Хроника Великой Отечественной войны/Январь 1943 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Содержание

1 января 1943 года. 559-й день войны

Великолукская операция. (см . карту [velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/velikie_luki_oper.gif Великолукская наступательная операция 24 декабря 1942 г. — 20 января 1943 г.] 140 кб) К 1 января большая часть Великих Лук была в руках советских войск. Соединившиеся 257-я стрелковая дивизия и 47-я механизированная бригада захватили всю центральную часть города, разъединив гарнизон на две части — одна в районе железнодорожного вокзала, а вторая — в районе старой крепости.

Ставка Верховного Главнокомандования. Задача по ликвидации окружённого в Сталинграде противника целиком возлагалась на Донской фронт. Ставка усилила его новыми соединениями. С 1 января 1943 г. в него были включены 62, 64-я и 57-я армии Сталинградского фронта, действовавшие на внутреннем фронте. Сталинградский фронт А. И. Еременко был переименован в Южный фронт.

Ростовская операция. (см . карту [web.archive.org/web/20110816161518/velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/rostov_oper_1943.gif Ростовская наступательная операция 1 января — 18 февраля 1943 года] 94 кб) Началась Ростовская наступательная операция войск Южного фронта (А. И. Ерёменко) . 5-я ударная (M. M. Попов) и 2-я гвардейская (Р. Я. Малиновский) армии перешли в наступление на ростовском направлении. С первого дня наступления армии встретили ожесточённое сопротивление врага. Бои за Цимлянскую, превращённую в мощный узел сопротивления на пути наступления 2-й гвардейской армии, приняли затяжной характер. 2-я гвардейская армия (Р. Я. Малиновский) блокировала Цимлянскую и выдвинула подвижные части на запад для захвата Константиновского и переправ через Северный Донец и Дон . Подвижные соединения 2-й гвардейской армии (Р. Я. Малиновский) вышли на оперативный простор и начали продвигаться на запад. Нехватка горючего замедлила темп наступления.

Северо-Кавказская операция. (см . карту [hamster02.narod.ru/081.jpg Северо-Кавказская наступательная операция 1 января — 4 февраля 1943 года ] 1,29 МБ) Началась Северо-Кавказская наступательная операция войск левого крыла Южного и Закавказского фронта во взаимодействии с Черноморским флотом и при поддержке 4-й и 5-й воздушных армий. 51-я и 28-я армии Южного фронта (А. И. Ерёменко) перешли в наступление на сальском направлении.

Группа армий «А». Германское командование начало отводить 1-ю танковую армию из района Моздока, Нальчика, Прохладного на участок Пятигорск — Прасковея по реке Куме. Отход начался 1 января 1943 года и производился постепенно от рубежа к рубежу, чтобы обеспечить вывоз имущества и эвакуацию раненых, находящихся в госпиталях на курортах Кавказа.

Совинформбюро[1]. На Центральном фронте наши войска в результате решительного штурма овладели городом и железнодорожным узлом Великие Луки. Ввиду отказа сложить оружие немецкий гарнизон города истреблён. Южнее Сталинграда наши войска овладели городом Элиста. Юго-западнее Сталинграда наши войска овладели районным центром Тормосин. На Северном Кавказе наши войска овладели районным центром Чикола…

В течение 1 января наши войска в районе Среднего Дона, юго-западнее и южнее Сталинграда, на Центральном фронте и на Северном Кавказе вели наступательные бои. Нашими войсками заняты город и железнодорожный узел Великие Луки, город Элиста, районные центры Тормосин, Чикола и крупные населённые пункты — Нижне-Курмоярская, Балабановский, Берёзка, Баклановский, Жуковская, Кривской, Мало-Лучная, Степано-Разинский, Комаров, Красный Яр, Верхне-Солоновский, Нижне-Солоновский, Попов, Хазнидон, Толдзгун

2 января 1943 года. 560-й день войны

Совинформбюро. В течение 2 января наши войска в районе Среднего Дона, юго-западнее и южнее Сталинграда, на Центральном фронте и на Северном Кавказе вели наступательные бои. Наши войска овладели районным центром Дубовское, железнодорожной станцией Ремонтная и районным центром Эльхотово.

3 января 1943 года. 561-й день войны

Северо-Кавказская операция. 3 января Северная группа Закавказского фронта перешла в наступление в общем направлении на Ставрополь (Ворошиловск). В первый же день соединения 58-й армии (К. С. Мельник) овладели городом и железнодорожной станцией Моздок и городом Малгобек, захватив при этом богатые трофеи. Наступление Северной группы войск проходило недостаточно организованно. На правом крыле группы оно развивалось вдвое медленнее, чем в направлении на Нальчик, Пятигорск. Штабы 44-й и 58-й армий потеряли связь со своими войсками.

Совинформбюро. В течение 3 января наши войска в районе Среднего Дона, юго-западнее и южнее Сталинграда, на Центральном фронте и на Северном Кавказе вели наступательные бои на прежних направлениях. Наши наступающие войска внезапным ударом овладели городом и железнодорожной станцией Моздок, а также городом Малгобек.

4 января 1943 года. 562-й день войны

Великолукская операция. 4 января в 8.30 началось наступление немецкой оперативной группы «Шевалери» с целью деблокирования гарнизона Великих Лук (кодовое наименование «Totila»). Немцы наступали двумя колоннами. Правую составляла 20-я моторизованная дивизия с полком 205-й пехотной дивизии, 21 танком и 11 штурмовыми орудиями. Левую образовывала 291-я пехотная дивизия с несколькими батальонами 331-й пехотной дивизии, 22 танками и 10 штурмовыми орудиями.[2]

Ставка Верховного Главнокомандования утвердила план операции «Кольцо» по ликвидации окружённой немецко-фашистской группировки под Сталинградом. Штаб Донского фронта утвердил первый этап операции «Кольцо». Цель операции — ликвидировать мариновский выступ, сжать кольцо окружения, расчленить на две части и уничтожить противника.

Совинформбюро. 4 января наши наступающие войска овладели городом Чернышковский и железнодорожной станцией Чернышков… В течение ночи на 4 января наши войска в районе Среднего Дона, юго-западнее и южнее Сталинграда, на Центральном фронте и на Северном Кавказе продолжали вести наступательные бои на прежних направлениях… 4 января наши войска после решительной атаки овладели городом и железнодорожной станцией Нальчик.

5 января 1943 года. 563-й день войны

Совинформбюро. В течение 5 января наши войска в районе Среднего Дона, юго-западнее и южнее Сталинграда, на Центральном фронте и на Северном Кавказе вели наступательные бои на прежних направлениях. Наши войска овладели городом и железнодорожной станцией Нальчик, городом и железнодорожным узлом Прохладный, городом Майское и железнодорожным узлом Котляревская, городом и железнодорожной станцией Морозовский и районным центром Цымлянская.

6 января 1943 года. 564-й день войны

Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии» (вводились погоны для личного состава Красной Армии, а с 15 февраля — для личного состава ВМФ).

Великолукская операция. 47-я механизированная бригада 6 января захватила вокзал города Великие Луки, который был ядром обороны восточной части города. После этого бригаду вывели в оборону на западные окраины города. Немецкая деблокирующая группировка пробилась уже слишком близко. Погода улучшилась и советские ВВС нанесли удар по наступающим немцам.

Северо-Кавказская операция. 6 января по приказу Ставки 4-й Кубанский, 5-й Донской гвардейские кавалерийские корпуса и танковые соединения Северной группы Закавказского фронта объединились в подвижную конно-механизированную группу под командованием генерал-лейтенанта Н. Я. Кириченко. Этой группе предстояло выйти в район Армавира или Невинномысска и преградить пути отхода противнику на северо-запад. Задача осложнялась тем, что враг уже сумел организованно отвести свои войска на укреплённый рубеж обороны по рекам Куме и Золке.

Совинформбюро. В течение 6 января наши войска в районе Среднего Дона, продолжая наступление, заняли населённые пункты — Каргальско-Белянский, Вербовский, Мариинская, Холодный, Камышевская, Ясырев, Бол. Орловка, Чертовская.

На Северном Кавказе наши войска овладели населёнными пунктами — Ново-Осетиновская, Красноградская, Урожайное, Матвеевский, Кызбурун 1-й, Кызбурун 2-й, Кызбурун 3-й, Баксан, Старая Крепость, Карагач, Крем, Константиновское, Курская, Каково и железнодорожными станциями Аполонсная, Солдатская.

На Центральном фронте наши войска вели бои на прежних направлениях.

7 января 1943 года. 565-й день войны

Донской фронт (К. К. Рокоссовский). Советским командованием разработан план вручения ультиматума о капитуляции немецко-фашистских войск под Сталинградом. Вечером фронтовое радио несколько раз передаёт в штаб Ф. Паулюса сообщение о посылке парламентеров.

Группа армий «Дон». Манштейн : « Группа Голлидта, ведя тяжёлые оборонительные бои в большой излучине Дона, была вынуждена отойти на рубеж реки Кагальник. И здесь противник уже успел прорвать её позиции на южном фланге. 7 января противник небольшими силами форсировал Дон северо-восточнее Новочеркасска, где находился штаб группы армий. На северном фланге группы Голлидта между реками Быстрая Гнилая и Калитва 7 тд пыталась помешать продвижению противника к переправе через Донец у Форхштадта (Белая Калитва), предпринимая короткие контратаки. Переправа через реку у Каменска оборонялась только наскоро сформированными боевыми группами из отпускников, солдат тыловых служб и т. п., а также остатками румынских войск… Дальше на северо-запад на фронте группы армий „Б“ зияла широкая брешь, образовавшаяся в результате разгрома итальянской армии. В районе Миллерово вела бои относительно слабая боевая группа генерала Фреттер-Пико из группы армий „Б“, временами она оказывалась почти полностью окружённой.»[3](стр. 404)

Северо-Кавказская операция. Начальник Генерального штаба 7 января дал указание командующему Северной группой войск И. И. Масленникову объединить 4-й и 5-й гвардейские кавалерийские корпуса и танковую группу в конно-механизированную группу, которую использовать для ударов на путях отхода противника. При этом ещё раз было дано указание о том, чтобы на левом крыле Северной группы иметь минимум сил и обратить особое внимание на бесперебойное управление операцией. Конно-механизированная группа под командованием генерал-лейтенанта Кириченко Н. Я. вместо ударов по тылам отходившего противника продолжала наступать в северо-западном направлении на правом фланге 44-й армии.

