиллерии нанёс удар на Моздок с востока. На следующий день с запада и юго-запада на Предмостный перешли в наступление части 11-го гвардейского корпуса и ударная группа 37-й армии. На ряде участков контрудары совпали с атаками немецких войск и вылились в ожесточённые встречные бои. Генерал Клейст, маневрируя силами, сумел удержать захваченные территории и даже несколько продвинуться к предгорьям западной части Сунженского хребта. Упорное сопротивление и непрерывные контратаки советских войск сильно ослабили немецкие части. Особенно большие потери понесли 111-я и 370-я пехотные дивизии. После десяти дней кровопролитных боёв немцы вынуждены были остановиться.

Гальдер Франц. Успехи в Сталинграде. На остальном фронте — без перемен. Ослабевающие атаки противника в районе Зубцова и Ржева отражаются.

Совинформбюро. В течение 14 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда и в районе Моздок.

15 сентября 1942 года. 451-й день войны

Воронежский фронт . 15 сентября (вторник) соединения Воронежского фронта вновь развернули наступление, чтобы освободить Воронеж и ликвидировать вражеский плацдарм на левом берегу Дона. Советские войска нанесли удар непосредственно на Воронеж.

«Утро 15 сентября началось мощной артиллерийской подготовкой на участках намеченного прорыва. С наблюдательного пункта командарма 40 хорошо просматривалась восточная окраина Чижовки — первого объекта атаки главной группировки армии. Зрелище было весьма эффектным. Нам казалось, что все огневые средства противника хорошо поражаются артиллерийским огнём. Но, как потом выяснилось, мы недооценили прочности каменных построек, использованных противником для обороны. Артиллерии не удалось разрушить их, и наступление с самого начала стало развиваться в медленных темпах, с большими осложнениями.

В течение первых двух дней войска 40-й армии добились лишь некоторого тактического успеха (овладели Чижовкой и южной окраиной Воронежа, а дивизия, наступавшая в центре города, очистила от противника ещё несколько улиц). Но войска 60-й армии совершенно не имели продвижения. Не удался и вспомогательный удар 38-й армии; она сумела овладеть лишь деревней Гнездилово, и на этом все замерло. Командующий фронтом да и командарм 40 никак не хотели примириться с неудачей. В течение ещё целой недели они настойчиво добивались дальнейшего продвижения войск. В Чижовку был переправлен 25-й танковый корпус под командованием генерал-майора П. П. Павлова. Переправа осуществлялась в сложных условиях — ночью, по каменной дамбе, покрытой слоем воды в 50-70 сантиметров. Этот своеобразный брод неподалеку от электростанции Придача оказался для нас настоящей находкой. Воздушная разведка противника не сумела обнаружить его, и появление в Чижовке наших танков было для гитлеровцев полной неожиданностью.

Вводом в бой танкового корпуса командующий фронтом рассчитывал сломить сопротивление противника на южной окраине города. Но, к нашему большому огорчению, расчёты эти не оправдались. С наблюдательного пункта командарма 40 мы видели, как горят танки, пытавшиеся наступать в боевых порядках пехоты. Наши танкисты, равно как и пехота, находились в явно невыгодном положении. Они наступали снизу вверх по открытому пространству. Противник же в полной мере использовал своё господствующее положение на местности и прочные каменные постройки. Прицельным кинжальным огнём он наносил атакующим большой урон. С каждым днём все острее чувствовалось, что операция затухает. Но признаться в этом не хотелось. В Генеральном штабе стали понимать бесцельность наших попыток уже 20 сентября. Однако и там, видимо, питали ещё надежду на какое-то чудо. Лишь в конце сентября директивой Ставки Воронежскому фронту было приказано перейти к обороне.»[10](стр. 125)

Юго-Восточный фронт . С утра 15 сентября противник повел наступление в двух направлениях. Немецкие части 295-й и 71-й пехотных дивизий, усиленные танками, наносили удар по центру 62-й армии в районе вокзала и Мамаева кургана; части 24-й и 14-й танковых и 94-й пехотной дивизий атаковали левое крыло армии в пригороде Минина, Купоросное. Вражеская авиация наносила мощные удары по боевым порядкам советских войск. «Бой сразу принял тяжёлую для нас форму,— вспоминает В. И. Чуйков.— Не успели прибывшие ночью свежие части Родимцева осмотреться и закрепиться, как сразу были атакованы превосходящими силами врага. Его авиация буквально вбивала в землю всё, что было на улицах. Особенно ожесточённые бои развернулись у вокзала и в пригороде Минина. Четыре раза в течение дня вокзал переходил из рук в руки и к ночи остался у нас. Дома специалистов, которые атаковал 34-й полк дивизии Родимцева с танками тяжёлой бригады, остались в руках немцев. Стрелковая бригада полковника Батракова с подразделениями дивизии Сараева, понеся большие потери, была оттеснена на рубеж Лесопосадочная. Гвардейская стрелковая дивизия Дубянского и отдельные подразделения других частей, тоже понеся большие потери, отошли на западную окраину города, южнее реки Царица».

64-я армия в эти дни стремилась облегчить положение своего соседа справа. До 15 сентября продолжались кровопролитные бои за южный пригород Сталинграда — Купоросное, которое неоднократно переходило из рук в руки,. В этот день противнику удалось прочно овладеть Купоросным и разъединить фланги 62-й и 64-й армий. Соединения и части 64-й армии заняли оборону на заранее подготовленном рубеже: южная окраина Купоросное, Купоросная балка, высота 145,5, высота 1 км восточнее Елхи, высота 128,2 (иск.), Ивановка. [9]

Гальдер Франц. Потери с 22.6. 1941 года по 10.9. 1942 года на Востоке. Ранено — 1 226 941 человек, из них 34 525 офицеров; убито — 336 349 человек, из них 12 385 офицеров; пропало без вести — 75 990 человек, из них 1056 офицеров. Всего — 1 637 280 человек, из них 47 966 офицеров.

Группа армий «А». Никаких успехов. Клейст должен оттянуть назад своё ударное крыло, тем самым он разрядит обстановку на восточном крыле. Группа армий «Б». Отрадные успехи в Сталинграде. Мощные удары по Воронежу с севера и запада. Вклинение с запада. Группа армий «Центр». Ослабевающие удары в районе Зубцова и Ржева. В остальном спокойно. Группа армий «Север». На фронте 16-й армии обычные атаки местного значения. У Манштейна — подавление артиллерии и отражение атак местного характера…

Совинформбюро. В течение 15 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда и в районе Моздок.

16 сентября 1942 года. 452-й день войны

Юго-Восточный фронт . На рассвете 16 сентября (среда) 39-й гвардейский стрелковый полк под командованием майора С. С. Долгова (13-я гвардейская стрелковая дивизия) и сводный 416-й стрелковый полк 112-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. А. Асеева штурмовали и после упорного боя овладели Мамаевым курганом, но дальнейшее наступление задержалось. Начались встречные бои . До вечера гвардейцы отбили 12 контратак.

Чуйков Василий Иванович : « Бои 12—16 сентября показали, что в городе обороняющиеся войска могут наносить значительно большие потери наступающему, чем контрудары целых армий наступающих по открытой степной местности. Войска Сталинградского, а затем Донского фронтов не могли прорвать полосу обороны противника шириной 8—10 километров и выйти на соединение с 62-й армией. Войска противника — 6-я полевая армия Паулюса и 4-я танковая Гота не одолели за несколько месяцев 5—10 километров до Волги, чтобы сбросить поредевшие войска 62-й армии в Волгу.» ([4] стр. 118)

С 16 сентября по приказу группы армий «Б» Паулюс стал отвечать за весь ход операций в Сталинграде. 48-й танковый корпус, входивший в состав танковой армии Гота, был переподчинён 6-й армии. В район западнее Орловки перебрасывались 24-я танковая дивизия генерала фон Ленски и снятая с северного участка 389-я пехотная генерала Магнуса. В центр направлялась из района севернее Городища 295-я пехотная дивизия генерала Кортеса. Перегруппировка войск производилась с таким расчётом, чтобы основные их усилия сконцентрировать против центра и северной части города".

Гальдер Франц. На юге никаких существенных изменений. Успехи в Сталинграде. На фронте группы армий «Центр» ничего существенного. На фронте 9-й армии отражено наступление. На фронте группы армий «Север» предварительное наступление Манштейна (южнее Ладожского озера) оказалось успешным.

Совинформбюро. В течение 16 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником на северо-западной окраине Сталинграда и в районе Моздок.

17 сентября 1942 года. 453-й день войны

Северный флот. В ночь с 17 на 18 сентября проведена Десантная операция в Мотовском заливе (1942), окончившаяся лишь частичным успехом (из 3 береговых опорных пунктов врага был уничтожен лишь один).

Юго-Восточный фронт . Утром 17 сентября (четверг) командующий 62-й армией доложил Военному совету фронта, что резервов нет, части истекают кровью, тогда как противник всё время вводит в бой свежие войска. Чуйков просил срочно усилить армию двумя-тремя полноценными дивизиями. К вечеру на усиление армии прибыли из резерва Ставки хорошо укомплектованная 92-я стрелковая бригада и 137-я танковая бригада (из состава 2-го танкового корпуса) с лёгкими танками, вооружёнными 45-мм пушками. Танковая бригада была направлена на правый фланг 13-й гвардейской стрелковой дивизии, а 92-я стрелковая бригада—левее дивизии Родимцева с задачей не допустить прорыва противника к Волге вдоль р. Царицы. Ночью командный пункт армии, подвергавшийся непрерывному обстрелу, был перенесён из блиндажа в балке р. Царицы на километр севернее пристани «Красный Октябрь».

17 сентября бои развёртывались в районе Мамаева кургана и вокзала Сталинград-1. Немецкие войска вели наступление и против левого крыла 62-й армии силой двух танковых, одной моторизованной и одной пехотной дивизий. Противник смял правый фланг 42-й отдельной стрелковой бригады Батракова и вышел в тыл её частям. Бригада оказалась почти в полном окружении. Связь с частями и штабом армии нарушилась.

Чуйков Василий Иванович : «К вечеру 17 сентября фронт армии проходил: на правом фланге — от Рынка до Мамаева кургана — без изменения (все частные атаки противника на этом участке в течение пяти дней были отбиты); в центре армии фронт имел ломаную линию: Мамаев курган и центральный вокзал были в наших руках, дома специалистов находились у противника, и оттуда он обстреливал центральную переправу; фронт левого фланга проходил от реки Царица по железной дороге и упирался в Волгу у водокачки.» ([4] стр. 133)

В боевом приказе 64-й армии от 17 сентября 1942 г. 36-й гвардейской стрелковой дивизии с частями усиления предписывалось перейти в наступление в северном направлении вдоль шоссе и в течение 17 сентября овладеть южной частью Купоросное (до первого оврага) и Купоросная балка. Действия дивизии должны были поддерживать первая бригада кораблей Волжской военной флотилии, а также 4-й и 19-й гвардейские миномётные полки. Советские войска контратаковали и непрерывно вели упорную борьбу за инициативу боевых действий.

Гальдер Франц. Обстановка изменилась несущественным образом: Группа армий «А». Контрнаступление противника на фронте 17-й армии. Отражение вражеских ударов на фронте 1-й танковой армии. Группа армий «Б». Успехи в уличных боях в Сталинграде, разумеется, не без довольно значительных потерь. Атаки под Воронежем в основном отбиты. Вклинение на юго-восточном участке. На остальном фронте никаких крупных событий. Даже под Ржевом атаки лишь местного характера западнее Зубцова. Внезапное ухудшение погоды заставляет отложить наступление дивизии «Великая Германия» западнее Зубцова и Манштейна к югу от Ладожского озера.

Совинформбюро. В течение 17 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником на северо-западной окраине Сталинграда и в районе Моздок.

18 сентября 1942 года. 454-й день войны

Сталинградский фронт . Для оказания помощи сталинградцам Ставка решила нанести новый контрудар с севера и восстановить единый фронт с 62-й армией. Для его организации в помощь Гордову вновь прибыл генерал Жуков. Новое наступление планировалось провести силами 1-й гвардейской и 24-й армий, но на другом участке — южнее станции Котлубань. 1-я гвардейская фактически формировалась заново: передав свою полосу соседям, штаб Москаленко передислоцировался в стык 4-й танковой и 24-й армий, где получил в своё подчинение 8 новых дивизий, сосредоточенных на 12-километровом фронте. Армия была усилена артиллерией РГК: 4, 7 и 16-м танковыми корпусами, пополнившими свою материальную часть; тремя отдельными танковыми бригадами и имела задачу нанести удар из района Котлубани в общем направлении на Гумрак, уничтожить противостоящего противника и соединиться с войсками Чуйкова.

Противник южнее Котлубани располагал удобными для обороны позициями и к тому же успел их сильно укрепить. Передний край обороны проходил по гребням господствующих высот. Ими прикрывались огневые позиции артиллерии и все передвижения в глубине обороны. Окружающая местность с этих высот просматривалась на многие километры. Оборону здесь держали немецкие 60-я, 3-я моторизованные и 79-я пехотная дивизии. Советским войскам вновь предстояла лобовая атака по голой степи.

Наступление началось утром 18 сентября (пятница). Но сначала, как и в начале сентября, первой заговорила германская артиллерия, открыв огонь по местам сосредоточения советских войск . Затем полуторачасовую артподготовку провела армия Москаленко, и советские танковые бригады атаковали передний край обороны противника. Преодолевая упорное сопротивление, они продвинулись на 1-1,5 км и сумели подняться на гребени высот. Но взломать оборону на всю её глубину не удалось. Чтобы нарастить силу удара, в 14 часов командарм ввёл в сражение 4-й танковый корпус и две дивизии второго эшелона. Однако они запоздали с выходом на «Большой гребень». В 18 часов немецкая пехота, усиленная 50 танками, предприняла контратаку и сбросила с высот поредевшие и не закрепившиеся части 308-й и 316-й стрелковых дивизий. К этому времени советские танки были выбиты, артиллерия сопровождения отстала ещё утром, штабы потеряли управление. В течение следующих четырёх дней советские дивизии беспрерывно штурмовали высоты, но снова овладеть гребнем не удалось. ([3] стр. 543)

Юго-Восточный фронт . Войска Юго-Восточного фронта ведут наступление на рубеже Кузьмичи — балка Сухая Мечётка — Акатовка. 62-я армия атакует вокзал, высоты 126,3, 102,0, Рынок. 18 сентября на берегу были подорваны боеприпасы 13-й гвардейской стрелковой дивизии. В связи с этим командующий армией приказал всем частям и соединениям переправленные на западный берег Волги боеприпасы из района переправ убирать и укладывать в землю, отрывая щели и ниши.

Чуйков Василий Иванович : «День 18 сентября начался как обычно: чуть взошло солнце, появилась авиация противника и начала бомбить и штурмовать боевые порядки наших частей. Основной удар наносился по вокзалу и Мамаеву кургану. Вслед за авиацией открыли огонь артиллеристы и миномётчики противника. В ответ загремела и наша артиллерия. Бой кипел с нарастающей силой. Вдруг в 8 часов утра небо над городом очистилось от фашистских бомбардировщиков. Мы поняли, что войска Сталинградского фронта, действующие севернее города, перешли к активным действиям. Там началась разведка боем. В 14 часов нам стало ясно, чем она кончилась: над нашими головами снова появились сотни „юнкерсов“. С ещё большим ожесточением они продолжали начатую утром бомбежку боевых порядков 62-й армии. Это означало, что разведка боем на севере прекратилась или, по крайней мере, приостановилась. Авиация противника чутко реагировала на каждое проявление активности наших частей, особенно с севера. По её поведению мы разгадывали положение дел на других участках нашего фронта. Мы были благодарны соседям уже за то, что шестичасовая передышка между бомбежками позволила нам улучшить свои позиции.

На правом фланге наши части, перешедшие с утра в наступление, имели небольшой успех: стрелковая бригада полковника Горохова захватила возвышенность с отметкой 30.5; полк из дивизии Сараева захватил высоту 135,4. На участке танкового корпуса 38-я мотострелковая бригада полностью захватила фруктовый сад юго-западнее посёлка Красный Октябрь. Подразделения дивизии И. Е. Ермолкина и 39-го гвардейского полка И. П. Блина вели упорные бои на Мамаевом кургане. За день они продвинулись на 100—150 метров вперёд и прочно закрепились на вершине кургана. В центре города и на левом фланге армии бои шли с прежним ожесточением. Противник, несмотря на огромный перевес в силах, успеха не добился. Наши части удерживались на занимаемых позициях, за исключением вокзала, который за пять дней кровопролитных боёв раз пятнадцать переходил из рук в руки и лишь к исходу дня 18 сентября был занят противником. Контратаковать вокзал нам было уже нечем. 13-я дивизия генерала Родимцева была измотана…

18 сентября был получен приказ Юго-Восточного фронта, в состав которого входила в тот период 62-я армия. Вот этот документ. „Выписка из боевого приказа № 00122 Штаб ЮВФ. 18. 9. 42. 18.00 Под ударами соединений Сталинградского фронта, перешедших в общее наступление на юг, противник несёт большие потери на рубеже Кузьмичи, Сухая Мечетка, Акатовка. С целью противодействия наступлению нашей северной группировки противник снимает ряд частей и соединений из района Сталинград, Воропоново и перебрасывает их через Гумрак на север.