Совинформбюро. В течение 7 января наши войска в районе Нижнего Дона, продолжая наступление, овладели районными центрами Мартыновка, Николаевская, Романовская, крупными населёнными пунктами — Мало-Хлоповский, Власов, Вишневка, Николаев, Александров, Ново-Петровский, Демков, Зазерский, Кухтачев, Вифлянцев, Страхов, Шаминка, Тапилин и железнодорожной станцией Вальково.

На Северном Кавказе наши войска овладели районными центрами Степное, Советская, крупными населёнными пунктами — Соломенское, Сухая Падина, Северный.

На Центральном фронте наши войска вели бои на прежних направлениях.

8 января 1943 года. 566-й день войны

Донской фронт (К. К. Рокоссовский). Советское командование предъявило командованию окружённых под Сталинградом немецко-фашистских войск ультиматум:

«Командующему окружённой под Сталинградом 6-й германской армией генерал-полковнику Паулюсу или его заместителю… В условиях сложившейся для Вас безвыходной обстановки, во избежание напрасного кровопролития, предлагаем Вам принять следующие условия капитуляции:

1. Всем германским окружённым войскам во главе с Вами и Вашим штабом прекратить сопротивление.

2. Вам организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, всю боевую технику и военное имущество в исправном состоянии.

Мы гарантируем всем прекратившим сопротивление офицерам, унтер-офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные. Всему личному составу сдавшихся войск сохраняем военную форму, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие. Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам немедленно будет установлено нормальное питание. Всем раненым, больным и обмороженным будет оказана медицинская помощь…»[4]

К. К. Рокоссовский: «Ровно в назначенное время наши парламентеры вышли из блиндажа и с развёрнутым белым флагом направились к немецким позициям под громкие звуки трубы. Как мы с Н. Н. Вороновым предполагали, так и получилось: с вражеской стороны никто не вышел навстречу нашим парламентерам. Более того, по ним был открыт огонь, сначала одиночный ружейный, а затем пулемётный и даже миномётный. Парламентеры вынуждены были вернуться.»[5] (стр. 173)

Совинформбюро. 8 января наши войска после упорных боёв овладели городом и железнодорожной станцией Зимовники. В районе Нижнего Дона наши войска, продолжая наступление, овладели населёнными пунктами — Новый Мир, Алексеев, Медвежка, Нижний Вязовый, Верхний Вязовый, Фёдоровка, Владимиров, Беляев, Чумаков, Кумшак.

На Северном Кавказе наши войска овладели районным центром Ново-Павловская, населёнными пунктами — Никольское, Горькая Балка, Правокумский, Сизов, Ново-Средний, Матигоринский, Орловский, Старо-Марьинский, Псыхурей, Марьинская, Куба и железнодорожной станцией Зольский. На Центральном фронте наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях.

9 января 1943 года. 567-й день войны

Донской фронт. К. К. Рокоссовский : «Утром 9 января нашим парламентерам удалось благополучно добраться до позиций противника, где в условленном месте они были встречены немецкими офицерами. Отказавшись вручить им пакет, парламентеры потребовали, чтобы их проводили на командный пункт. Туда они прибыли с завязанными глазами. На КП платки с глаз были сняты, и парламентеры предстали перед группой немецких старших офицеров. В присутствии наших посланцев один из офицеров доложил по телефону своему начальнику о прибытии советских парламентеров и о том, что они требуют передать пакет лично Паулюсу. Спустя некоторое время нашим парламентерам было объявлено, что командование немецких войск отказывается принять ультиматум, содержание которого ему известно из передач по радио. Парламентеры возвратились обратно. На этом закончилась попытка призвать немецко-фашистское командование к благоразумию. После нашего доклада Ставке об отклонении противником ультиматума нам пожелали успеха в решении вопроса оружием.»[5](стр. 174)

Группа армий «Дон». Манштейн : « 9 января противник предложил 6 армии капитулировать. По приказу Гитлера это предложение было отклонено… Для генерала Паулюса отклонение предложения о капитуляции было его солдатским долгом. Единственным оправданием для капитуляции было бы отсутствие у армии боевой задачи, то есть полная бессмысленность дальнейшего сопротивления… 6 армия — как бы бесперспективно ни было её сопротивление в будущем — ещё должна была в течение возможно большего времени играть решающую роль в развитии общей оперативной обстановки. Она должна была стремиться возможно дольше сковывать противостоящие ей силы противника… Армия могла ещё вести боевые действия, хотя для неё эта борьба уже была бесперспективной. Но то, что она продолжала держаться, имело решающее значение для положения всего южного крыла Восточного фронта. От каждого дня, на который она могла оттянуть высвобождение сил противника, зависела судьба Восточного фронта в целом.»[3](стр. 393)

Совинформбюро. 9 января наши войска в районе Нижнего Дона, продолжая наступление, овладели населёнными пунктами — Ковылкин, Сенной, Крылов, Ново-Россошанский, Трофимов, Гореловский, Крюковский, Ермилов, Савельев, Богоявленская, Устькагальницний, Кастырочный. В районе Зимовники наши войска овладели населёнными пунктами — Торговый, Ковалевский, Красный Октябрь, Грушевка, Весёлый, Островянский. На Северном Кавказе наши войска овладели городом Солдатско-Александровское, районным центром Зольское, населёнными пунктами — Колтуновская, Морозовская и железнодорожной станцией Этока. На Центральном фронте наши войска вели бои на прежних направлениях.

10 января 1943 года. 568-й день войны

Великолукская операция. К 9 января в Великие Луки пробился небольшой немецкий отряд с 9 танками. 10 января деблокирующую группу отделяли от окраины Великих Лук 4—5 километров. Командование 3-й ударной армии организовало фланговый контрудар силами 113-го полка 32-й стрелковой дивизии и 186-й танковой бригады, подошедшими из резерва. 32-я стрелковая дивизия прибывала в состав 3-й ударной армии из 43-й армии Западного фронта. В боях 10—12 января продвинуться ближе к городу деблокирующей группе не удалось. Узкий, простреливаемый пулемётным огнём коридор, пробивавшийся к Великим Лукам, вскоре потерял своё значение вследствие уничтожения гарнизона города.

Операция «Кольцо». (см . карту [dp60.narod.ru/image/maps/342_a.jpg Ликвидации окружённой группировки немецко-фашистских войск 10 января — 2 февраля 1943 года ] 192 КБ) Войска Донского фронта начали наступательную операцию «Кольцо» с целью ликвидации окружённой немецкой группировки под Сталинградом. К началу операции Донской фронт в составе семи армий имел тридцать девять стрелковых дивизий, десять стрелковых и четыре танковые бригады, двенадцать танковых полков, восемьдесят девять артиллерийских, десять миномётных и четырнадцать гвардейских миномётных полков и пять гвардейских тяжёлых миномётных бригад. В составе войск Донского фронта насчитывалось 254 танка, около 2500 орудий, свыше 6000 миномётов (не считая реактивных) и около 400 самолётов. Войска К. К. Рокоссовского, не имея большого превосходства над противником в живой силе, значительно превосходили их в артиллерии. На направлении главного удара, в полосе 65-й армии, наши войска превосходили противника по пехоте в 3 раза, по танкам в 1,2 раза и по артиллерии в 15 раз.[2](стр. 307) Выполняя замысел плана операции «Кольцо», войска готовились мощными ударами расчленить окружённую группировку и уничтожить её по частям.

Артиллерийская подготовка началась в 8 час. 05 мин. 7 тыс. орудий и миномётов в течение 55 минут разрушали вражескую оборону. Активно действовала авиация 16-й воздушной армии. В 9 часов пехота и танки перешли в атаку. 65-я армии (Батов) и 21-я армия (И. М. Чистяков), наносившие главный удар, взломали оборону неприятеля в направлении мариновского выступа. На направлении главного удара к исходу дня 65-я армия вклинилась в оборону противника на глубину 1,5—4,5 км.

На южном секторе кольца окружения 64-я и 57-я армии наносили встречный удар в общем направлении на разъезд Басаргино — Новый Рогачик. Противник в первый день удержал оборону по северо-восточному берегу балки Караватка и по юго-западному берегу р. Червленой. 66-я и 62-я (В. И. Чуйков) армии наступали из района юго-западнее Ерзовки в направлении на Городище.

Группа армий «Дон». Вечером 10 января командующий группой армий «Дон» докладывал Гитлеру: «Командующий 6-й армией доносит о прорывах крупных сил русских на севере, западе и юге, нацеленных на Карповку и Питомник. 44-я и 76-я пехотные дивизии понесли тяжёлые потери; 29-я моторизованная дивизия имеет только отдельные боеспособные части. Нет никаких надежд восстановить положение. Оставлены Дмитриевка, Цыбенко и Ракотино».[2](стр. 308)

Ростовская операция. Немецкое командование решило нанести два одновременных удара против правого и левого крыла Южного фронта (А. И. Ерёменко) и разгромить ударные группировки фронта. К 10 января противник сосредоточил против войск 5-й ударной армии сильную подвижную группу из 6-й и 11-й танковых, 306-й, 336-й пехотных и 7-й авиаполевой дивизий, насчитывавшую свыше 200 танков. Одновременно юго-западнее Зимовников враг сосредоточил вторую сильную группировку в составе 17-й и 23-й танковых, 16-й и СС «Викинг» моторизованных дивизий и нескольких пехотных частей. Командование Южного фронта приняло решение повернуть основные силы 2-й гвардейской армии (Р. Я. Малиновский) на юг и совместно с частями 51-й армии разгромить врага юго-западнее Зимовников. 10 января соединения 2-й гвардейской и 51-й армий нанесли сильный удар юго-западнее Зимовников в направлении на Пролетарскую и Сальск. Одновременно на правом крыле войска 5-й ударной и часть сил 2-й гвардейской армий отразили все атаки врага и вышли к нижнему течению Северного Донца.[6] (стр. 84)

Совинформбюро. 10 января наши войска на Северном Кавказе, продолжая наступление, овладели городом Воронцово-Александровское, районным центром Каменномостское, крупными населёнными пунктами — Сармаково, Камлюков, Малка, Петровский, Отказное, Новозаведенское, Обильное, Георгиевская, Незлобная, Лысогорская и железнодорожной станцией Кума. В районе Нижнего Дона и на Центральном фронте наши войска продолжали наступательные бои на прежних направлениях.