В целях разгрома сталинградской группировки противника, совместно со Сталинградским фронтом, — приказываю: 1.Командарму 62-й, создав ударную группу в районе Мамаев курган, не менее трёх стрелковых дивизий и одной танковой бригады, нанести удар в направлении на северо-западную окраину Сталинграда с задачей: уничтожить противника в этом районе. Задача дня: уничтожить противника в городе, прочно обеспечив за собой рубеж Рынок, Орловка, высоты 128,0, 98, северо-западная и западная окраины Сталинграда… Начало наступления пехоты — 19.9 в 12.00 часов“.

В начале этого приказа говорилось, что противник снимает ряд частей и соединений из города. Но, как стало известно позже, в приказе о противнике сказано было не совсем точно. Ни одна часть противника из города, кроме авиации, не была переброшена против наступавших частей Сталинградского фронта.» ([4] стр. 137)

В частном боевом приказе по 64-й армии от 18 сентября 1942 г. отмечалось, что в связи с выходом противника к р. Волге на участке Купоросное и севернее возможно применение им минирования реки, засылка по реке десантов автоматчиков во фланг и тыл войск армии и выход на её переправы. В целях недопущения этого командирам 36-й гвардейской и 126-й стрелковых дивизий предлагалось организовать охрану и оборону правого берега Волги на участках своих частей.

Закавказский фронт. Германское командование приняло решение о нанесении последовательных ударов сначала на Туапсе, а затем на Орджоникидзе. В беседе с Кейтелем 18 сентября Гитлер заявил: «Решающим является прорыв на Туапсе, а затем блокирование Военно-Грузинской дороги и прорыв к Каспийскому морю». Ближайшая задача наступления на Туапсинском направлении состояла в том, чтобы кратчайшим путём выйти на побережье Чёрного моря, отрезать Черноморскую группу войск от основных сил Закавказского фронта, лишить Черноморский флот всех баз и портов. ([3] стр. 436)

Гальдер Франц. На Кавказе никаких существенных изменений. На Тереке войска добились успехов также и на восточном крыле. В Сталинграде новые успехи. Севернее города успешно отражён мощный удар противника (150 танков). На остальном фронте по Дону спокойно. Противник подверг усиленным атакам позиции у Воронежа с севера и востока.

19 сентября 1942 года. 455-й день войны

Юго-Восточный фронт . Чуйков Василий Иванович : «Начало наступления было назначено на 12 часов 19 сентября. Мы с утра внимательно приглядывались к поведению противника, ожидая увидеть какое-либо смятение в его стане или засечь передвижение его войск, которые он должен был бы снять с нашего участка фронта. Но мы опять отметили снижение активности его авиации. Утром над Сталинградом опять не появились бомбардировщики. Стало быть, на севере наши войска продолжали активные действия. В 12 часов поднялись в атаку наши части. Их атаку поддержали артиллерия фронтовой артиллерийской группы и авиации. Отсутствие самолётов противника облегчило нам задачу. Правда, авиация уже не играла тогда решающей роли в уличных боях. Но к 17 часам над Сталинградом появились немецкие самолёты. Уже по одному этому мы определили, что наши атаки на северном фланге противника опять захлебнулись. Наступление ударной группы 62-й армии вылилось во встречный бой с противником как в центре, так и на левом фланге.» ([4] стр. 142)

Сводка 19 сентября 1942 года : «Армия продолжала оборону занимаемых рубежей, частью сил наступала с задачей уничтожения прорвавшегося в город Сталинград противника. Противник оказывал упорное сопротивление наступающим частям. В центре города шли ожесточённые уличные бои, где наши части выбивали противника из захваченных зданий и дзотов. Части и подразделения 124-й и 149-й стрелковых бригад и 282-й стрелковый полк 10-й дивизии, встреченные артиллерийским и пулемётным огнём, медленно продвигались вперёд. 115-я стрелковая бригада с 724-м стрелковым полком прочно удерживали свои позиции в районе Орловки. Части танкового корпуса продолжали оборону прежних позиций и силами 9-й мотострелковой бригады овладели высотой 126.3 и продолжали медленно продвигаться вперёд; введённая в бой прибывшая 137-я танковая бригада также несколько продвинулась вперёд, встречая упорное сопротивление противника.

95-я стрелковая дивизия могла перейти в наступление только двумя полками — 90-м и 161-м, которые, захватив вершину Мамаева кургана, залегли под сильным артиллерийским и миномётным огнём. 112-я стрелковая дивизия продолжала отбивать атаки противника южнее Мамаева кургана, удерживала железнодорожный мост через овраг Крутой. 13-я гвардейская стрелковая дивизия вела тяжёлые уличные бои в центре города, имея задачей очистить центральную часть города. В ходе боя дивизия несёт большие потери. Остатки частей и подразделений 244-й стрелковой, 35-й гвардейской стрелковой дивизий, 10-й и 42-й стрелковых и 133-й танковой бригад в течение дня вели упорные уличные бои южнее реки Царица. Положение этих частей к исходу дня невозможно было определить. Вновь прибывшая 92-я стрелковая бригада развёртывается и готовит оборону южного крыла армии от реки Царица до элеватора включительно.

За день боя противник потерял до 1600 солдат и офицеров, один самолёт, пулемётов — 32, орудий — 5, танков — 12, автомашин — 35. Командарм решил в течение ночи вести разведку, закрепившись на достигнутых рубежах и с рассветом 20.9.42 года продолжать наступление совместно с войсками Сталинградского фронта, наступающего с севера». ([4] стр. 136)

В этот же день 92-я стрелковая бригада морской пехоты, наступая по Рабоче-Крестьянской улице, выбила немцев из вокзала Сталинград-II и пробилась к элеватору. В результате этого подразделения 42-й стрелковой бригады полковника М. С. Батракова, ведущие в течение четырёх суток бои в Ворошиловском районе, были освобождены из окружения.

Закавказский фронт. Немецкое командование решило прорвать оборону северо-восточнее Новороссийска. 19 сентября 3-я румынская горно-пехотная дивизия Фильчинеску перешла в наступление из района Абинской и начала теснить передовые подразделения Пламеневского и части 2-й бригады морской пехоты. После 3-дневных боёв румыны захватили несколько высот и вклинились в оборону на глубину до 6 км.

Гальдер Франц. Успехи в боях местного характера у Клейста и в Сталинграде. В остальном на фронте, на котором на две трети отмечается плохая погода, никаких значительных боевых действий…

Совинформбюро. В течение 19 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздок.

20 сентября 1942 года. 456-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: « 20 сентября противник перешёл в контрнаступление, пытаясь отрезать наши авангардные части… Шесть пехотных дивизий, три горно-егерских и части танковой дивизии врага стали сжимать клещи вокруг нашего авангарда. На земле и в воздухе развернулось ожесточённое артиллерийско-авиационное сражение. Бывая в те дни на переднем крае, я вспоминал весенние бои за подступы к Любани и у Мясного Бора. В районе вклинения непрерывно рвались снаряды и мины. Горели леса и болота, земля застилалась густым едким дымом. За несколько дней этой невероятной по своей силе артиллерийско-миномётной и авиационной дуэли весь участок был превращён в изрытое воронками поле, на котором виднелись одни обгорелые пни. Наши войска упорно пытались закрепиться на достигнутых рубежах, возводя в ночные часы оборонительные сооружения. Но днём противник непрерывной бомбежкой сравнивал их с землёй. Затем за ночь наши бойцы снова их возводили. Так продолжалось несколько суток.» ([7] стр. 313)

Юго-Восточный фронт . Ночью войскам 62-й армии был дан приказ на продолжение 20 сентября наступления всеми имеющимися силами. Этим приказом Военный совет армии требовал от войск выполнения задач, которые не были выполнены накануне: «Требуем от всех войск величайшего напряжения и героизма, от всего командного состава — непосредственного руководства в бою. Пусть не дрогнет рука ни у одного воина в этой великой битве. Трусам и паникерам нет места в наших рядах. Общая задача всех родов войск — уничтожить врага под Сталинградом и положить начало его разгрома и очищения нашей страны от кровавых захватчиков». [9]