11 января 1943 года. 569-й день войны

Ростовская операция. Войска левого крыла Юго-Западного фронта обошли фланг противника севернее Тацинской, развили удар вдоль р. Калитва и глубоко охватили с севера оперативную группу «Холлидт».

Операция «Кольцо». В ночь на 11 января на южном секторе кольца окружения 64-я и 57-я армии сломили сопротивление немцев на северо-восточном берегу балки Караватка и по юго-западному берегу реки Червленой. 38-я стрелковая дивизия под командованием полковника Г. Б. Сафиулина захватила немецкий аэродром возле Воропоново с 18 исправными самолётами.

Северо-Кавказская операция. 37-я армия (П. М. Козлов) Северной группы войск Закавказского фронта, форсировав реку Баксан, нанесла удар на Кисловодск и 11 января очистила его от фашистов. Ударные группировки 46-й и 18-й армий Черноморской группы войск Закавказского фронта перешли в наступление в районе южнее Нефтегорска, Шаумяна и освободили города Ессентуки, Пятигорск, Железноводск, Минеральные Воды.

Совинформбюро. 11 января наши войска на Северном Кавказе, продолжая наступление, овладели городом и железнодорожным узлом Георгиевск, городом и железнодорожным узлом Минеральные Воды, городом и железнодорожной станцией Пятигорск, городом и железнодорожной станцией Кисловодск, городом и железнодорожной станцией Железноводск, городом и железнодорожной станцией Будённовск, железнодорожными станциями Карамык и Виноградная, районными центрами — Ачикулак, Архангельское, Александрийская, крупными населёнными пунктами — Горячеводская, Свобода, Ново-Григорьевское, Лрасковея, Константиновская. В районе Зимовники наши войска овладели районным центром Кутейниково, населёнными пунктами — Иловайский, Жирный, Русский, Ново-Лодин и железнодорожной станцией Куберле. В районе Нижнего Дона и на Центральном фронте наши войска продолжали наступательные бои на прежних направлениях.

12 января 1943 года. 570-й день войны

Операция «Искра». (см. карту [hamster02.narod.ru/083.jpg Прорыв блокады Ленинграда. Январь 1943 года ] (182 КБ)) Началась наступательная операция войск Ленинградского (Л. А. Говоров) и Волховского (К. А. Мерецков) фронтов во взаимодействии с Балтийским флотом (В. Ф. Трибуц) по прорыву блокады Ленинграда. В ночь на 12 января советская авиация подвергла массированным ударам артиллерийские позиции противника, его пункты управления в полосе прорыва, аэродромы и железнодорожные узлы. В 9 часов 30 минут утра 12 января артиллерия и авиация Волховского и Ленинградского фронтов и Краснознамённого Балтийского флота нанесли удар по позициям врага. Артиллерийская подготовка на Ленинградском фронте длилась 2 часа 20 минут, на Волховском — 1 час 45 минут.

2-я ударная армия Волховского фронта (К. А. Мерецков), наносившая удар с востока, наступала на участке шириной в 12 километров — от Липки (у Ладожского озера) до Гайтолово. Южнее 2-й ударной армии перешла в наступление частью сил 8-я армия (Ф. Н. Стариков). Она наносила вспомогательный удар на участке Гайтолово — Мишкино. Напряжённые бои развернулись за три наиболее сильных опорных пункта врага — деревню Липку, Рабочий посёлок № 8 и рощу «Круглую». К исходу дня 12 января части 327-й стрелковой дивизии, сломив сопротивление противника, заняли рощу и вышли на её западную опушку. Наступавшая на Рабочий посёлок № 8 372-я стрелковая дивизия взять его не смогла. К исходу дня ей удалось прорвать первую позицию вражеской обороны севернее и южнее посёлка и несколько продвинуться вперёд. Части правофланговой 128-й стрелковой дивизии с трёх сторон наступали на опорный пункт врага в Липке, но гарнизон противника продолжал оказывать сильное сопротивление.

67-я армия (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров) прорывала вражескую оборону на участке Московская Дубровка — Шлиссельбург со стороны Ленинграда. Войска 67-й армии (М. П. Духанов) форсировали Неву по льду и овладели её левым берегом. К концу дня войска 67-й армии, сломив сопротивление врага между 2-м Городком и Шлиссельбургом, продвинулись на ряде участков на 3 километра. Действовавшая с плацдарма у Московской Дубровки 45-я гвардейская стрелковая дивизия (А. А. Краснов) смогла овладеть в этот день первой траншеей противника. Не удалась попытка левофланговой 86-й стрелковой дивизии (В. А. Трубачева) форсировать реку перед Шлиссельбургом. Боязнь разбить лёд у левого берега Невы не позволила при артиллерийской подготовке подавить вражеские огневые точки на переднем крае. Во второй половине дня 86-я дивизия переправилась через Неву в районе Марьино на плацдарм, захваченный 136-й стрелковой дивизией, и начала наступление на Шлиссельбург с юга.

Воронежский фронт (Ф. И. Голиков). 12 января командование фронта, при подготовке к проведению Острогожско-Россошанская операции, предприняло разведку боем передовыми батальонами 25-й гвардейской и 107-й стрелковых дивизий 40-й армии на сторожевском плацдарме. Внезапность атаки, насыщенность боевых порядков пехоты танками и высокая плотность артиллерийского огня дали возможность передовым батальонам вклиниться в оборону противника на 6-километровом фронте на глубину до 3—3,5 километра. В атаке этих батальонов впервые были применены танковые тралы для устройства проходов в минных полях.

Операция «Кольцо». 65-я армия (П. И. Батов) и 21-я армия (И. М. Чистяков) Донского фронта (К. К. Рокоссовский) к исходу 12 января вышли на западный берег р. Россошки и в район Карповки. Было решено перенести направления главного удара в полосу наступления 21-й армии, которая должна была нанести удар своим левым флангом в направлении балка Дубовая, ст. Воропаново. Взаимодействующая с ней 65-я армия своим правым флангом наносила удар в общем направлении на Питомник. 24-я армия, продолжая наступление своим правым флангом, должна была обеспечивать с севера войска 65-й армии. На направлении удара войск 64-й и 57-й армий была прорвана оборона противника на р. Червленная, и советские войска продвинулись здесь на 6—8 км.

Северо-Кавказская операция. 12 января танковые части 9-й армии (К. А. Коротеева) Северной группы войск Закавказский фронта после двадцатичасового боя освободили город Минеральные Воды.

Совинформбюро. 12 января наши войска на Северном Кавказе, продолжая наступление, овладели городом и железнодорожной станцией Ессентуки и крупными населёнными пунктами — Ессентукская, Левокумский, Каррас, Николаевская, Бештаунит. В районе Зимовники наши войска овладели населёнными пунктами — Ново-Николаевская, Харьковский, Майорский, Курмоярский. В районе Нижнего Дона и на Центральном фронте наши войска продолжали наступательные бои на прежних направлениях.

13 января 1943 года. 571-й день войны

Операция «Искра». 67-я армия (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров), развивая 13 января наступление на Рабочий посёлок № 5, одновременно стремились окружить противника в районе 1-го и 2-го городков и расширить фронт прорыва в южном направлении. Однако наступление 45-й гвардейской стрелковой дивизии с юга и 268-й стрелковой дивизии с севера в обход 1-го и 2-го городков встретило ожесточённое сопротивление противника. 45-я гвардейская стрелковая дивизия, отразив контратаку двух батальонов немцев, продвижения не имела. Против 268-й стрелковой дивизии перешли в контратаку выдвинутый из резерва 283-й пехотный полк, усиленный 4 «тиграми» и 8 Pz.III, и до двух батальонов 170-й пехотной дивизии. Дивизия, не выдержав удара танков противника, отошла на восточную опушку леса севернее 2-го городка. 136-я стрелковая дивизия, усиленная 61-й танковой бригадой, продолжала наступление в юго-восточном направлении и к исходу дня заняла лес в полутора километрах северо-западнее Рабочего посёлка № 5, глубоко вклинившись в расположение противника. 86-я стрелковая дивизия, очистив от противника лес южнее Шлиссельбурга, вышла к железной дороге, но дальше продвинуться не смогла.[2](стр. 342)

2-я ударная армия Волховского фронта (К. А. Мерецков) 13 января возобновила наступление на всем фронте, но, встретив повсюду упорное сопротивление противника, имела незначительное продвижение.

Острогожско-Россошанская операция. (см. карту [web.archive.org/web/20110817212531/velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/ostrogozh-rossosh.gif Острогожско-Россошанская операция. (101 КБ)]) Началась Острогожско-Россошанская наступательная операция войск Воронежского (40-я, 3-я танковая и 2-я воздушная армии, 18-й отдельный стрелковый и 7-й кавалерийский корпуса) и Юго-Западного (6-я армия) фронтов с целью окружения и уничтожения войск противника в районе Острогожска и Россоши. Используя успех передовых батальонов107-й и 25-й гвардейской стрелковых дивизий, командование фронта ввело в сражение основные силы 40-й армии на день раньше намеченного срока. 13 января утром была проведена двухчасовая артиллерийская подготовка. Затем в бой пошли танки и пехота. К исходу дня главная полоса обороны 7-й венгерской пехотной дивизии перед сторожевским плацдармом была прорвана на 10-километровом фронте.

Совинформбюро. 13 января наши войска на Северном Кавказе, продолжая наступление, овладели районным центром Новоселицкое, крупными; населёнными пунктами — Журавское, Китаевское, Саблинское, Свободный, Греческое, Канглы, Побегайловское, Орбельяновка, Калаборка, Ново-Благодарное и железнодорожной станцией Кумагорский. В районе Нижнего Дона и на Центральном фронте наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях.

14 января 1943 года. 572-й день войны

Операция «Искра». 67-я армия (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров), введя в бой из второго эшелона 102-ю стрелковую бригаду и 123-ю стрелковую дивизию, усиленную 122-й танковой бригадой, стремилась сломить сопротивление противника в 1-м и 2-м городках. В направлении Рабочего посёлка № 3 в бой была введена 123-я стрелковая бригада. Однако развить наступление войскам армии не удалось.