Чуйков Василий Иванович : «На участке 13-й гвардейской стрелковой дивизии Родимцева обстановка сложилась для нас очень тяжёлая. В полдень 20 сентября в район центральной переправы просочились автоматчики противника. Командный пункт дивизии обстреливался автоматным огнём. Часть подразделений 42-го гвардейского полка дивизии находилась в полуокружении, связь работала с большими перебоями. Штабные офицеры связи армии, посылаемые в штаб к Родимцеву, гибли. Полк Елина, направленный к центральной пристани, запаздывал: в пути его заметила авиация врага и непрерывно бомбила. Армия могла помочь этой дивизии только артиллерийским огнём с левого берега, но этого было явно недостаточно. Левее дивизии Родимцева, на реке Царица, всё время шли жестокие бои. Там сражались батальоны 42-й стрелковой бригады М. С. Батракова, 92-я стрелковая бригада моряков-североморцев и полк дивизии Сараева. Связь с ними часто рвалась, и нам трудно было установить положение дел на этом участке, однако ясно было одно — противник подтянул свежие силы н стремится во что бы то ни стало прорваться к Волге в центре нашей обороны, расширяя прорыв. Поэтому надо было продолжать контратаки в районе Мамаева кургана. Если бы мы ослабили удары здесь, то тем самым у противника были бы развязаны руки и он всеми силами обрушился бы на наше левое крыло и раздавил бы наши части, оборонявшиеся в центре города.» ([4] стр. 149)

20 сентября (воскресенье) немецкая авиация полностью разрушила вокзал Сталинград-1. Советские воины заняли рощицу Коммунистическую у привокзальной площади и здесь окопались. Вечером, сосредоточив большие силы в районе Дар-Горы, противник открыл сильный артиллерийский и миномётный огонь по волжским переправам. Немецкие автоматчики прорвались на левый берег р. Царицы и к переправам через Волгу, но были выбиты оттуда контратакой 42-й бригады под командованием полковника М. С. Батракова.

На южной окраине Сталинграда с 17 по 20 сентября шли бои за самое высокое в этой части города здание элеватора, который защищал батальон гвардейцев 35-й дивизии. Не только элеватор в целом, но и отдельные его этажи и хранилища по нескольку раз переходили из рук в руки. Полковник Дубянский докладывал по телефону генералу Чуйкову: «Обстановка изменилась. Раньше мы находились наверху элеватора, а немцы внизу. Сейчас мы выбили немцев снизу, но зато они проникли наверх, и там, в верхней части элеватора, идёт бой». Таких упорно оборонявшихся объектов в городе были десятки и сотни; внутри них с переменным успехом неделями велась борьба за каждую комнату, за каждый выступ, за каждый марш лестничной клетки. [9]

Гальдер Франц. У Клейста на Тереке отрадные успехи. В Сталинграде начинает постепенно чувствоваться усталость наступающих [немецких] войск. Под Воронежем заметно облегчают положение пикирующие бомбардировщики; атаки на северном участке фронта отбиты. На остальном фронте из-за неблагоприятной погоды и распутицы спокойно. В районе Нелидово что-то заваривается…

Совинформбюро. В течение 20 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником врайоне Сталинграда и в районе Моздока.

21 сентября 1942 года. 457-й день войны

Группа армий «Север». Манштейн Эрих : « К 21 сентября в результате тяжёлых боёв удалось окружить противника. В последующие дни были отражены сильные атаки противника с востока, имевшие целью деблокировать окружённую вражескую армию прорыва. Та же судьба постигла и Ленинградскую армию, предпринявшую силами 8 дивизий отвлекающее наступление через Неву и на фронте южнее Ленинграда. Вместе с тем необходимо было уничтожить находящиеся в котле между Мгой и Гайтоловым значительные силы противника. Как всегда, противник не помышлял о сдаче, несмотря на безвыходность положения и на то, что продолжение борьбы и с оперативной точки зрения не могло принести ему пользы. Напротив, он предпринимал все новые и новые попытки вырваться из котла. Так как весь район котла был покрыт густым лесом (между прочим, мы никогда не организовали бы прорыва на такой местности), всякая попытка с немецкой стороны покончить с противником атаками пехоты повела бы к огромным человеческим жертвам. В связи с этим штаб армии подтянул с Ленинградского фронта мощную артиллерию, которая начала вести по котлу непрерывный огонь, дополнявшийся все новыми воздушными атаками. Благодаря этому огню лесной район в несколько дней был превращён в поле, изрытое воронками, на котором виднелись лишь остатки стволов когда-то гордых деревьев-великанов.» ([6] стр. 301)

Юго-Восточный фронт . С утра 21 сентября (понедельник) немецко-фащистские войска отражали удары войск 62-й армии западнее и юго-западнее посёлков заводов СТЗ, «Баррикады» и «Красный Октябрь» и войск 64-й армии южнее Купоросное. В то же время группировка в составе 4 дивизий при поддержке 100 танков и массированных ударов авиации начала наступление против 13-й гвардейской стрелковой дивизии, 42-й и 92-й стрелковых бригад, прорываясь к Волге в центре Сталинграда, чтобы разобщить и затем уничтожить войска 62-й армии. К вечеру немецким передовым отрядам удалось прорваться по Московской улице к берегу Волги в район центральной пристани, где оборонялись 42-я и 92-я стрелковые бригады. Переправа прекратила свою работу. Противник вышел в район улицы Пролетарской (южнее р. Царицы) и овладел элеватором. К исходу дня 21 сентября 13-я дивизия занимала фронт: овраг Крутой, 2-я Набережная улица, площадь 9-го Января, улицы — Солнечная. Коммунистическая, Курская, Орловская, Пролетарская, Гоголя — до реки Царица.

Гальдер Франц. Успехи у Клейста и в Сталинграде. Манштейн выступил. Незначительные первоначальные успехи. На остальном фронте спокойно…

Совинформбюро. В течение 21 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока.

22 сентября 1942 года. 458-й день войны

Юго-Восточный фронт . 22 сентября (вторник) пехотные части немцев при поддержке около 100 танков атаковали позиции 34-го и 42-го гвардейских стрелковых полков 13-й гвардейской дивизии. В первой половине дня они отбили 12 атак противника, всякий раз сопровождавшихся сильными ударами авиации и артиллерии. Во второй половине дня, когда на одном из участков обороны погибли все её защитники, группа около 200 немецких автоматчиков с 15 танками прорвалась в район оврага Долгий, выйдя на правый фланг 34-го гвардейского стрелкового полка. В то же время другая группа противника, наступавшая в направлении Крутого оврага и площади 9 Января, захватила площадь и вышла на Артиллерийскую улицу, угрожая левому флангу полка. Несколько немецких танков прорвалось к Волге. Командный пункт полка был окружён. Гитлеровские автоматчики стали забрасывать его гранатами. Генерал Родимцев в ту же ночь бросил на выручку свой резерв. Контратакованные в районах оврага Долгий и площади 9 Января прорвавшиеся туда гитлеровцы были отброшены, а многие из них уничтожены. Прежнее положение было восстановлено.

Подразделения противника, наступавшего по Киевской и Курской улицам, вышли к домам специалистов. В сторону Волги по оврагу р. Царицы пробивалось около полка вражеской пехоты. Южнее, где противник наступал по улице КИМа силой до полка пехоты, усиленной танками, немцам удалось отрезать 92-ю и 42-ю бригады от частей 13-й гвардейской стрелковой дивизии.

В районе к юго-востоку от вокзала Сталинград-1, где оборонялись 1-й и 2-й батальоны 42-го гвардейского стрелкового полка, врагу удалось окружить и отрезать от остальных частей дивизии 1-й батальон и 5-ю роту 2-го батальона этого полка. Гвардейцы стойко обороняли свои позиции, находясь в полном окружении. К вечеру 5-я рота прорвала кольцо окружения и вышла на соединение с частями дивизии, 1-й батальон под командованием старшего лейтенанта Ф. Г. Федосеева продолжал сражаться против превосходящих сил противника. Попытки оказать помощь окружённому батальону, предпринятые другими частями дивизии, не достигли цели. Почти все гвардейцы 1-го батальона погибли, нанеся большой урон врагу. [9]

Гальдер Франц. Лишь незначительные изменения в Сталинграде. Некоторые успехи наступления Манштейна. В остальном — без изменений.

Выдержки из дневного донесения группы армий «А» 22.9.1942: 17-я армия. Группа Ветцеля все ещё ведёт оборонительные бои. Западная группа не смогла удержать горное плато к северу от заводского района юго-восточнее Новороссийска, после того как она три раза занимала этот район. Причина — сильные контратаки противника, всё время вводящего свежие силы, поддерживаемые мощным огнём миномётов, «катюш» и артиллерии. Войска левого крыла западной группы отражали на участке вклинения такие же сильные атаки, поддержанные самолётами на бреющем полёте.