2-я ударная армия Волховского фронта (К. А. Мерецков), блокировав опорный пункт в Рабочем посёлке № 8, силами 372, 18-й и 256-й стрелковых дивизий к вечеру 14 января вышла на линию Рабочих посёлков № 4 и № 5. Южнее войска 2-й ударной армии прорвали вторую позицию противника и овладели станцией Подгорная. 191-я стрелковая дивизия заняла Рабочий посёлок № 7 и вела бой за станцию Синявино. Одновременно войска армии продолжали атаки юго-западнее рощи «Круглая» и в районе Липки, где для помощи 128-й стрелковой дивизии через Ладожское озеро в тыл противнику вышла 12-я лыжная бригада.

К исходу 14 января между войсками Ленинградского и Волховского фронтов оставалось расстояние не более двух километров. Части противника, находившиеся в районах Шлиссельбурга и Липки. Они образовали так называемую группу Хюнера.

Острогожско-Россошанская операция. 40-я армия (К. С. Москаленко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) к исходу дня расширила прорыв до 50 км по фронту и до 17 км в глубину. Однако захватить с ходу вторую полосу обороны противника не удалось. 305-я стрелковая дивизия была использована для наступления на направлении главного удара, а 253-я стрелковая бригада — для расширения прорыва в сторону правого фланга.

18-й отдельный стрелковый корпус, после двухчасовой артиллерийской подготовки, перешёл в наступление со щучьенского плацдарма и к исходу дня прорвал главную полосу обороны 12-й венгерской пехотной дивизии. Противник ввёл на этом направлении свои резервы (26-ю пехотную дивизию и 1-ю венгерскую танковую дивизию) и своим упорным сопротивлением на три дня сковал части корпуса на второй полосе обороны.

3-я танковая армия (П. С. Рыбалко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков). После полуторачасовой артиллерийской подготовки и трёхчасового боя три стрелковые дивизии вклинились в оборону противника на 1 — З км. В 13.40 12-й и 15-й танковые корпуса начали выдвижение к передовой. Ввод в бой танковых корпусов позволил прорвать фронт и открыть путь вперёд пехоте. К исходу дня 14 января 12-й и 15-й танковые корпуса прорвали оборону противника на 10-километровом фронте и продвинулись на глубину в 23 км, оторвавшись от пехоты на 6—8 км. Стрелковые соединения армии, используя и закрепляя успех танковых корпусов, в течение дня продвинулись от 2 км на правом фланге и до 14 км на левом фланге.

6-я армия Юго-Западного фронта 14 января также перешла в наступление.

Ростовская операция. 2-я гвардейская армия (Р. Я. Малиновский) Южного фронта (А. И. Ерёменко) к вечеру 14 января передовыми частями выдвинулась на нижнее течение Маныча, обороняемое лишь отдельными слабыми отрядами противника. А. И. Еременко сформировал во 2-й гвардейской армии механизированную группу в составе 3-го гвардейского танкового корпуса, 2-го и 5-го гвардейских механизированных корпусов и 98-й стрелковой дивизии. Командующим механизированной группой был назначен командир 3-го гвардейского танкового корпуса генерал-лейтенант П. А. Ротмистров.

Совинформбюро. 14 января наши войска на Северном Кавказе, продолжая наступление, овладели районным центром Суворовская, крупными населёнными пунктами — Гражданский 1-й, Ново-Сунженская, Сотниковское и железнодорожной станцией Суворовская и небольшое село Северное. В районе Нижнего Дона и на Центральном фронте наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях.

15 января 1943 года. 573-й день войны

Операция «Искра». 2-я ударная армия Волховского фронта (К. А. Мерецков) силами 128-й стрелковой дивизии сломила сопротивление противника в Липке. Части 372-й стрелковой дивизии при поддержке 122-й танковой бригады 15 января овладели Рабочим посёлком № 8. Гарнизон противника, не пожелавший сдаться, был почти полностью уничтожен в бою

Острогожско-Россошанская операция. 40-я армия (К. С. Москаленко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) к исходу 15 января завершила прорыв всей тактической глубины вражеской обороны. Фронт наступления армии к этому времени увеличился с 84 км до 100 км. Глубина продвижения равнялась 20 км на правом фланге, 35 км в центре и 16 км на левом фланге.

3-я танковая армия (П. С. Рыбалко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков). В течение второго дня наступления 12-й и 15-й танковые корпуса развернули преследование отходившего врага, и к исходу дня их главные силы продвинулись на 20—35 км. Отрыв танковых корпусов от стрелковых войск в течение дня составил 15—25 км. Фронт наступления 3-й танковой армии к исходу 15 января был расширен до 60 км. Глубина продвижения танковых корпусов увеличилась до 40—50 км 15 января был введён в прорыв для образования внешнего фронта окружения 7-й кавалерийский корпус С. В. Соколова.

Операция «Кольцо». 65-я армия (П. И. Батов) Донского фронта (К. К. Рокоссовский) в ночь на 15 января частями 214-й стрелковой дивизии захватила аэродром Питомник. Утром здесь произошла встреча войск 65-й и 24-й армий. 64-я и 62-я армий активными действиями в Сталинграде продолжали сковывать силы противника.

К. К. Рокоссовский: «15 января наши войска преодолели сильно укреплённый средний оборонительный обвод. К этому времени они продвинулись от десяти до двадцати двух километров в центре. Теперь перед нами был внутренний оборонительный обвод. Должен заметить, что противник создал здесь очень мощные укрепления, Я видел их. Близко друг от друга стояли сильные опорные пункты с большим количеством дзотов, бронеколпаков и врытых в землю танков. Вся местность на подступах к ним была опутана колючей проволокой и густо заминирована. Мороз достигал 22 градусов, усилились метели. Нашим войскам предстояло наступать по открытой местности, в то время как противник находился в траншеях, землянках и блиндажах.»[5](стр. 177)

Совинформбюро. 15 января наши войска на Северном Кавказе, продолжая наступление, овладели городом и железнодорожной станцией Благодарное, городом Александровское, районным центром Солуно-Дмитриевское, крупными населёнными пунктами — Садовое, Нагутское, Бекешевская и железнодорожной станцией Нагутская. В районе Северного Донца наши войска овладели районным центром Литвиновка, крупными населёнными пунктами — Груцинов, Самбуров, Дядин, Поцелуев, Бородинов, Ерофеевка и железнодорожной станцией Глубокая. В районе Зимовники наши войска овладели районным центром Орловская, крупными населёнными пунктами — Батлаевская, Московский, Татников, Ряска, Денисовский, Новая Надежда, Атамановский, Греков, Красное Знамя, Луганский, Быстрянский, Потёмкинский, Кундрюченский и железнодорожными станциями Двойная, Куренный.

16 января 1943 года. 574-й день войны

Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об установлении дополнительных воинских званий для высшего командного состава авиации, артиллерии и бронетанковых войск». Установлены воинские звания: «Маршал авиации», «Маршал артиллерии», «Маршал бронетанковых войск».

Великолукская операция. 13 января был ликвидирован опорный пункт немцев — Курьяниха, 15 января — военный городок, а 16 января — железнодорожное депо и Алигардово. В последнем был взят в плен со своим штабом командир гарнизона подполковник фон Засс. Параллельно проводился штурм цитадели. Высокие обледенелые скаты валов старой крепости делали её штурм невозможным для танков и трудным для пехоты. 15 января внутрь крепости прорвалась штурмовая группа с северо-востока. Этот отряд отвлёк на себя значительные силы обороняющихся, что позволило остальным штурмовым группам ворваться в цитадель с севера и юга. К 7.00 16 января крепость пала.

Операция «Искра». Части 136-й стрелковой дивизии 67-й армии (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров) дважды врывались в Рабочий посёлок № 5, но закрепиться в нём не смогли. Полки 18-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии Волховского фронта (К. А. Мерецков) в течение ночи 16 января три раза штурмовали посёлок с востока, но также успеха не имели.

Острогожско-Россошанская операция. С 16 января войска 40-й и 3-й танковой армий продолжали стремительно развивать наступление в общем направлении на Алексеевку, охватывая с севера и с юга всю острогожско-россошанскую группировку врага. 3-я танковая армия (П. С. Рыбалко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) частями 12-го танкового корпуса и стрелковыми соединениями 16 января вела бой за город Россошь.

Группа армий «Дон». 6-я армия. «16 января на всех фронтах в армии завязались новые тяжёлые бои. Временами самолёты уже не имели возможности приземляться, потери же транспортной авиации из-за активности зенитной артиллерии и истребителей противника в дневное время и так стали слишком велики. Теперь авиация могла снабжать армию только ночью или сбрасывая грузы на парашютах. При этом неизбежно значительная часть грузов не попадала по назначению.»[3](стр. 398)

Совинформбюро. На днях наши войска, расположенные южнее Воронежа, перешли в наступление против немецко-фашистских войск и, прорвав сильно укреплённую оборону противника, продвинулись вперёд на 50-90 километров. Нашими войсками занято более 600 населённых пунктов, в том числе город и железнодорожный узел Россошь, районные центры и железнодорожные станции Ольховатка, Митрофановка, Пухово, районные центры — Репьевна, Красное, Ровеньки, Марковка, Каменка, железнодорожные станции — Мелогорье, Рыбальчино, Сотницкое.

10 января войска Донского фронта начали генеральную атаку окружённых в районе Сталинграда немецко-фашистских войск. За 7 дней напряжённых боёв наши войска, сжимая кольцо окружения немецко-фашистских войск, продвинулись на отдельных направлениях на 20-35 километров и заняли важные укреплённые узлы обороны — Мариновка, Атаманский, Лагерь имени Ворошилова, Карповка, Жирноклеевка, Госпитомник, Синеоковский, Новый Рогачик, Старый Рогачик, Песчаный Карьер, Береславский, Скляров, Ракотино, Кравцов, Цыбенко, Елхи, Алексеевка, Питомник, Дубинин, Малая Россошка, Западновка, Бородин, Совхоз № 1, Бабуркин, Ново-Алексеевский, Дмитриевка, Полтавский, Оторвановка, Соловьёв и железнодорожные станции — Басаргино, Карповская, Прудбой.

На Северном Кавказе и в районе Северного Донца наши войска продолжали вести наступательные бои на прежних направлениях.