Группа армий «Б». 6-я армия. В Сталинграде, восточнее вокзала, в тяжёлых уличных боях, наступая тремя ударными группами, каждая на узком фронте, 51-й армейский корпус вышел к Волге, отразив при этом многочисленные атаки противника в северной части города. Используя бесчисленное количество танков, русские продолжают безуспешные атаки юго-восточнее и южнее Котлубани. Северо-западнее Качалинской, на западном берегу Дона, все ещё продолжаются бои, идущие с переменным успехом. Контрудар 384-й пехотной дивизии по русскому плацдарму у Хлебного результатов не дал. Крупные силы русских уже начали наступление северо-западнее Хлебного, а также в районе Репина.

2-я армия. 7-й корпус в 10.00 начал наступление на участке вклинения. Преодолевая исключительно упорное сопротивление противника, основу обороны которого составляют вкопанные в землю танки, артиллерия и большое число «катюш», наши войска сумели в ожесточённых боях продвинуться на южном участке на 300 метров вперёд. На северном участке района вклинения достигнут прорыв в район кирпичного завода. На участке 13-го армейского корпуса противник нанёс удар при поддержке большого количества артиллерии и танков с севера против Ольховатки и прорвал наш передний край десятью танками. Наша контратака, предпринятая с целью деблокирования окружённого гарнизона у небольшого леса северо-восточнее Ольховатки, захлебнулась под огнём 25 вражеских танков. Подбито 12 танков противника.

Выдержка из дневного донесения группы армий «Б» 22.9.1942 г.: 2-я армия. Оборона противника на участке вклинения под Воронежем усилилась, потому что в непосредственной близости за передним краем противник использует многочисленные танки в качестве артиллерии прямой наводки, располагая их на местности, изобилующей оврагами, рвами и развалинами домов. Подавлять эти большей частью закопанные в землю танки наши самоходки, танки и противотанковые орудия могут только с открытых и, стало быть, невыгодных позиций на гребне холмов.

Группа армий «Центр». 9-я армия. Перед правым флангом 342-й дивизии на участке 46-го танкового корпуса, как и в предыдущие дни, наблюдается активная деятельность противника. Русские силой до роты предприняли атаку на позиции 72-й дивизии, 27-го армейского корпуса. Контрудар 6-го армейского корпуса против крупных сил противника, поддерживаемых танками, на участке прорыва в районе прилегающего непосредственно к Ржеву леса начался фактически только в 16.00. Войска продвигаются вперёд медленно. В полосе 23-го армейского корпуса, на левофланговом участке 253-й дивизии, никаких изменений в обстановке не произошло. 59-й корпус; преодолевая сильное сопротивление врага и применяя против него тяжёлое оружие, кавалерийская дивизия СС достигла рубежа Гобзы и продвигается дальше.

Группа армий «Север». 11-я армия. Отразив вражеские контратаки с запада против левого фланга нашей наступающей группировки, 30-й армейский корпус силами 132-й дивизии снова перешёл в наступление. Входе боёв за отдельные укреплённые точки на переднем крае противника наши войска, преодолевая болотистую и лесистую, почти непроходимую, местность, сумели во второй половине дня продвинуться ещё дальше на север и овладеть важными высотами севернее Тортолово. В полосе 26-го армейского корпуса 121-й дивизии во второй половине дня удалось прочно овладеть отрезком дороги Кельколово — Путилово к северу от Гайтолово протяжённостью 300 метров. Контратаки противника отражены. Из 16 разведанных огневых позиций 9 подавлены с помощью авиации. Попав утром под собственный огонь, противник, атаковывавший позиции на левом фланге 227-й дивизии (восточный участок) у населённого пункта Липка и южнее, отошёл на свои исходные позиции. На участке фронта по Неве никаких существенных событий.

Совинформбюро. В течение 22 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока.

23 сентября 1942 года. 459-й день войны

Сталинградский фронт . 23 сентября (среда) в наступление перешёл 16-й танковый корпус. Его соединения не смогли достичь цели, атакуя противника в лоб на тех же участках и направлениях, где в течение нескольких дней пытались прорвать оборону 4-й и 7-й корпуса. К концу месяца наступление выдохлось. Войска понесли большие потери, но прорвать оборону противника нигде не смогли. 1- я гвардейская армия была расформирована, а то, что от неё осталось, передали в 24-ю армию.

Юго-Восточный фронт . В ночь с 22 на 23 сентября на правый берег двумя полками переправилась 284-я стрелковая дивизия полковника Н. Ф. Батюка. Дивизия получила приказ действовать правее 13-й гвардейской стрелковой дивизии и восстановить передний край, нарушенный накануне противником. Подразделения и части, высаживаясь с барж на правый берег, с ходу вступали в бой. Ночью фашистские самолёты летали над правым берегом и, сбрасывая на парашютах ракеты, освещали местность. Враг непрерывно бомбил берег, вёл сильный артиллерийский и миномётный огонь. В районе Нефтесиндиката, над обрывами берега, тяжеловесные зажигательные бомбы сбрасывались на эшелоны с горючим, на нефтебаки. Пылающая нефть огненным потоком хлынула к берегу, продолжая гореть и на поверхности воды. Гитлеровцы пустили в ход танки, авиацию, артиллерию и пехоту, стремясь сбросить в реку высадившиеся на правый берег советские полки. Немецкие автоматчики в отдельных местах просачивались к берегу на расстояние 150—200 м. В частях дивизии Батюка связь во многих местах была нарушена. Кроме того, на правый берег ещё не была переправлена артиллерия. Несмотря на все это, дивизия, едва вступив на правый берег, начала наступать, нанося главный удар в направлении завода «Метиз» и юго-восточных скатов Мамаева кургана.

Чуйков Василий Иванович : «Перед полками этой дивизии стояла задача: уничтожить противника в районе центральной пристани и прочно оседлать долину реки Царица. Граница справа — улицы Халтурина, Островского, Гоголя… Этой контратакой мы думали не только остановить наступление противника с юга, но и, уничтожив его части, прорвавшиеся к Волге, восстановить локтевую связь с бригадами, оставшимися в южной части города. Контратака началась в 10 часов 23 сентября. Завязались жестокие бои, длившиеся два дня. В этих боях, неоднократно доходивших до рукопашных схваток, было приостановлено наступление противника из района центральной пристани на север. Но уничтожить противника, вышедшего к Волге, и соединиться со стрелковыми бригадами, действовавшими за рекой Царица, не удалось.» ([4] стр. 149)

Дивизия Батюка продвинулась вперёд больше километра и закрепилась в районе оврагов Долгий, Крутой и на территории завода «Метиз». Начиная с 23 сентября 95-я и 284-я стрелковые дивизии пытались изгнать противника за линию железной дороги и полностью очистить от него район вокзала, но решить эту задачу не могли.

Гальдер Франц. Улучшены позиции под Новороссийском и на правом фланге туапсинской группы, где сегодня началось наступление. В Сталинграде медленное продвижение вперёд. То же самое и на участке прорыва под Воронежем. На фронте 9-й армии ограниченная боевая деятельность западнее Зубцова и под Ржевом. Наступающие войска Манштейна медленно продвигаются вперёд.

Группа армий «А». 17-я армия. Группа Ветцеля вместе с западной группой перешли в наступление против сильного в пехотном отношении противника, действия которого поддерживаются большим количеством миномётов и «катюш» и который упорно обороняет каждую пядь хорошо подготовленной в инженерном отношении и заминированной местности. С полудня действия групп поддерживались эсминцами. В ходе тяжёлого и кровопролитного уличного боя войска овладели большим посёлком юго-восточнее Новороссийска. К северу от этого участка, в районе высот, прорвана первая оборонительная позиция противника. Отражены контратаки противника. Восточная группа овладела занятыми крупными силами противника высотами в 4 км к западу от Шапсугской. В полосе 44-го армейского корпуса противник начал наступление в районе Туннельной.

1-я танковая армия. Утром 4 батальона противника при сильной артиллерийской поддержке и одновременных ударах авиации начали атаку с востока против Ишерской. Атака отбита с помощью сосредоточенного огня всех средств. Противник понёс большие потери. Была также отбита и вторая атака силами двух батальонов с шестью танками севернее канала (Ленина). С самого утра 3-я танковая дивизия ведёт тяжёлый оборонительный бой против только что введённых противником крупных танковых сил (по донесениям авиации — 70 танков). 6-й танковый полк 3-й танковой дивизии начал наступление с запада и севера. Пока подбито 6 вражеских танков.