17 января 1943 года. 575-й день войны

Великолукская операция. 3-я ударная армия Калининского фронта (М. А. Пуркаев) ликвидировала 7-тысячный гарнизон противника в Великих Луках и освободила город. Немецкий гарнизон был разделён на три очага сопротивления: крепость, Дом Офицеров Красной Армии (штаб коменданта города фон Засса, ныне здание городского драматического театра, гостиница «Москва», гестапо, баня № 1, правый крутой берег реки Ловать) и вокзал. Гитлер, как и Паулюсу в Сталинграде, обещал манну небесную в случае удержания Великих Лук коменданту города фон Зассу, и назвать Великие Луки его именем /Зассенштадт/.

Операция «Искра». 67-я армия (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров) подошла к Рабочим посёлкам № 1 и № 2, овладела Рабочим посёлком № 3 и заканчивала уничтожение противника в Шлиссельбурге. Одновременно войска армии обошли 2-й городок с востока. Попытки 136-й стрелковой дивизии прорваться к Рабочему посёлку № 5 встретили ожесточённое сопротивление противника.

2-я ударная армия Волховского фронта (К. А. Мерецков) к 17 января закончила уничтожение противника в Рабочих посёлках № 4 и № 8, овладела сильным опорным пунктом в Липке, вышла к Рабочему посёлку № 1, заняла завод ВИМТ и станцию Синявино. Атаки левофланговых дивизий армии в районах Гонтовой Липки и Гайтолово успеха не имели.

Командование 18-й немецкой армии приняло решение отказаться от удержания плацдарма группы Хюнера у самого берега Ладожского озера и санкционировало прорыв оставшихся там частей на соединение с основными силами армии.

Операция «Кольцо». К исходу 17 января 64, 57, 21, 65-я и 24-я армии Донского фронта (К. К. Рокоссовский) вышли на ближние подступы к Сталинграду по линии Большая Россошка, хутор Гончара, Воропоново. Войска противника, отступавшие на восток, заняли внутренний оборонительный обвод со старыми советскими укреплениями и продолжали оказывать упорное сопротивление.

Ростовская операция. К 17 января войска Южного фронта (А. И. Ерёменко) достигли рубежа левый берег нижнего течения Северного Донца — станица Манычская (в 40—45 километрах от Ростова) и далее по правому берегу Маныча до Пролетарской.

Совинформбюро. 17 января наши войска после упорного боя овладели городом и крупным железнодорожным узлом Миллерово. Наши войска, наступающие южнее Воронежа, овладели городом и крупной железнодорожной станцией Алексеевна, городом Кюротояк, районным центром и железнодорожной станцией Подгорное. В районе Северного Донца наши войска захватили несколько десятков населённых пунктов, в том числе крупные населённые пункты — Красновка, Исаевка, Верхне-Митякинский, Астахов, Калитвенская, железнодорожные станции — Погорелово, Красновка. В районе Орловская наши войска овладели крупными населёнными пунктами — Будённовская, Бекетный, Донской, Ногаевско-Ребричанский, Гундоров, Романов, железнодорожными станциями Эльмут и Восточный. На Северном Кавказе наши войска в результате решительной атаки овладели районным центром и крупной железнодорожной станцией Курсавка, районным центром Гофицкое, крупными населёнными пунктами — Сергиевна, Султанское, Крым-Гиреевское, Воровсколесская, железнодорожной станцией Крым-Гиреево.

18 января 1943 года. 576-й день войны

Операция «Искра». Рано утром северная часть шлисселъбургско-синявинской группировки врага попыталась пробиться через небольшой коридор на юг к главным силам 18-й армии. Для обеспечения прорыва группы Хюнера со стороны Рабочих посёлков № 1 и № 2 в южном направлении противник силами 61-й пехотной дивизии и других частей из района Рабочего посёлка № 5 и Синявино нанёс удар по 136-й стрелковой дивизии 67-й армии, стремясь отбросить её от Рабочего посёлка № 5 на запад. 136-я стрелковая дивизия и 61-я танковая бригада 67-я армия (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров), отразив контратаку, ворвались в Рабочий посёлок № 5, где в полдень соединились с частями 18-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии Волховского фронта (К. А. Мерецков).

В районе Рабочего посёлка № 1 части 123-й стрелковой бригады 67-й армии Ленинградского фронта соединились с частями 372-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии Волховского фронта. В тот же день, 86-я стрелковая дивизия и 34-я лыжная бригада к 14.00 полностью очистили от противника Шлиссельбург. К концу дня южное побережье Ладожского озера было очищено от врага. Создался коридор шириной 8—11 километров, по которому Ленинград получал прямую сухопутную связь со страной. В день прорыва блокады, 18 января, Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве на отвоеванной вдоль южного берега Ладоги узкой полоске земли железнодорожной линии, которая соединила бы Ленинград с Волховским железнодорожным узлом, со всей страной.

В течение последующих двух-трёх дней войска 67-й армии вышли на линию железной дороги, идущей от 1 -го городка к Рабочему посёлку № 6. Войска 2-й ударной армии в это время овладели Рабочим посёлком № 6 и вышли к железной дороге между этим посёлком и станцией Синявино. Попытки войск армии до конца января ударами с запада, севера и востока овладеть синявинским узлом сопротивления, а также сломить сопротивление противника в лесах между Синявино и Гонтовая Липка успеха не принесли. Войска 67-й и 2-й ударной армий стали укреплять освобожденный район.

Острогожско-Россошанская операция. К исходу 18 января 15-й танковый корпус 3-й танковой армии (П. С. Рыбалко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) и 305-я стрелковая дивизия 40-й армии (К. С. Москаленко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) соединились в районе Алексеевки и завершили окружение главных сил 2-й венгерской армии, 8-го итальянского альпийского и 24-го немецкого танкового корпусов, корпусной группы «Крамер» — всего 13 дивизий. Решительными действиями 12-го танкового корпуса 3-й танковой армии и 18-го отдельного стрелкового корпуса эта группировка была рассечена на две изолированные части: первая из них (пять дивизий)— в районе Острогожск —Алексеевка — Карпенково, вторая (восемь дивизий)— в районе севернее и северо-восточнее Россоши. К этому времени был создан внешний фронт окружения в 40—50 километрах от окружённых дивизий врага. На севере он был образован правофланговыми стрелковыми соединениями 40-й армии, которые к исходу 18 января достигли рубежа Костенки, Караешник, а на юге — частями 7-го кавалерийского корпуса (С. В. Соколов) и 201-й отдельной танковой бригады.

Совинформбюро. На днях наши войска, расположенные южнее Ладожского озера, перешли в наступление против немецко-фашистских войск, блокировавших город Ленинград. Прорвав долговременную укреплённую полосу противника глубиной до 14 километров и форсировав реку Нева, наши войска в течение семи дней напряжённых боёв, преодолевая исключительно упорное сопротивление противника, заняли г. Шлиссельбург, крупные укреплённые пункты — Марьино, Московская Дубровка, Липка, рабочие посёлки № 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, станцию Синявино и станцию Подгорная. Таким образом, после семидневных боёв войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда.

Войска Юго-Западного фронта форсировали реку Северный Донец, заняли железнодорожную станцию Каменск и ведут бои в городе Каменск. Наши войска овладели районным центром Ново-Псков, рядом крупных населённых пунктов, в том числе Ново-Беленькая, Донцовка, Ленин, Рудаков, Краснодонецкая. Войска Южного фронта форсировали Маныч и овладели городом и железнодорожной станцией Дивное, населёнными пунктами Привольный, Ремонтный, Мокрая Ельмута, Нижний Серебряков. Войска Воронежского фронта заняли железнодорожную станцию Каменка, много крупных населённых пунктов, в числе которых Истобное, Россоши, Хмелевое, Афанасьевка, Карпенково. На Северном Кавказе наши войска овладели городом Черкесск, железнодорожной станцией Баталпашинск, крупными населёнными пунктами Суркуль, Красноярский и другими.

19 января 1943 года. 577-й день войны

Острогожско-Россошанская операция. Части 7-го кавалерийского корпуса (С. В. Соколов) и 201-й отдельной танковой бригады 19 января внезапной атакой овладели городом и железнодорожным узлом Валуйки и Уразово. В тот же день за мужество и героизм 7-й кавалерийский корпус был преобразован в 6-й гвардейский кавалерийский корпус.

Ростовская операция. 19 января соединения механизированной группы П. А. Ротмистрова Южного фронта (А. И. Ерёменко) переправились через Маныч. Для прорыва на Батайск П. А. Ротмистровым был создан отряд в составе 8 танков T-34 и Т-70, 5 бронемашин, 9 бронетранспортёров и 200 автоматчиков. Двигаясь по маршруту Малая Западенка, Красный, Койсуг, отряд перерезал железную дорогу и атаковал город, где был встречен огнём и потерял 5 T-34 и 2 Т-70. После немецкой контратаки отряд А. В. Егорова занял круговую оборону в районе совхоза имени В. И. Ленина и посёлка имени ОГПУ. В течение двух дней он вёл тяжёлые бои в окружении, а затем П. А. Ротмистров приказал А. В. Егорову ночью пробиваться на север, организовав навстречу ему удар 3-й гвардейской танковой бригады. Остатки группы соединились с главными силами 3-го гвардейского танкового корпуса.[2](стр. 319)

Совинформбюро. 19 января войска Воронежского фронта, продолжая развивать наступление, овладели городом и крупным железнодорожным узлом Валуйки, городом и железнодорожным узлом Уразово, районными центрами Шаталовка и Вейделевка. Войска Юго-Западного фронта в результате решительной атаки овладели городом Каменск, районным центром и крупной железнодорожной станцией Белая Калитва и рядом крупных населённых пунктов. На Северном Кавказе наши войска овладели городом и железнодорожным узлом Петровское, районным центром Спицевское, железнодорожными станциями — Спицевка, Кугуты, Киан, Дворцовый, крупными населёнными пунктами — Донская Балка, Сухая Буйвола, Георгиевская, Рошинсний, Адыче-Хабль.

20 января 1943 года. 578-й день войны

Великолукская операция 3-й Ударной армии завершилась. Великолукский плацдарм ликвидирован, а город полностью освобождён. Во время операции были разгромлены 2 пехотные, танковая и моторизованная дивизии,3 отдельных полка и 56 отдельных батальонов.