Совинформбюро. В течение 23 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока.

24 сентября 1942 года. 460-й день войны

Воронежский фронт . Войска Воронежского фронта овладели населённым пунктом Чижовка и южной частью Воронежа.

Юго-Восточный фронт . К вечеру 24 сентября (четверг) бои в центре города стали стихать, первый кризис был преодолен. Противник на участке Купоросное — пригород Минина вышел на берег Волги. 51-я и 57-я армии отражают в районе Красноармейска, озера Цаца, станции Тундутово атаки румынских войск по захвату ст. Абганерово.

24 сентября Гитлер сместил начальника генерального штаба сухопутных сил генерал-полковника Гальдера, назначенного на этот пост ещё до начала второй мировой войны. Вместо Гальдера был назначен генерал пехоты Курт Цейтцлер, бывший до этого начальником штаба группы армий «Д» на Западном фронте. Если у Гальдера и были какие-то попытки оспаривать мнение фюрера, то Цейтцлер не был способен и на это. Цейтцлер упорно добивался реализации планов летней кампании 1942 г.

Гальдер Франц. После дневного доклада — отставка, переданная фюрером (мои нервы истощены, да и он свои поистрепал; мы должны расстаться; необходимость воспитания личного состава генерального штаба в духе фанатической преданности идее)

Группа армий «Б». 6-я армия. В Сталинграде, в черте города, ведутся местные уличные бои, сопровождаемые сильным артиллерийским огнём. Сегодня русские снова предприняли усиленные атаки пехотой и танками наших позиций на северном участке фронта 14-го танкового и на участке 8-го армейского корпусов. Временные вклинения противника у Татарского вала и к западу от железной дороги удалось ликвидировать в ходе упорных боёв. Противник продолжает оказывать неослабное давление на западное крыло 14-го танкового корпуса, ведя интенсивный изматывающий залповый артиллерийский огонь из орудий всех калибров. На участке 8-го армейского корпуса 76-я дивизия с рассветом втянута в тяжёлый оборонительный бой с превосходящими силами противника, поддерживаемыми многочисленными танками. Подразделения русских, прорвавшихся почти до района полковых командных пунктов, либо остановлены, либо отброшены назад.

17.00 — наступление русских при весьма напряжённом положении с танками на нашей стороне. С боеприпасами крайне трудно. Намерение. Укрепить северный участок фронта частями 48-го танкового корпуса, которые не нужны для боёв в Сталинграде. 8-я итальянская армия. Попытка противника ударом крупных сил прорвать наши позиции юго-восточнее Котовского сорвана контратакой наших войск. 2-я венгерская армия. Восточное Коротояка отброшены назад слабые дозоры русских. 2-я армия. В полосе 13-го армейского корпуса противник снова перерезал связь с гарнизоном, обороняющимся в южной части леса к северо-востоку от Ольховаткн. Контратака не удалась. В 17.00 противник начал атаку этого участка леса.

Группа армий «Центр». На фронте 9-й армии противник продолжает оказывать давление прежде всего в районе северо-восточной окраины Ржева. Высадка десанта в составе 300—400 парашютистов в районе юго-западнее Сычевки, по имеющимся данным, произведена с целью организации крупной диверсионной операции в первую очередь против железной дороги Вязьма — Сычевка. Против парашютистов направлены части 328-й и 1-й танковой дивизий. На участке дивизии «Великая Германия» отражено наступление противника, поддержанное танками. На участке 6-й дивизии контратаками удалось улучшить наши позиции. К востоку от участка вклинения в городском парке отбито несколько атак противника. В полосе 23-го армейского корпуса, на левом фланге 253-й, а также перед фронтом 86-й и 110-й дивизий оживлённые действия разведдозоров и огонь вражеской артиллерии. После ожесточённых боёв 197-я дивизия овладела населёнными пунктами Горохово, Тарасово и Рябцево, которые оборонялись партизанами и регулярными войсками противника. В полосе 59-го армейского корпуса кавалерийская дивизия СС заняла Воробье. Упорные бои за Ульково все ещё продолжаются. Оказав вначале серьёзное сопротивление частям 330-й дивизии, противник отошёл в северном и северо-восточном направлениях. Заняты четыре населённых пункта.

Группа армий «Север». Одна из позиций 8-й танковой дивизии подверглась нападению трёх вражеских разведывательно-штурмовых групп общей численностью до 100 человек в немецких касках и плащ-палатках. Противник отброшен. 11-я армия. 30-й армейский корпус продвинулся лишь незначительно. 26-й армейский корпус овладел северо-западной окраиной Гайтолово. В 16.00 начался новый штурм Гайтолово. Противник подверг бесчисленным, но тщетным контратакам с восточного и юго-восточного направлений восточный фланг 121-й пехотной дивизии. На участке вклинения — неослабевающее упорное сопротивление противника.

Совинформбюро. В течение 24 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

25 сентября 1942 года. 461-й день войны

Юго-Восточный фронт . 25 сентября (пятница) в 6-ю армию были переданы из 4-й танковой армии левофланговые 24-я танковая и 64-я пехотная дивизии. В район западнее Орловки были переброшены 24-я танковая и снятая с северного участка 389-я пехотная дивизии. В центре Сталинграда была перегруппирована из района севернее Городище 295-я пехотная дивизия. Перегруппировка войск противника проводилась с таким расчётом, чтобы основные их усилия направить для действий против центра и северной части Сталинграда.

Ночью было решено частично перегруппировать части 62-й армии для того, чтобы укрепить и уплотнить боевые порядки на фронте Мокрая Мечетка и в районе Мамаева кургана. В 23.00ч Чуйков Василий Иванович подписал Боевой приказ № 164, в котором потребовал: «Всем войскам армии к рассвету 26. 9. 42 быть готовыми к отражению возможных атак противника, особенно в направлении Городище — Баррикады». ([4] стр. 170)

В боевом приказе от 25 сентября 1942 г. по 64-й армии, обороняющей подступы к южной части Сталинграда, говорилось: «1. Противник, прикрывшись на рубеже Купоросное, Зелёная Поляна, высота 145,5, Елхи, главными силами ведёт наступление за овладение Сталинградом. 2. 64-я армия своим правым флангом наступает в направлении Зелёная Поляна. На остальном фронте продолжает оборонять занимаемый рубеж. 3. Справа 62-я армия ведёт наступление с задачей очистить город от прорвавшихся частей противника».[9]

Войска 51-й армии 25 сентября и 57-й армии 29 сентября нанесли контрудары по соединениям противника, которые действовали между озёрами Сарпа, Цаца и Барманцак. В результате вражеские войска были выбиты из межозерных дефиле. Наши части немедленно закрепили занятые рубежи, поставив минные поля и построив другие заграждения. В последующем этот рубеж был использован Сталинградским фронтом для нанесения главного удара при переходе в контрнаступление.

Закавказский фронт. Усилив моздокскую группировку дивизией СС «Викинг», Клейст нанёс главный удар в Эльхотовские ворота — долину шириной 4-5 км, через которую проходили дороги на Грозный и Орджоникидзе. В этот же день передовые батальоны 13-й танковой дивизии завязали бои за Эльхотово. Взять селение немцам удалось лишь 27 сентября. В этой обстановке командующий Северной группой войск предложил отказаться от наступления и временно перейти к обороне на занимаемых рубежах. Ставка утвердила это решение. Продвинувшись всего на несколько километров, войска Клейста были вынуждены отказаться от дальнейших атак, так и не пробившись к нефтепромыслам Грозного.

25 сентября немцы захватили небольшой плацдарм на западном берегу Терека в районе Майского. Командование 37-й армии Северной группы войск не придало этому особого значения и не приняло мер к ликвидации плацдарма. А именно с последнего германские войска собирались нанести главный удар в Нальчикской операции. С нашей стороны на этом участке действовал один полк 151-й стрелковой дивизии.

25 сентября, после 2-дневных мощных авиационных ударов по коммуникациям и боевым порядкам 18-й армии, войска 17-й немецкой армии (Р. Руофф) перешли в наступление на туапсинском направлении, нанося главный удар силами группы «Туапсе» (части 44-го армейского, 57-го танкового и 49-го горно-стрелкового корпусов) от Нефтегорска на Шаумян. Сутки спустя 198-я пехотная дивизия нанесла вспомогательный удар от Горячего Ключа на Фанагорийское. Началась Туапсинская оборонительная операция Черноморской группы войск (18, 56 и 47-я армии, 5-я ВА) Закавказского фронта.