Острогожско-Россошанская операция. Вражеские части предпринимали попытки найти разрывы между советскими войсками и вырваться из окружения. Командующий Воронежским фронтом (Ф. И. Голиков) 20 января отдал приказ 40-й армии и 18-му отдельному стрелковому корпусу уничтожить и пленить остатки разгромленных соединений противника. В течение 19 и 20 января силами 107, 340, 309-й стрелковых дивизий и 129-й стрелковой бригады был взят штурмом город Острогожск. Большая часть гарнизона была пленена или уничтожена в ходе боёв за город, лишь незначительной части удалось пробиться в район Алексеевки.

Группа армий «Дон». Паулюс: «Боеспособность войск быстро снижается вследствие катастрофического положения с продовольствием, горючим и боеприпасами. Имеется 16 тыс. раненых, которые не получают никакого ухода. У войск, за исключением тех, которые действуют на волжском фронте, нет оборудованных позиций, возможностей для расквартирования и дров. Начинают отмечаться явления морального разложения. Ещё раз прошу свободы действий, чтобы продолжать сопротивление, пока это возможно, или прекратить боевые действия, если их нельзя будет вести, и тем самым обеспечить уход за ранеными и избежать полного разложения». Ответ главного командования был отрицательным. «Капитуляция исключена. Армии выполнять свою историческую задачу, чтобы своим стойким сопротивлением до последней возможности облегчить создание нового фронта в Ростове и севернее и отвод кавказской группы армий».[4]

Совинформбюро. 20 января войска Воронежского фронта сломили сопротивление блокированного гарнизона противника и овладели городом Острогожск. На Юго-Западном фронте наши войска, продолжая развивать наступление, заняли районный центр и крупную железнодорожную станцию Белокуракино, районный центр Беловодск, крупные населённые пункты — Даниловка, Городище, Большая Черниговка, Митякинская и железнодорожную станцию Чеботовка. Войска Южного фронта в результате решительной атаки овладели городом и крупной железнодорожной станцией Пролетарская. Войска Закавказского фронта в результате упорного боя овладели городом и крупной железнодорожной станцией Невинномысск, районным центром Икон-Халк, железнодорожной станцией Эркен-Шахар, населёнными пунктами — Эркен-Халк, Клычевский и другими.

21 января 1943 года. 579-й день войны

Северо-Кавказская операция. 9-я армия (К. А. Коротеева) Северной группы войск Закавказского фронта овладела железнодорожной станцией Курсавка и вышла на южные подступы Ставрополя. 347-я стрелковая дивизия 44-й армии начала штурм города с востока. 21 января войска Закавказского фронта, при поддержке партизан и рабочих местных предприятий освободили г. Ставрополь.

Совинформбюро. 21 января войска Закавказского фронта в результате упорного боя овладели городом Ставрополь, районными центрами — Тахта, Труновское, Кугульта, Старо-Марьевка. Войска Воронежского фронта, продолжая развивать наступление, заняли районный центр Синие Липяги, железнодорожную станцию Голофеевка и ряд населённых пунктов. Войска Юго-Западного, Южного, Волховского и Ленинградского фронтов вели боя на прежних направлениях.

22 января 1943 года. 580-й день войны

Операция «Кольцо». Войска 64, 57 и 21-я армий Донского фронта (К. К. Рокоссовский) возобновили наступление по всему фронту. В 22-километровой полосе наступления 64, 57-й и 21-й армий было сосредоточено 4100 орудий и миномётов.

Группа армий «Дон». Манштейн: «22 января русские подошли к аэродрому Гумрак, так что посадка самолётов, обеспечивавших снабжение 6 армии, стала невозможной. Генерал-полковник Паулюс доложил, что он не имеет возможности ликвидировать брешь, образовавшуюся в районе Гумрака. Боеприпасы и продовольствие были на исходе. Он просил у Гитлера разрешения начать переговоры о капитуляции… После долгих и резких споров Гитлер отклонил просьбу, исходившую от Паулюса и от меня, и отдал армии приказ продолжать бой до последней возможности. Он обосновал свою точку зрения тем, что каждый день, на который удастся задержать находящиеся под Сталинградом дивизии противника и оттянуть их переброску на другой участок фронта, будет иметь решающее влияние на общую обстановку на фронте. Но обстановка и без того была критической, так как русские разгромили тем временем и венгерскую армию на Дону, вследствие чего группы армий „Б“ практически больше не существовало. В нашем фронте образовалась брешь, простиравшаяся от Ворошиловграда на Донце до Воронежа на Дону. Крупные силы противника, наступавшие здесь, имели почти полную свободу действий. Представлялось более чем сомнительным, удастся ли в этой обстановке спасти группу армий „Дон“ и группу армий „А“, отходившую в это время с Северного Кавказа.

Гитлер считал, что если 6 армия и не сможет сохранить дольше сплошной фронт, она сможет продолжать сопротивление в течение некоторого времени в нескольких небольших котлах… Есть, конечно, случаи, когда военачальник не может взять на себя ответственность за выполнение данного ему приказа. Это случаи, когда он бывает вынужден сказать то, что сказал Зейдлитц в битве при Цорндорфе: „После битвы король может располагать моей головой, но во время битвы пусть он мне позволит самому пользоваться ею“. Ни один генерал не сможет оправдать своё поражение в битве тем, что он был обязан выполнять приказ, приведший к поражению, хотя и знал, что нужно было действовать иначе. В этом случае остаётся только один путь — неподчинение приказу, и за это он отвечает головой. Судьбу его обычно решает успех или неудача.[3](стр. 401)

Северо-Кавказская операция. 51-я армия (Н. И. Труфанов) и 28-я армия Южного фронта (А. И. Ерёменко) овладели Сальском и выдвинулись на рубеж Красный Маныч — Богородицкое, где была установлена связь с конно-механизированной группой Северной группы войск Закавказского фронта.

Совинформбюро. 22 января войска Южного фронта в результате решительной атаки овладели городом и крупным железнодорожным узлом Сальск, районными центрами Константиновская, Весёлый, крупным населённым пунктом Новый Егорлык. На Северном Кавказе войска Закавказского фронта овладели городом Микоян-Шахар, районным центром Удобная, крупными населёнными пунктами Донское, Зеленчук-Мостовой. Войска Юго-Западного фронта овладели городом и районным центром Станично-Луганское, железнодорожным узлом Кондрашевская, районным центром и железнодорожной станцией Ново-Айдар, районным центром Евсуг.

23 января 1943 года. 581-й день войны

Ставка Верховного Главнокомандования директивой № 30024 от 23 января поставила задачу: наступлением смежных флангов Южного фронта и Северной группы войск Закавказского фронта в направлении на Батайск, Азов отрезать пути отхода к Ростову основным силам группы армий „А“. Черноморской группе войск Ставка приказала главные усилия сосредоточить северо-восточнее Новороссийска, с тем чтобы ударом на Крымскую и далее на север отрезать пути отхода противнику на Таманский полуостров; одновременно с этим армии правого крыла группы выдвинуть в район Краснодара.

Группа армий „А“. Отступающая немецкая 1-я танковая армия к вечеру 23 января организовала оборону на рубеже Белая Глина, Ново-Александровская, Армавир, Лабинская, сомкнув у Белой Глины свой левый фланг с отошедшим сюда правым флангом 4-й танковой армии из группы армий „Дон“.

Совинформбюро. 23 января войска Закавказского фронта в результате стремительного наступления овладели городом Армавир, районным центром и железнодорожной станцией Развильное, районным центром и железнодорожной станцией Изобильное, районными центрами — Советская, Отрадная. Войска Воронежского фронта, продолжая развивать наступление, овладели районным центром и крупной железнодорожной станцией Волоконовка, районным центром Будённое. Войска Южного фронта овладели районным центром и железнодорожной станцией Целина, совхозом Гигант, железнодорожной станцией Трубецкая.

24 января 1943 года. 582-й день войны

Воронежско-Касторненская операция. (см. карту [city-voronezh.narod.ru/images/kast43.jpg Воронежско-Касторненская операция. (162КБ) ]) Началась Воронежско-Касторненская наступательная операция войск 38-й, 40-й и 60-й армий Воронежского и 13-й армии Брянского фронтов при поддержке 15-й и 2-й воздушных армий. С утра 24 января из-за метели видимость была крайне ограниченной. Начало артиллерийской подготовки перенесли сначала на 12 часов дня, потом — на 12.30. Плохая видимость снизила эффективность огня артиллерии. Операция началась ударом войск 40-й армии (К. С. Москаленко) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) на Касторное с юга. Одновременно с пехотой начал наступление 4-й танковый корпус. За день корпус, с трудом пробивавшийся через снежные заносы, смог преодолеть 16 км. Стрелковые дивизии 40-й армии продвинулись на 3—6 км.

Острогожско-Россошанская операция. В течение 19—24 января была ликвидированы группировки противника в Острогожске и в районе северо-восточнее Алексеевки, где в плен сдались около 9 тыс. человек, примерно столько же было уничтожено в ходе боёв и около 12 тыс. человек смогли пробиться по коридору на запад.

Операция „Кольцо“. К исходу дня войска 64-й и 57-й армий Донского фронта (К. К. Рокоссовский) подошли к юго-западной и западной окраинам Сталинграда. 24 января Паулюс по радио доносил в гитлеровскую ставку: „Докладываю обстановку на основе донесений корпусов и личного доклада тех командиров, с которыми я мог связаться: войска не имеют боеприпасов и продовольствия; связь поддерживается только с частями шести дивизий. На южном, северном и западном фронтах отмечены явления разложения дисциплины. Единое управление войсками невозможно. На восточном участке изменения незначительные. 18 000 раненым не оказывается даже самая элементарная помощь из-за отсутствия перевязочных средств и медикаментов. 44, 76, 100, 305 и 384-я пехотные дивизии уничтожены. Ввиду вклинения противника на многих участках фронт разорван. Опорные пункты и укрытия есть только в районе города, дальнейшая оборона бессмысленна. Катастрофа неизбежна. Для спасения ещё оставшихся в живых людей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию. Паулюс“. Гитлер ответил на следующий день: „Запрещаю капитуляцию! Армия должна удерживать свои позиции до последнего человека и до последнего патрона!“[4]

Группа армий „Дон“. Манштейн: 24 января штаб группы армий получил сообщение: „Крепость может быть удержана только считанные дни. Из-за отсутствия снабжения люди обессилели, оружие лишено подвижности. Последний аэродром в ближайшее время будет потерян, в результате чего возможность снабжения будет сведена к минимуму. Оснований для выполнения боевой задачи и удержания Сталинграда больше нет. Русские уже теперь осуществляют прорывы в разных пунктах фронта, так как целые участки оголены ввиду гибели людей. Героизм командиров и солдат не сломлен, несмотря ни на что. Чтобы использовать эту возможность для нанесения последнего удара, я намерен, не дожидаясь окончательного крушения обороны, отдать всем частям приказ организованно пробиваться на юго-запад. Отдельным группам удастся пробиться и дезорганизовать тыл противника. Если же мы останемся на месте, то, несомненно, все погибнут, пленные также умрут от голода и холода. Предлагаю вывезти из котла отдельных специалистов — солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолётов станет невозможной. Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может. Паулюс“.

„Ответ ОКХ: Донесение принято. Оно полностью совпадает с моими предположениями, сделанными 4 дня назад. Повторно докладывал фюреру. Фюрер решил:

1. В отношении попытки пробиться: фюрер оставил за собой право принять окончательное решение…

2. В отношении эвакуации специалистов: фюрер в просьбе отказал… Цейтцлер“.

В связи с этой радиограммой Паулюса я хотел бы сказать об эвакуации отдельных лиц следующее… Нормы солдатской этики требуют, чтобы в первую очередь были эвакуированы раненые… Но эвакуация специалистов могла быть произведена только за счёт эвакуации раненых… Но в той обстановке, в какой находилась 6 армия, по понятиям немецкой солдатской этики, когда речь шла о спасении жизни, офицеры должны были уступить первую очередь солдатам, за которых они несли ответственность.»[3](стр. 399)

Северо-Кавказская операция. 24 января Северная группа войск Закавказский фронта была преобразована в Северо-Кавказский фронт (И. И. Масленников). В состав Северо-Кавказского фронта включались войска 9, 37, 44 и 58-й армий, 4-й Кубанский и 5-й Донской гвардейские казачьи кавалерийские корпуса и все остальные соединения и части Северной группы войск, в состав фронта вошла также 4-я воздушная армия.

Совинформбюро. 24 января войска Юго-Западного фронта, в результате решительной атаки, овладели городом и железнодорожной станцией Старобельск, крупными населёнными пунктами Павловка, Шульгинка, Бахмутовка, железнодорожной станцией Красноозёровка. Войска Закавказского фронта овладели районными центрами Песчанокопское, Молотовское, крупными населёнными пунктами — Красная Поляна, Ново-Михайловское, Безопасное, Краснооктябрьский, Каменнобродская, Воскресенская и железнодорожной станцией Песчанокопская.

25 января 1943 года. 583-й день войны

Воронежско-Касторненская операция. Немецкое командование, из-за угрозы окружения, было вынуждено принять решение о выводе своих дивизий из Воронежа и в ночь на 25 января начало отводить войска за Дон. 60-я армия (И. Д. Черняховский) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) немедленно перешла к преследованию противника. Она разгромила его части прикрытия и к рассвету 25 января полностью освободила Воронеж. 4-й танковый корпус (А. Г. Кравченко) с ходу ворвался в Горшечное. Прорыв на Горшечное обеспечил успех стрелковых соединений 40-й армии, продвинувшихся 25 января на 6—18 км.

Операция «Кольцо». Войска 65-й армии (П. И. Батов) Донского фронта (К. К. Рокоссовский) 25 января заняли опорные пункты Александровка, Городище. 64-я и 57-я армии, наступавшие с юга от Сталинграда, прорвали оборону гитлеровцев на внутреннем обводе и, разгромив гарнизоны врага в Купоросном, Ельшанке, Песчанке, на ст. Воропоново, в с. Алексеевка, на ст. Садовой, продвигались на восток и северо-восток. 62-я армия вышла на западные окраины посёлков. Дивизии Горишного, Соколова. Людникова, Гурьева и Родимцева повернули на север, на уничтожение северной группы фашистских войск в районах заводов и заводских посёлков. Дивизия Батюка была повернута на юг против южной группировки противника.

Совинформбюро. 25 января войска Воронежского фронта, перейдя в наступление в районе Воронежа, опрокинули части немцев и полностью овладели городом Воронеж. Войска Юго-Западного фронта овладели районным центром Лозно-Александровка и рядом других населённых пунктов. На Южном фронте наши войска овладели населёнными пунктами — Красный Маныч, Журавлёвка, Благодатная. На Северном Кавказе наши войска овладели районным центром и железнодорожной станцией Белая Глина, крупными населёнными пунктами — Кармалиновская, Фельдмаршальский, Привольный, Ново-Кубанское.

26 января 1943 года. 584-й день войны

Воронежско-Касторненская операция. 60-я армия (И. Д. Черняховский) и 38-я армия (H. E. Чибисов) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков) нанесли удары в сторону Касторное с юго-востока и северо-востока. С севера на Касторное начала наступать 13-я армия (H. П. Пухов) Брянского фронта. К исходу 26 января она прорвала оборону противника на глубину 6—7 км. В тот же день войска 40-й армии продвинулись ещё на 10 км. У противника ещё оставался почти 60-километровый коридор для выхода из-под угрозы окружения на запад.

Операция «Кольцо». Утром 26 января 51-я и 52-я гвардейские стрелковые дивизий и 121-я танковая бригада 21-й армии Донского фронта (К. К. Рокоссовский) в районе посёлка Красный Октябрь и на скатах Мамаева кургана соединились с 13-й гвардейской и 284-й стрелковыми дивизиями 62-й армии, наступавшими из города. Правофланговому соединению 65-й армии — 233-й стрелковой дивизии генерал-майора И. Ф. Баринова после тяжёлого боя в районе посёлка Красный Октябрь тоже удалось установить связь с командирами 13-й и 39-й гвардейских дивизий 62-й армии. Таким образом, 26 января войска противника были расчленены на две группы: южную — скованную в центральной части города, и северную — зажатую в районе заводов «Баррикады» и Тракторный. В южной части города, окружённые 64, 57-й и 21-й армиями, находились остатки шести пехотных, двух моторизованных и одной кавалерийской дивизий. Войсками 62, 65-й и 66-й армий в северной части города были окружены остатки трёх танковых, одной моторизованной и восьми пехотных дивизий.

Совинформбюро. Войска Донского фронта, продолжая наступление против немецко-фашистских войск, окружённых в районе Сталинграда, после ожесточённых боёв, преодолев многочисленные мощные укрепления противника, закончили в основном ликвидацию окружённой группировки. Остались ещё не ликвидированными две разрозненные и изолированные друг от друга небольшие группы противника общей численностью не более 12.000 человек, из коих одна группа находится севернее Сталинграда и другая ближе к центральной части Сталинграда. Обе эти группы противника обречены, и ликвидация их — вопрос двух-трёх дней. 26 января войска Юго-Западного, Южного, Северо-Кавказского, Воронежского, Волховского и Ленинградского фронтов вели наступательные бои на прежних направлениях.

27 января 1943 года. 585-й день войны

Воронежско-Касторненская операция. С утра 27 января 4-й танковый корпус А. Г. Кравченко, получив доставленное самолётами У-2 горючее, перешёл в наступление из района Горшечного в направлении на Касторное. К исходу дня передовой отряд корпуса вышел на южные подступы к Касторному. Корпусом были перехвачены пути отхода противника на юго-запад. Следовавшая за 4-м танковым корпусом 25-я гвардейская стрелковая дивизия 27 января вышла в Горшечное и заняла перекрестки дорог в этом районе. К исходу 27 января 13-я армия (H. П. Пухов) Брянского фронта, наступавшая с севера, преодолела оборону противника на глубину до 20 км, расширив прорыв до 25 км.

Острогожско-Россошанская операция. 27 января капитулировали остатки окружённых 3, 4 и 156-й итальянских дивизий вместе с их штабами. Завершилась Острогожско-Россошанская наступательная операция Воронежского фронта, в результате которой были разгромлены 2-я венгерская армия, 8-й итальянский альпийский, 24-й немецкий танковый корпуса и немецкий корпус особого назначения «Крамер». Войска фронта прорвали оборону противника на 250-километровом фронте и продвинулись на запад на 140 километров. Они освободили до 3 тыс. населённых пунктов, важные в оперативном отношении железнодорожные участки Лиски—Кантемировка и Лиски — Валуйки, что создавало благоприятные условия для дальнейшего наступления на харьковском направлении и в Донбассе. В ходе Острогожско-Россошанской операции было уничтожено более 15 дивизий врага, а 6 дивизиям нанесено тяжёлое поражение. В боях с 13 по 27 января войска Воронежского фронта взяли в плен свыше 86 тыс. солдат и офицеров противника.[6] (стр. 105)

Операция «Кольцо». С 27 января начались бои по ликвидации расчлененных группировок. Немецкие солдаты и офицеры, несмотря на приказы старших командиров, большими группами сдавались в плен. Вместе с тем враг все ещё не прекращал сопротивления. В южном секторе особенно упорная борьба шла за элеватор, хлебозавод, вокзал Сталинград-II, даргорскую церковь и прилегающие к ним здания. Войска 64, 57-й и 21-й армий Донского фронта (К. К. Рокоссовский) с юго-запада и северо-запада сжимали кольцо окружения вокруг южной группировки противника.

Совинформбюро. 27 января войска Воронежского фронта овладели районным центром и крупной железнодорожной станцией Горшечное, крупными населёнными пунктами — Берёзово-Колодезь, Старо-Меловое, Ново-Меловое, Городище 1-е и 2-е. На Южном фронта наши войска овладели районным центром Егорлыкская и железнодорожной станцией Атаман. Войска Северо-Кавказского фронта овладели районным центром и железнодорожной станцией Ново-Александровская, крупными населёнными пунктами — Средний Егорлык, Расшеватская, Григориполисская, Отрадо-Ольгинское и железнодорожной станцией Григорополисский. Войска Закавказского фронта овладели городом Нефтегорск и районным центром Апшеронская.