Военный совет Черноморской группы потребовал от командующего 47-й армией генерал-майора А. А. Гречко уничтожить прорвавшуюся 3-ю румынскую горнопехотную дивизию. Генерал Гречко принял решение нанести по флангам вклинившейся группировки два сходящихся удара и, окружив её, уничтожить. Для этой цели 77-я стрелковая дивизия полковника Е. Е. Кабанова была сосредоточена в районе Эриванского, а 255-я бригада морской пехоты полковника Д. В. Гордеева и 83-я морская стрелковая бригада подполковника Д. В. Красникова — в районе Шапсугской. Контратака советских войск началась на рассвете 25 сентября. В результате двухдневных боёв 3-я румынская горно-стрелковая дивизия была разгромлена. Она потеряла убитыми, ранеными и пленными до 8 тыс. солдат и офицеров и была снята с фронта. С 27 сентября немецко-румынские войска на Новороссийском направлении перешли к обороне и больше не предпринимали здесь попыток наступать крупными силами.

Совинформбюро. В течение 25 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

26 сентября 1942 года. 462-й день войны

Ленинградский фронт. Войска Невской оперативной группы овладели плацдармом в районе Московской Дубровки.

Юго-Восточный фронт . 26 сентября (суббота) после упорных боёв вокзал и пристань были заняты противником. Захватом центральной пристани противник рассек армию и центральную часть Сталинграда на две части. Главные силы армии оказались севернее реки Царица. 92-я и 42-я стрелковые бригады и 272-й полк 10-й дивизии были отрезаны от главных сил армии в южной части города.

26 сентября группа разведчиков 42-го гвардейского стрелкового полка под командованием сержанта Я. Ф. Павлова и взвод лейтенанта Н. Е. Заболотного 13-й гвардейской стрелковой дивизии заняли оборону в 2 жилых домах на площади 9 Января. Впоследствии эти дома вошли в историю Сталинградской битвы как «дом Павлова» и «дом Заболотного».

Для срыва нового наступления противника 62-й армии было приказано силами 23-го танкового корпуса, 95-й и 284-й стрелковых дивизий очистить от противника центральную часть города, 64-я армия получила задачу ударом с юга войсками 36-й гвардейской стрелковой дивизии овладеть районом Купоросное. В соответствии с указанием штаба фронта командующий 62-й армией 26 сентября в 19 час. 40 мин. отдал приказ 23-му танковому корпусу своим левым флангом наступать в направлении высоты 112,0, ул. Ржевская; дивизии Горишного наступать в направлении городской сад, ул. Чапаевская и Донецкая; дивизии Батюка наступать своим правым флангом в направлении ул. Хоперская, вокзал; 13-й гвардейской стрелковой дивизии вести бои по уничтожению противника в центральной части города.

Совинформбюро. В течение 26 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

27 сентября 1942 года. 463-й день войны

Волховский фронт. 27 сентября отдан приказ о выводе всех наших частей, находившихся западнее Чёрной речки, на восточный берег.

Юго-Восточный фронт . Чуйков Василий Иванович : «Начали мы с контратаки, назначенной на 6 часов 27 сентября. В тот же день перешла в наступление и 64-я армия в районе Купоросное. Первоначально мы имели успех, но в 8 часов на наши боевые порядки обрушились сотни пикирующих бомбардировщиков. Атакующие подразделения залегли.

В 10 часов 30 минут противник перешёл в наступление. Его свежая 100-я легкопехотная и пополнившаяся 389-я пехотная дивизии, усиленные 24-й танковой, бросились в атаку, чтобы овладеть посёлком Красный Октябрь и Мамаевым курганом. Фашистская авиация бомбила и штурмовала наши боевые порядки от самого переднего края до Волги. Опорный пункт, организованный силами дивизии Горишного на вершине Мамаева кургана, бомбежкой и артиллерийским огнём противника был разбит до основания. Командный пункт штаба армии всё время находился под ударами авиации…

Только поздно ночью нам удалось уточнить положение. Обстановка оказалась очень тяжёлой: противник, пройдя через минные поля, через наши передовые боевые порядки, хотя и с большими потерями, всё же на некоторых участках продвинулся от двух до трёх километров на восток. „Ещё один такой бой, и мы окажемся в Волге“, — подумал я. Танковый корпус и левый фланг дивизии Ермолкина, принявшие на себя главный удар, понесли значительные потери и своими остатками к исходу дня 27 сентября занимали фронт от моста через Мечетку, в 2,5 километрах западнее посёлка Баррикады, юго-западную часть посёлка Баррикады, западную окраину пригорода Красный Октябрь до Банного оврага. Фашисты занимали улицы Шахтинская, Жердевская, высоту 107,5. Дивизия Горишного была оттеснена с вершины Мамаева кургана. Сильно поредевшие боевые порядки дивизии занимали его северо-восточные склоны. На остальных участках фронта армии атаки противника были отбиты.» ([4] стр. 184)

42-я, 92-я стрелковые бригады и 272-й полк 10-й дивизии, понеся большие потери в боях, испытывая острый недостаток в боеприпасах и продовольствии, потеряв управление не выдержали дальнейшего натиска превосходящих сил противника и разрозненными группами начали переправляться на левый берег Волги. Воспользовавшись этим, немцы прорвались к Волге южнее р. Царицы на участке протяжённостью до 10 км. Наступление 64-й армии в районе Купоросное отвлекло на себя часть сил противника, но изгнать его из Купоросного не удалось.

Закавказский фронт. 27 сентября генерал Руофф ввёл в полосе 383-й стрелковой дивизии альпийских стрелков Ланца. Им удалось прорвать фронт, овладеть горами Гунай, Нейман и выйти в долину реки Гунайка, создавая угрозу тылам 18-й армии. Советские части начали отход на запад и юго-запад. На Лазаревском направлении части 46-й немецкой пехотной дивизии перешли в наступление 28 сентября с участка Самурская, Нефтегорск и продвинулись почти до долины реки Пшеха.

Совинформбюро. В течение 27 сентября наши войска вели ожесточённые бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

28 сентября 1942 года. 464-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: «28 сентября наш арьергард контратаковал фашистские соединения, прикрывая отход, а в ночь на 29 сентября началась переправа… В те дни в районе охвата врагом наших войск создалась тяжёлая обстановка. Соединения и части перемешались между собой, управление ими то и дело нарушалось.» ([7] стр. 313)

Москва. 28 сентября 1942 г. (понедельник) приказом Ставки Верховного Главнокомандования фронты, действовавшие в районе Сталинграда, были реорганизованы: бывший Сталинградский фронт стал Донским, Юго-Восточный — Сталинградским. Каждый фронт подчинялся непосредственно Ставке. Командующим Донским фронтом был назначен генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский, членом Военного совета фронта — корпусной комиссар А. С. Желтов. Командующим Сталинградским фронтом остался генерал-полковник А. И. Еременко, членом Военного совета фронта — Н. С. Хрущёв.

Сталинградский фронт . Утром 28 сентября на позиции 883-го стрелкового полка 193-й стрелковой дивизии обрушили свой удар части 24-й танковой и 71-й пехотной дивизий врага, но их атаки были отбиты. Снова разгорелись уличные бои на территории посёлков, причём в посёлке Баррикады врагу удалось продвинуться вперёд и отодвинуть передний край советской обороны на юго-западную окраину завода «Силикат».

Чуйков Василий Иванович : «В ночь на 28 сентября к нам на правый берег переправились два полка стрелковой дивизии генерала Ф. Н. Смехотворова, которые я немедленно ввёл в бой за западную окраину посёлка Красный Октябрь… С утра 28 сентября противник начал яростные атаки пехотой и танками. Его авиация наносила непрерывно массированные удары по боевым порядкам наших войск, по переправам, по командному пункту армии. Немецкие самолёты сбрасывали не только бомбы, но и куски металла, плуги, тракторные колеса, бороны, пустые железные бочки, которые со свистом и шумом летели на головы наших бойцов…

И всё же, несмотря на такую обстановку, мы чувствовали, что противник выдыхается… Он бросал в бой батальоны, поддерживаемые танками, с различных участков и не очень уверенно. Это давало нам возможность массированным огнём отбивать удары по очереди, а затем переходить в контратаки… Так в час самого большого налета нашей авиации была организована контратака полка дивизии Горишного с двумя батальонами дивизии Батюка. Решительным броском они захватили тригонометрический пункт на Мамаевом кургане. Однако выйти на самую вершину, к водонапорным бакам, не удалось. Вершина осталась ничьей: по ней с той и другой стороны беспрерывно вела огонь артиллерия.