28 января 1943 года. 586-й день войны

Воронежско-Касторненская операция. 28 января с севера к Касторному вышла 180-я танковая бригада 38-й армии (H. E. Чибисов) Воронежского фронта (Ф. И. Голиков), с востока — 118-я танковая бригада 13-й армии (H. П. Пухов) Брянского фронта, а к южной окраине города подошли части 4-го танкового корпуса (А. Г. Кравченко). К утру 29 января большая часть Касторного была освобождена. Юго-восточнее города до девяти вражеских дивизий оказались в окружении.

Совинформбюро. 28 января наши войска после решительной атаки овладели городом и крупным железнодорожным узлом Касторное. Войска Северо-Кавказского фронта овладели районным центром и железнодорожным узлом Курганная, районным центром и железнодорожной станцией Ново-Покровская, районным центром и железнодорожной станцией Гулькевичи, районными центрами — Калниболотская, Ильинская, крупными населёнными пунктами Петропавловская, Михайловская и железнодорожной станцией Отрадо-Кубанское.

29 января 1943 года. 587-й день войны

Воронежско-Касторненская операция. 29 января немецкие части, окружённые в районе Касторного, начали прорыв на запад и выбили из Горшечного советскую 25-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Пробивавшиеся из окружения немецкие части разделились на три группы. Группы Зиберта и Бёкемана пробивались из района Горшечного строго на запад, а группа Гольвитцера — на юго-запад через Старый Оскол. На путях отхода немецких войск остались только два полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии и 102-я танковая бригада 4-го танкового корпуса.

Ворошиловградская операция. (см. карту [velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/voroshilovgrad_oper.gif Ворошиловградская операция. (71 КБ) ]) 29 января 1943 г. началась Ворошиловградская наступательная операция войск Юго-Западного фронта (Н. Ф. Ватутин) под кодовым наименованием «Скачок». 6-я армия (Ф. М. Харитонов) Юго-Западного фронта (Н. Ф. Ватутин) атаковала правое крыло армейской группы Ланца, позиции 298-й пехотной дивизии в районе Купянска и 320-й пехотной дивизии на реке Красная. 1-я гвардейская армия (В. И. Кузнецова) Юго-Западного фронта (Н. Ф. Ватутин) форсировала скованную льдом реку Красная и атаковали позиции, занимавшиеся мотопехотой 19-й танковой дивизии к северу от Лисичанска. В этом районе советское наступление было встречено сильным артиллерийским огнём и яростными контратаками. В первый день в бой была введена подвижная группа M. M. Попова. В составе группы действовали четыре танковых корпуса, но в них было всего 137 танков. После прорыва первой полосы обороны наступающий танковый корпус (Полубоярова) и две стрелковые дивизии двинулись на юго-запад в направлении Красного Лимана и узловых железнодорожных станций Славянск и Барвенково.

Совинформбюро. На днях наши войска, расположенные западнее Воронежа, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. За три дня напряжённых боёв нашими войсками занято более 200 населённых пунктов, в том числе город и крупный железнодорожный узел Касторное, районные центры — Волово, Голосновка, Землянск, Гремячье, Хохол, районные центры и железнодорожные станции — Горшечное, Лачиново, Семилуки, железнодорожные станции — Латная, Курбатово, Прокурово, Набережное. 29 января войска Воронежского фронта в результате решительной атаки овладели городом и крупной железнодорожной станцией Новый Оскол. Войска Северо-Кавказского фронта после упорных боёв овладели городом и крупным железнодорожным узлом Кропоткин, районным центром Темиргоевская.

30 января 1943 года. 588-й день войны

Операция «Искра». Завершилась наступательная операция 67-й армии (М. П. Духанов) Ленинградского фронта (Л. А. Говоров) и 2-й ударной армии Волховского фронта (К. А. Мерецков), в результате которой войска фронтов прорвали сильно укреплённую оборону противника и восстановили сухопутную связь Ленинграда со страной по коридору шириной 8-11 км. Прорыв блокады города явился переломным моментом в битве за Ленинград. С января 1943 г. инициатива ведения боевых действий под Ленинградом перешла к советским войскам. Общие потери Ленинградского и Волховского фронтов в ходе операции «Искра» с 12 по 30 января составили 115 082 человека. На Ленинградском фронте безвозвратные потери составили 12 320 человек, санитарные — 28 944 человека. На Волховском фронте безвозвратные потери составили 21 620 человек, а санитарные — 52 198 человек.[2](стр. 468)

Операция «Кольцо». 30 января войска 64-й (М. С. Шумилов) и 57-й армий Донского фронта (К. К. Рокоссовский), расчленив южную группировку противника, вплотную подошли к центру города. Войска левого фланга 64-й армии — 29-я стрелковая дивизия, 38-я мотострелковая бригада и 36-я гвардейская стрелковая дивизия — вели бои за центральную часть города. 7-й стрелковый корпус и 204-я стрелковая дивизия армии М. С. Шумилова уничтожали врага к северу от устья р. Царицы, вдоль берега Волги. 38-я мотострелковая бригада полковника И. Д. Бурмакова штурмом взяла остатки зданий городского театра и Дома Советов, расположенных на площади Павших борцов. 38-я мотострелковая бригада во взаимодействии с 329-м инженерным батальоном ночью с 30 на 31 января блокировала здание универмага, в подвале которого размещается штаб 6-й немецкой армии во главе с командующим. 30 января Ф.Паулюс получил последнюю радиограмму от Гитлера. Она гласила: «Поздравляю Вас с производством в генерал-фельдмаршалы».[4]

Совинформбюро. 30 января войска Северо-Кавказского фронта в результате решительной атаки овладели городом и крупным железнодорожным узлом Тихорецк, районным центром и железнодорожной станцией Ладожская, районными центрами Архангельская, Тбилисская, железнодорожными станциями Гречишкино, Малороссийская. Войска Закавказского фронта овладели городом Майкоп. Войска Воронежского фронта овладели районным центром Нижнедевицк, районным центром и железнодорожной станцией Чернянка, районным центром Нижняя Ведуга, железнодорожной станцией Нижнедевицк.

31 января 1943 года. 589-й день войны

Операция «Кольцо». Адъютант Паулюса полковник Адам выразил готовность вести переговоры. Представители советского командования предъявили ультиматум о немедленном прекращении сопротивления и о полной капитуляции южной группы войск, который был принят немецким командованием. Южная группировка 6-й немецкой армии полностью прекратила сопротивление.

К. К. Рокоссовский: «Вместе с этой группой вражеских войск был пленен со своим штабом и фельдмаршал Паулюс, который в тот те день вечером был доставлен к нам в штаб фронта… Наша беседа не носила характера допроса. Это был разговор на текущие темы, главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров. В самом начале фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на вопросы, которые вели бы к нарушению им присяги. Мы обещали таких вопросов не касаться. К концу беседы предложили Паулюсу дать распоряжение подчинённым ему войскам, находившимся в северной группе, о прекращении бесцельного сопротивления. Он уклонился от этого, сославшись на то, что он, как военнопленный, не имеет права давать такое распоряжение.»[5](стр. 181)

Совинформбюро. Войска Донского фронта в боях 27-31 января закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окружённых западнее центральной части Сталинграда. В ходе боёв, а также показаниями захваченных в плен немецких генералов установлено, что к 23 ноября 1942 года под Сталинградом было окружено по меньшей мере 330 тысяч войск противника, если считать также тыловые, строительные и полицейские части, а не 220 тысяч, как сообщалось об этом ранее… Сегодня нашими войсками взят в плен вместе со своим штабом командующий группой немецких войск под Сталинградом, состоящей из 6-й армии и 4-й танковой армии, — генерал-фельдмаршал Паулюс и его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт… Всего, следовательно, взято в плен 16 генералов…

31 января войска Закавказского фронта овладели районным центром и узловой железнодорожной станцией Белореченская, районными центрами Горячий Ключ и Рязанская. Войска Северо-Кавказского, Воронежского, Юго-Западного, Южного, Ленинградского и Волховского фронтов продолжали наступательные бои на прежних направлениях.

Перечень карт

  1. [velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/velikie_luki_oper.gif Великолукская наступательная операция 24 декабря 1942 г. — 20 января 1943 года] (140 КБ)
  2. [web.archive.org/web/20110816161518/velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/rostov_oper_1943.gif Ростовская наступательная операция 1 января — 18 февраля 1943 года] (94 КБ)
  3. [hamster02.narod.ru/081.jpg Северо-Кавказская наступательная операция 1 января — 4 февраля 1943 года] (1,29 МБ)
  4. [dp60.narod.ru/image/maps/342_a.jpg Ликвидации окружённой группировки немецко-фашистских войск 10 января — 2 февраля 1943 года ] (192 КБ)
  5. [hamster02.narod.ru/083.jpg Прорыв блокады Ленинграда. Январь 1943 года (1,03 МБ) ]
  6. [web.archive.org/web/20110817212531/velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/ostrogozh-rossosh.gif Острогожско-Россошанская операция. (101 КБ)]
  7. [city-voronezh.narod.ru/images/kast43.jpg Воронежско-Касторненская операция. (162КБ) ]
  8. [velikvoy.narod.ru/karta/front_armiya_oper/voroshilovgrad_oper.gif Ворошиловградская операция. (71 КБ) ]

Список литературы

  1. [www.soldat.ru/doc/sovinfburo/ Сводки, сообщения Совинформбюро и Приказы Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР. 1941—1945 гг.]
  2. 1 2 3 4 5 6 [militera.lib.ru/h/isaev_av6/index.html Исаев А. В. Когда внезапности уже не было. История ВОВ, которую мы не знали. — М.: Яуза, Эксмо, 2006.]
  3. 1 2 3 4 5 [militera.lib.ru/memo/german/manstein/index.html Манштейн Э. Утерянные победы. — М.: ACT; СПб Terra Fantastica, 1999]
  4. 1 2 3 4 [militera.lib.ru/h/samsonov1/index.html Самсонов А. М. Сталинградская битва, 4-е изд., испр. и доп.— М.: Наука, 1989.]
  5. 1 2 3 4 [militera.lib.ru/memo/russian/rokossovsky/index.html Рокоссовский К. К. Солдатский долг. — М.: Воениздат, 1988.]
  6. 1 2 [www.soldat.ru/files/4/6/17/ История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945. Том третий. Воениздат. МО СССР М. −1961]

Напишите отзыв о статье "Хроника Великой Отечественной войны/Январь 1943 года"

Отрывок, характеризующий Хроника Великой Отечественной войны/Январь 1943 года

Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.