За день боя, 28 сентября, мы в основном удержали свои позиции… За этот день фашисты потеряли не менее 1500 человек убитыми, свыше 30 танков было сожжено. Только на скатах Мамаева кургана осталось до 500 вражеских трупов. Наши потери были также большие. Танковый корпус потерял убитыми и раневыми 626 человек, дивизия Батюка — около 300 человек. В дивизии Горишного осталось совсем мало людей, но она продолжала драться…

На правом берегу скопилось много раненых, которых за ночь не успели переправить. В то же время разведка доносила, что из района Городище выдвигаются свежие силы пехоты и танки противника. Они двигались к посёлку Красный Октябрь. Сражение за заводы и заводские посёлки только ещё начиналось. Мы решили перейти к жёсткой обороне с максимальным использованием средств инженерного заграждения. В 19 часов 30 минут 28 сентября был отдан приказ № 171. В нём указывались рубежи, которые должны отстаивать части.» ([4] стр. 186)

В течение 28 сентября — 4 октября частями 51-й армии под командованием генерал-майора Т. К. Коломийца был нанесён контрудар в 75 км от южной черты Сталинграда. Сводный отряд под водительством командира 302-й стрелковой дивизии полковника Е. Ф. Макарчука, используя внезапность, в ночь на 29 сентября проник в расположение тылов 6-го румынского корпуса и быстро устремился на Садовое, расположенное в 20—25 км от фронта. Советскими частями, действовавшими южнее Сталинграда, разгромлены были 5-й и 21-й пехотные полки, 22-й артиллерийский полк. Второй контрудар примерно в это же время — с 28 сентября по 2 октября — был нанесён сводным отрядом 57-й армии генерала Ф. И. Толбухина в районе озёр Сарпа, Цаца и Барманцак.

Закавказский фронт. Завершилась Моздок-Малгобекская операция. Советские войска заставили германское командование отказаться от наступления на грозненском направлении. Моздокская группировка противника, усиленная моторизованной дивизией СС «Викинг», захватила Терек, Плановское, Эльхотово, Илларионовку.

Совинформбюро. В течение ночи на 28 сентября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

29 сентября 1942 года. 465-й день войны

Волховский фронт. Мерецков Кирилл Афанасьевич: «Основная масса войск закончила выход на восточный берег к рассвету 29 сентября. Остальные подразделения вышли в ночь на 30 сентября. После этого активные боевые действия были прекращены. Наши войска, а также и войска противника возвратились примерно на старые позиции. Артиллерийская дуэль и взаимные налеты авиации как бы по инерции продолжались затем несколько дней, но наступательных действий не предпринималось.» ([7] стр. 313)

Сталинградский фронт . 29 сентября (вторник) противник силами 16-й танковой дивизии генерала Ангерна, 389-й пехотной дивизии генерала Мангуса и группы «Штахель» при поддержке авиации, перешёл в наступление на правое крыло 62-й армии в районе Орловки. Войска орловской группы были расположены выступом, достигавшим в глубину до 10 километров и в ширину до 5 километров. Общее протяжение фронта здесь было 24 километра. Наступление на Орловку началось с трёх сторон. Около батальона пехоты с 18 танками наступали через высоту 135,4 на юг и до батальона пехоты с 15 танками — через высоту 147,6 на юго-восток. Из района Уваровки до двух батальонов пехоты с 16 танками двигались на восток, в обход Орловки с юга. Одновременно фашисты вели яростные атаки против частей 112-й стрелковой дивизии Ермолкина, направляя свой удар на посёлок Баррикады.

В 15 часов до 50 танков с автоматчиками вышли из Городища, атаковали высоты 109,4 и 108,9 и, смяв боевые порядки 2-го батальона 115-й стрелковой бригады Андрюсенко, приблизились к Орловке с юга. В то же время танки и пехота противника, атакуя Орловку с севера, смяли 1-й батальон этой же бригады. Батальон понёс тяжёлые потери и отошёл к северной окраине. Противнику удалось прорвать фронт обороняющихся частей и выдвинуться до линии железной дороги, где он снова был остановлен. Орловский коридор сузился до 1000—1200 м. Северо-западнее Орловки часть обороняющихся войск попала в окружение. В течение 5—6 дней подразделения 3-го батальона 115-й стрелковой бригады и 4-го батальона 2-й мотострелковой бригады, находясь в полном окружении, вели упорные бои с противником. В итоге ожесточённых боёв эти подразделения разорвали кольцо окружения и соединились с войсками своей армии.

Чуйков Василий Иванович : « Атаки противника на других участках фронта армии 29 сентября были также очень настойчивые и дорого обошлись нам. 112-я дивизия Ермолкина, находившаяся в непрерывных боях от Дона до Волги, вынуждена была отойти на рубеж завода „Силикат“. В её полках осталось лишь по сотне бойцов. На участке дивизии Смехотворова, оборонявшей западную окраину посёлка Красный Октябрь, гитлеровцам удалось вклиниться в наши боевые порядки… После тяжёлых боёв танковый корпус фактически утратил боеспособность — в нём осталось лишь 17 подбитых танков и 150 бойцов, которые были переданы стрелковым частям, а штаб переправился для формирования частей на левый берег Волги. На Мамаевом кургане продолжался непрерывный бой. Атаки немцев встречались контратаками наших войск.» ([4] стр. 196)

Совинформбюро. В течение 29 сентября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

30 сентября 1942 года. 466-й день войны

30 сентября (среда) в г. Краснодоне Ворошиловградской области из нескольких молодёжных подпольных групп создана подпольная организация «Молодая гвардия». Состав штаба: У. М. Громова, И. А. Земнухов, О. В. Кошевой (комиссар), В. И. Левашов, В. И. Третьякевич, И. В. Туркенич (командир), С. Г. Тюленин, Л. Г. Шевцова.

Сталинградский фронт . Чуйков Василий Иванович : " 30 сентября фашисты начали свои атаки в 13 часов. Их главные усилия были направлены против частей 115-й стрелковой бригады полковника К. М. Андрюсенко, оборонявших район Орловки. На этот раз наступление противника началось после двухчасовой авиационной и артиллерийской подготовки. 1-й и 2-й батальоны бригады Андрюсенко понесли очень большие потери, но продолжали удерживать северную и южную части посёлка. Клещи противника были близки к смыканию восточнее Орловки. Врагу открывался путь по Орловской балке на Тракторный завод и Спартановку. В тот же день наша разведка установила сосредоточение крупных сил пехоты и танков в балке Вишневая. в районе кладбища посёлка Красный Октябрь, в оврагах Долгий и Крутой. С южной окраины города подходили части 14-й танковой и 94-й пехотной немецких дивизий, уже пополненных после понесённых потерь. Замысел врага был ясен: он готовил новый удар на заводы Тракторный и «Баррикады». ([4] стр. 197)

Совинформбюро. В течение 30 сентября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока.

Список литературы

  1. [1] Гальдер Ф. [militera.lib.ru/db/halder/index.html Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939—1942 гг.] — М.: Воениздат, 1968—1971
  2. [2] [roman.lebedev.com/sov_inform_buro__vov/ Сводки, сообщения Совинформбюро и Приказы Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР. 1941—1945 гг.]
  3. [3] [www.fictionbook.ru/author/beshanov_vladimir/god_1942_uchebniyyi/beshanov_god_1942_uchebniyyi.rtf.zip Бешанов В. В. Год 1942 — «учебный» — Мн.: Харвест, 2002. — 624 с.]
  4. [4] [militera.lib.ru/memo/russian/chuykov/index.html Чуйков В. И. Сражение века. — М.: Советская Россия, 1975]
  5. [5] [www.soldat.ru/files/4/6/17/ История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945. Том второй. Воениздат. МО СССР М. −1961]
  6. [6] [militera.lib.ru/memo/german/manstein/index.html Манштейн Э. Утерянные победы. — М.: ACT; СПб Terra Fantastica, 1999]
  7. [7] [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/index.html Мерецков К. А. На службе народу. — М.: Политиздат, 1968.]
  8. [8] [militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/index.html Жуков Г К. Воспоминания и размышления. В 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2002.]
  9. [9] [www.militera.lib.ru/h/samsonov1/index.html Самсонов А. М. Сталинградская битва, 4-е изд., испр. и доп.— М.: Наука, 1989.]
  10. [10] [MILITERA.LIB.RU/MEMO/RUSSIAN/KAZAKOV_MI/INDEX.HTML Казаков М. И. Над картой былых сражений. — М.: Воениздат, 1971.]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Хроника Великой Отечественной войны/Сентябрь 1942 года"

Отрывок, характеризующий Хроника Великой Отечественной войны/Сентябрь 1942 года

– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.